Александр Войтеховский. Дедушка Бухто

На поле как в жизни — есть десятники, чернорабочие, маленькое конструкторское бюро, художник, если позволят… Александр Войтеховский был в этом раскладе директором, чьего ора боялись в команде все.
Пришел он на роли более скромные. В середине шестидесятых стараниями нового тренера брестский “Спартак” стал сыпаться, в один только “Неман” ушло полкоманды. На высвободившуюся позицию правого полузащитника привезли солдата из минского “Гвардейца”, воспитанника витебского футбола.
При бразильской схеме 4-2-4 двум моторам приходилось тащить весь воз. Войтеховский на роль подходил — сбитый, выносливый и не обделенный игровым интеллектом. Такой бычок для класса “Б”: бежал, боролся, владел ударом, мог бросить Кучинскому на полсотни метров хорошую “диагональ”.
Но стилеобразующим игроком он не был, и когда через пару лет возникли проблемы сзади (травмировался Алик Камынин, а Словака перевели в минское “Динамо”), Войтеховского без больших сожалений оттянули на левый фланг обороны, да там и забыли. А в семьдесят третьем пресловутое “в интересах команды” привело его в амплуа, в котором он и оставил след.

Переданный электромеханическому заводу и переименованный брестский “Буг” сезон-73 начал слабо. Проиграл “Двине” по пенальти, калининградской “Балтике”, но, главное, потерявшая два штыка оборона обещала впредь беды большие. И только приступивший к самостоятельной работе Владимир Стацюк, припертый обстоятельствами, пошел ва-банк. Поставил левым защитником семнадцатилетнего мальчишку из ДЮСШ Юру Клокова, попробовал в качестве “собаки” центрального нападающего Федора Нелюбовича, а Войтеховского определил “чистильщиком”.
В таком виде оборона отработает почти пятилетку и будет держаться на Войтеховском, командовавшем бригадой сурово, зло, но — грамотно. Горланил по делу, сам ляпов не допускал, чувствовал позицию и страховал отменно.
Молодые боялись его до дрожи: ревел на всех, как бизон, голову поднять боязно. Другие лидеры — Курилов, Леваньков — тоже в игре пихали, но потом могли ободрить, успокоить. С Войцехом было иначе, он резкости не заглаживал. Статус злого директора его не тяготил. Не сказать что так было задумано — скорее шло от натуры. Бухтел не только на поле — кто-то у него всегда был виноват. Не самое приятное качество, но спорт — вывернутая напоказ жизнь, и искусство тренера в правильном пользовании недостатками.
В фольклор вошла байка, недалекая от истины. На выезде Войтеховского селили с покладистым Разумовичем, но и с ним умудрялся вступить в спор. Когда Разумович переставал реагировать, Войцех включал радио. Диктор рассказывал, сколько посеяли жита — игрок не выдерживал и включался в перепалку с радио: знаю я ваше жито…
Но при этом всем именно Войтеховский был капитаном в команде Владимира Стацюка. Трудно поверить, что большинство игроков писали на бумажках его фамилию — при кудеснике мяча Курилове и душевном бате Леванькове, но тренеру, видно, нужен был именно такой, дистанцированный от партнеров “дед” армейской закалки.
Что интересно, в игровую бытность у Стацюка самого случались конфликты с Войтеховским. Владимир Павлович по молодости был парень взрывной, в Сухуми выросший. Пока не укачали его нежные наши болота, не взрастила среда белорусскую “памяркоўнасць”, заряжал в бубен с легкостью.
Подрались с Войтеховским на ровном месте. Готовились на базе к игре с Гродно, шли после волейбола с площадки, а Александру смолоду все не так: плохо набросил, неправильно принял, бу-бу-бу — закончилось кулаками. Взрывные быстро отходят — в автобусе Стацюк извинился. А когда Войтеховский забил “Неману”, предложил: “Слушай, может, перед каждой игрой будем драться?”
Но больше не дрались, и забивал Войтеховский крайне редко — до той поры, пока тренер Стацюк не назначил его пенальтистом. То, что он бьет без нервов, выяснится в год послематчевых одиннадцатиметровых, когда отрабатывали исполнение на тренировках. Плотный, поставленный удар защитнику применить негде — а тут Войцех ловко разводил вратаря и мяч или просто клал в угол.
В матче с “Магарели” из грузинской Чиатуры (6:1) молодой Разин раньше времени сорвался в штрафную — судья потребовал перебить. Войцех взревел так, что виновнику захотелось спрятаться. Благо вторая попытка также оказалась удачной. Всего, по моим подсчетам, защитник 17 раз выходил к “точке” и не забил лишь трижды.

То, что Стацюк назначил Войтеховского капитаном, шло вразрез с житейской логикой. Обычно тренеры не любят иметь в команде человека, с которым хлебали из игровой миски: вчерашний партнер знает больше, чем хотелось бы наставнику.
Но вечно недовольный Войтеховский проявил смекалку и с первого дня принял новые отношения. Былое партнерство было выжжено раз и навсегда — они стали фигурами разных весовых категорий.
Большая часть футболистов — чем себя займешь в разъездной жизни — любили расписать “тысячу”. Стацюк карты запрещал, считал вредным времяпрепровождением.
Но для того и запреты, чтобы нарушать. На предсезонных сборах в Алуште картежники — Леваньков, Войтеховский, Щекин с его бурной молдавской кровью, Клоков, Разумович, Голубовский — закрывались в номере и назначали условный стук. Приехавший позже барановичский защитник Кельнер о шифре не знал и постучался по-обычному. Все замерли. Попасть под штраф не хотелось, и Войтеховский, ломая виноград, полез через балконы в свой номер и прыгнул в постель. Остальные обреченно пошли открывать, а на пороге Кельнер…

Километраж на позиции заднего защитника несоизмеримо ниже, и у Войтеховского даже появилось брюшко, но его полноту никто не вышучивал. Оно и понятно: скажешь слово — в ответ десять, но капитан имел футбольный авторитет, не горлом — игрой заработанный. Интеллект в любом деле весомее бицепсов. Войтеховский играл либеро за счет головы, читал комбинации, был хорош на перехватах. Резкость и стартовая скорость всегда оставались при нем.
Но выносливость после тридцати была уже не та, он быстро “наедался”, носясь с подстраховками от одного флажка к другому. Потому, может, и выходил из себя, требуя от партнеров: дали тебе игрока — держи! Правило заднего защитника: не хочешь бегать — работай горлом, подсказывай, расставляй “подведомственных”. Кто-то подсказывал спокойнее, у Войцеха получалось с надрывом: “Ты, кишка!..”
— Я на Сашины крики не обижался, — вспоминал Юрий Клоков, — знал, ерунды не подскажет. Его рев нас даже подстегивал, мы понимали: не выполнишь команду, чуть опоздаешь — уже ему мчаться, катиться…
Сам Войтеховский не так часто вступал в борьбу, потому что успевал к мячу раньше, а где не успевал, перекрывал движение к воротам, теснил соперника в угол. Во второй лиге, вдали от дремлющего ока, чаще встречались защитники другие, умевшие не опережать, а запаздывать, чтобы сыграть в кость, отпустить мяч и сделать накладку шипами. В действиях “злого Войцеха” ничего подобного не было: ни один нападающий не отправился из-под него под нож хирурга.

Ушел Войтеховский после лучшего для команды сезона 1976 года, когда ресурс стал иссякать. Ушел вовремя, с хорошей памятью, его даже проводили, что в Бресте случалось редко.
А лет через тридцать — помню, строились трибуны “Брестского” — как-то в перерыве решили развлечь народ. То мини-шоу пенальтистов вышло куцым, но Александр Войтеховский в костюме и туфлях, классически оттянув носок, плотно вогнал мяч в самый уголок, и моя детская память возликовала.
Тогда я видел его последний раз.