Эдуард Бшайд. Смотрю, чтобы Лукашенко не забрасывал

Корреспондент “ПБ” встретился с Бшайдом в минской гостинице “Беларусь” и расспросил его о спорте или не только, благо за долгую жизнь убеленный сединами немец повидал многое. Эдуард оказался весьма бодрым и общительным человеком, для которого спорт — это действительно вся жизнь. Он рассказал немало интересного, а в конце беседы поинтересовался, не продается ли наша газета в Германии, и с сожалением узнал, что нет. Еще ветеран предложил называть его на “ты” — но язык, честно говоря, как-то не поворачивался.

— Любопытно, а в команде к вам тоже обращаются на “ты”?
— Конечно! Даже более того: все зовут меня просто Эдди. В спорте не бывает никаких “вы”. Хотя партнеры по сборной годятся мне в сыновья, а то и во внуки. Средний возраст нашей команды — 42 года. А второму по возрасту хоккеисту, если не ошибаюсь, 52.

— Как вам вообще Рождественский турнир?
— Он всегда производит очень хорошее впечатление. Я ведь здесь уже далеко не в первый раз. Если быть точным — в девятый. Организация замечательная. И постоянно выхожу на лед, в каждой встрече. Правда, ненадолго — минуты на две или три. Помню, однажды в матче с финнами даже исполнял буллит. Так волновался — аж вспотел. А когда наша сборная встречается с белорусской, моя задача — играть персонально против Лукашенко.

— В самом деле?!
— Да-да. Смотрю, чтобы он не забросил шайбу в наши ворота! И знаешь, за все эти девять лет ваш президент ни разу не сумел отличиться, когда я был на льду.

— Как вам вообще игра Лукашенко?
— У него очень хороший, нацеленный бросок. Хотя катается не идеально. Наверное, он вообще не был профессиональным хоккеистом? Это видно. Но когда ваш президент оказывается перед воротами, вокруг него классные мастера. Они выводят его на ударную позицию — а уж бросать Лукашенко умеет здорово.

— Вы самый возрастной хоккеист Германии? А может, и всего мира?
— На родине — точно единственный, кому уже за восемьдесят. А в других странах — не знаю. Наверное, в Канаде тоже есть игроки такого возраста или даже старше.

— Кроме Минска, выступаете на турнирах где-то еще?
— Безусловно. У нас любительская команда, которая регулярно тренируется и играет. Проводим занятия на льду по два раза в неделю. Только я ведь занимаюсь не одним хоккеем. Увлекаюсь легкой атлетикой. До сих пор пробегаю стометровку, прыгаю в высоту…

— И как результаты?
— В прыжке сейчас — 108 сантиметров. А стометровку пробегаю за 17,93 секунды! Помимо этого, метаю диск, молот, копье, ядро — в общем, все, что только можно. По возможности езжу на велосипеде, коньках, роликах. Я всегда предпочитал вести активный образ жизни. Играл в футбол и хоккей, пусть и на любительском уровне. Заканчивать как-то не хотелось — вот до сих пор и участвую в матчах. Когда постоянно находишься в движении, это помогает сохранить здоровье. Поэтому для молодых людей у меня один совет: занимайтесь спортом всю жизнь! Тренированный организм — хороший организм.

— Что говорят по поводу ваших увлечений врачи?
— А доктор, собственно, мне и не нужен. Только раз в год выбираюсь на плановое медобследование. Проверяю, как работает сердце, почки, другие органы. Но никаких медикаментов не принимаю вообще.

— Профессиональным спортсменом, я так понял, вы никогда не были?
— Нет. Ни в каких лигах не выступал, всю жизнь занимался коммерцией. У меня была своя фирма — собственно, осталась и сейчас, но делами теперь главным образом заведует сын. Я же вроде почетного президента.

— Можете назвать свою жизнь счастливой?
— Конечно, даже очень. Ну согласись: просто чтобы дожить до моего возраста, нужна определенная удача! Обойтись без болезней, травм…

— В Германии многие пожилые люди ведут активный образ жизни?
— Да. Я участвую в легкоатлетических чемпионатах Германии, Баварии и так далее. И в каждом из них немало моих ровесников. Или вот, например: я являюсь членом местного спортивного клуба, в котором, кроме меня, еще пять человек. Всем им уже за восемьдесят. Буквально через день встречаемся, проводим тренировки по метанию копья, толканию ядра и так далее.

— А марафон вы бегали?
— Один раз в жизни, в Мюнхене. В 1978 году — мне тогда, несложно подсчитать, было сорок шесть. Сейчас, думаю, максимум преодолею два километра. Правда, я никогда и не увлекался бегом на длинные дистанции. Предпочитал и по сей день предпочитаю спринт — сто, двести метров.

— С молодежью легко находите общий язык?
— Вполне. Забыл сказать, я ведь еще был тренером — как в футболе, так и в хоккее. Занимался с подрастающим поколением. Понятно, на любительском уровне: сам-то не был спортивным профессионалом. Так что привык работать с теми, кто моложе. Конечно, все поколения отличаются друг от друга. А сейчас люди по сравнению с моими ровесниками вообще растут совершенно в другом мире. Естественно, эти ребята не такие, каким был я в их возрасте. Однако что поделать? Это закономерный процесс. Считаю, это я должен к ним приспосабливаться, а не они ко мне.

— Освоили компьютер?
— Нет, совершенно на нем не работаю. Даже электронной почтой не пользуюсь. Зато до сих пор вожу машину. У моей фирмы есть большой грузовик, так в прошлом году как-то сидел и за его рулем. А дома много смотрю телевизор. В основном, разумеется, спортивные трансляции.

— Из белорусских атлетов можете кого-то назвать?
— А как же — Домрачеву! Она же недавно вышла замуж за… как же его? Тоже знаменитый биатлонист. Точно, Бьерндален! И у них родился ребенок, верно? Постоянно слежу за биатлоном, люблю этот вид спорта. Все время езжу на соревнования в Рупольдинг. Если говорить о ваших хоккейных клубах, знаю минское “Динамо”. Во время нынешнего приезда мы ходили на его матч с “Северсталью”. А еще, знаю, в Беларуси есть футбольная команда, часто выступающая в Лиге чемпионов. Ох, как же ее название…

— БАТЭ.
— Точно, БАТЭ Борисов! Смотрел его матчи. Регулярно слежу за Лигой чемпионов.

— Александра Глеба знаете? Играл в “Штутгарте”…
— Кто, Глеб? Да-да, что-то припоминаю…

— Как вам вообще Минск?
— Красивый! Все люди кажутся очень милыми, приветливыми. Так и есть на самом деле, да? Сейчас холодно, но для меня десять или пятнадцать градусов мороза — не проблема. Хотя в Баварии, где я живу, такой погоды практически не бывает. Помню, пару лет назад температура внезапно опустилась до минус двадцати, однако всего на несколько дней.

— У вас счастливая жизнь, однако детство, наверное, было тяжелым?
— Определенно. Сам посуди: я родился в 1932-м, а в 39-м началась война. Мне было семь лет, я в том году только пошел в школу. В Мюнхене тогда приходилось очень трудно — американцы, англичане сбрасывали на город много бомб. Правда, я жил не в самом городе, а в пятидесяти километрах от него. Собственно, там же, где и сейчас. У нас маленький город, и бомбардировкам он подвергался не так часто. Однако налеты случались, и у нас в подвале дома соорудили небольшое бомбоубежище, куда в случае воздушной тревоги мы бежали, чтобы спрятаться… Так что было опасно. Пришлось пережить всякое.

— Будучи ребенком, что вы понимали о войне?
— Ну, в том возрасте я мало интересовался политикой. У детей все-таки другие увлечения. Да и у нас была только одна газета, которую выпускала правящая нацистская партия. Ничего другого не читали, и объективная информация до народа просто не доходила. Уже потом мы осознали, что вообще происходило, что натворила тогдашняя власть. Стало ясно: Гитлер был просто больным человеком. Это мое мнение — разве не так? Но к этому выводу люди пришли позже. А так даже в ходе войны обычные, маленькие люди в Германии вообще не имели понятия о концлагерях и прочих ужасах. Точнее, знали, что эти лагеря существуют в принципе, однако о происходившем в них информации не поступало. Все новости узнавали из партийной газеты, других-то не было. А там, понятно, ничего подобного не писали. Пропаганда делала свое дело.

— Подростков, наверное, массово загоняли в гитлерюгенд?
— Да, но туда принимали только с четырнадцати лет. Мне же на момент окончания войны исполнилось тринадцать, так что я побывал лишь в дойчеюгенде. Существовала и такая организация, ее членами становились все ребята с десяти до четырнадцати. Впрочем, там ничего особенного не было.

— После окончания войны Германия жила тяжело?
— Первые три года — очень. Но в 1948-м ввели новые деньги, после чего стало легче. А потом, как известно, страна разделилась на две части. Там, где жил я, была американская оккупационная зона. В ней жилось немного легче, чем в остальных. Хотя информации о происходившем в других местах опять же не хватало. ГДР и ФРГ появились лишь в конце сороковых, до этого страна была просто разделена на четыре оккупационные зоны. Еще позже построили Берлинскую стену, и для многих немцев это стало настоящей драмой. Некоторые семьи были разделены — жили в одном городе неподалеку друг от друга, а видеть родственников не имели возможности. Кошмар! К счастью, в нашей семье подобного не было. Все мы оказались в ФРГ, на Востоке — никого. О происходившем в ГДР я узнавал в основном по газетам.

— Какое представление имели о Советском Союзе?
— Мы знали, что там правит диктатор Сталин. Он тоже был нехорошим человеком — по крайней мере это мое мнение. Гитлер плохой, но и Сталин ничем не лучше. Разве не так? Для меня оба одинаковы. Сталин хотел любыми способами остаться у власти. Те, кто выражал с ним несогласие, исчезали. Только потом, через несколько десятилетий, пришел Горбачев и все изменилось.

— В Германии Михаила Сергеевича уважают…
— Это правда, он у нас очень популярен. Без него сейчас все выглядело бы по-другому. Смотри, на карте появилась независимая Беларусь. Или же Украина, Литва — новые государства. Германия вновь стала единой. Все это сделал Горбачев. Мое мнение: если бы не он, подобное было бы невозможно.

— Чувствуется, политика вас интересует не меньше спорта.
— А как же! По сей день охотно смотрю телепередачи и на эту тему.

— Ангела Меркель вам нравится?
— Да, да, да… Только в последнее время меньше, чем раньше. За эти годы она допустила ряд ошибок. Прежде всего, считаю, это касается иммигрантов. Из Турции через Балканы и Австрию к нам приехало очень много людей. Я же живу в Баварии, которая граничит с Австрией. Как-то всего за один день через границу пешком перебрались семь тысяч человек. Их не могли даже нормально зарегистрировать. Ну куда это годится?..

— С беженцами много проблем?
— Сейчас не скажу, что много. В последние пару лет балканская дорога для них закрылась, так что новые уже не приезжают. Хотя сложности периодически и возникают.

— Какие у вас сейчас жизненные цели?
— Надеюсь, еще поживу года два-три и продолжу все это время заниматься спортом. Далеко, понятно, стараюсь не заглядывать. Но если дотяну до ста, то, уверяю, буду играть в хоккей и в этом возрасте!

— Семья у вас большая?
— Двое детей, пять внуков и уже трое правнуков. Увы, потомки пошли не в меня: спортом занимаются не очень активно…

— Любопытно, а вы когда впервые взяли в руки клюшку?
— Довольно поздно, уже во взрослом возрасте. Во время войны спорта в Германии было мало. Хоккейных команд всего две или три. Если не ошибаюсь, я в первый раз вышел на лед в 1955-м. Футболом же занялся вскоре после войны. Тогда, в 1948-м, в нашем городке Бруннтале организовали одноименный клуб, и я был в числе его основателей, хотя мне было всего шестнадцать лет. Нам с друзьями очень хотелось, чтобы в нашем местечке была своя команда. Потом долгое время сам защищал ее цвета. “Бруннталь” существует и сейчас — вышел в прошлом году в крайслигу, это примерно девятый немецкий дивизион.

— Зрителей собирает много?
— Не особенно, это же локальный уровень. Может, человек пятьдесят-сто на матчи и приходят. В нашем городке всего около пяти тысяч жителей.

— А сами на “Баварию” ходите?
— Ну как же без этого! У внука сезонный абонемент, однако он часто в разъездах и тогда отдает его мне. А я с удовольствием еду на “Алльянц-Арену”. Могу назвать себя поклонником мюнхенцев. Особенно нравится Томас Мюллер — он же наш, настоящий баварец. А еще у меня есть один друг… Ты еще молодой — наверное, тебе ни о чем не говорит имя Пауля Брайтнера?

— Почему? Бывший футболист сборной Германии. Я даже с ним фотографировался.
— Правда?! Видишь, как тесен мир. Мы с Паулем хорошие приятели. Живем в одном городке уже лет сорок. Можно сказать, соседи. Раз в несколько дней ходим вместе на почту или еще куда-нибудь. Но, наверное, Брайтнер — единственный человек из мира футбола, с которым я знаком лично. С другими пересекаться как-то не доводилось.

— На трибуне ведете себя активно?
— Уже не очень. Конечно, радуюсь, когда “Бавария” забивает. Но не скажу, что сильно кричу.