Золотая гвардия. Виргилиюс Алекна: вор должен сидеть в тюрьме

Этот вопрос сразу хочу задать атлету, выигравшему, кроме золота Игр 2000 и 2004 годов, еще и бронзу в 2008-м, и два титула чемпиона мира, и звание чемпиона Европы. А еще он первый после Юргена Шульта — дискобола из ГДР, чей мировой рекорд до сих пор кажется фантастическим, как и многие другие, установленные в 80-е. 73,88 Алекны уступают показателю немца лишь 20 сантиметров — кажется, ни в одном виде легкой атлетики спортсмены, выступавшие в XXI веке, так близко не подбирались к результатам, которые многие считают достигнутыми в век безудержного потребления анаболических стероидов.
Вдобавок Виргилиюс — один из немногих знакомых мне атлетов, кто умудрялся работать во время карьеры. И не где-нибудь в банковском офисе с 9 до 13, а телохранителем президента страны…
Он садится напротив в вильнюсском кафе, и я недоумеваю, почему Алекна проиграл сражение за портфель главы НОКа. С его внешностью можно было побороться и за пост президентский, особенно учитывая его знакомство с миром, скрытым от глаз обывателя. У Алекны фирменная прибалтийская неторопливость, внушающая уважение и обволакивающая шармом, — прямо Донатас Банионис из “Мертвого сезона”. Только на голову выше и вдвое шире в плечах.
Он с улыбкой слушает мой вопрос и уточняет: “Давайте лучше называть меня одним из самых именитых спортсменов Литвы. Титул лучшего на себя все же не возьму”.

— Однако участие в пяти Олимпиадах внушает уважение — два золота, бронза, четвертое и пятое места. Если бы не Роберт Фазекаш, которого лишили золота Афин, передав его вам, был бы уникальный комплект. Хотя, конечно, золото всегда приятнее серебра. Кажется, венгра обвинили в манипуляции допинг-пробой.
— Он использовал следующую систему: брал чужую мочу, переливал в презерватив и помещал себе в анальный проход. Старая немецкая практика, которую уже давно никто не использовал. Видимо, во время турнира что-то случилось, и эта моча почти полностью вытекла. Осталось миллилитров сорок, наверное, но этого было мало. Ему давали пить, он не пил, а к утру уже физиологически не мог терпеть и сбежал, потому как понимал, что если он наполнит пробирку своей настоящей мочой, то допинг-проба даст положительный результат. Сейчас уже, правда, подмена невозможна: контроль сразу даст сигнал о несоответствии ДНК.

— Визуально вы могли определить, что венгр плотно сидит на запрещенной фармакологии?
— Пожалуй. Он хоть и ростом 190 сантиметров, однако по телосложению не похож на человека, который мог бы метать за 70 метров. И мы, конечно, обсуждали это. Но как спортсмен старался не обращать внимания. Так часто бывает: если проигрываешь на соревнованиях, начинаешь искать причины не в себе, а в других, и тогда, наверное, легко прийти к подобному выводу. Но я всегда считал, что это забота ВАДА — выявлять нарушителей.

— Сейчас Всемирное антидопинговое агентство взяло за правило перепроверять допинг-пробы спортсменов пост- фактум, аннулируя олимпийские результаты даже восьмилетней давности. Как вы к этому относитесь?
— Я всегда был за чистый спорт, поэтому моя совесть спокойна. Пожалуйста, проверяйте. Но если кто-то вел нечестную борьбу, то он, конечно, будет беспокоиться. Считаю, за это надо наказывать, и очень строго. Если ты украл деньги или совершил другое уголовное преступление, тебя отправят в тюрьму. Так почему для спортсменов должны быть исключения? Ведь они тоже обворовывают, только соперников и зрителей. Пускают под откос карьеры чистых атлетов, так пусть за это отвечают.

— На дебютной Олимпиаде 1996 года вас опередили сразу два белорусских спортсмена — Владимир Дубровщик и Василий Каптюх. С кем из них завязались приятельские отношения?
— Конечно, с Васей. Он вообще уникальный атлет. Прошел через систему подготовки всех сборных Союза — начиная с юношеской и заканчивая взрослой. И это кажется невероятным, потому что на каждом этапе молодых спортсменов выжимали до упора и через два года одних сменяли другие, а тех третьи. А Каптюх везде был чемпионом. Но, конечно, бесследно это все не прошло, у него было огромное количество травм. Если бы не они, Василий мог бы выступать еще долго и принес бы немало славы вашей стране. Я в этом не сомневаюсь. Да и человек он очень хороший. Наши с ним взгляды на жизнь совпадали, общаться было легко, мы много времени проводили вместе.

— Совместные тренировки, это еще Ромуальд Клим подметил, заводят и заставляют спортсменов из кожи вон лезть друг перед другом.
— Я почти всегда тренировался в одиночестве. А с 2000 года даже перестал прибегать к услугам тренера.

— Это, уверен, не только мне покажется удивительным.
— У меня был тренер, хороший или плохой, но у нас начались споры, доходившие чуть не до драки. Он был диктатором: или мы делаем так, или никак. Но когда видишь, что каждый год одна и та же программа, одни и те же ошибки, а нагрузки только растут, то помимо воли начинаешь задавать себе вопросы.
Мы расстались в январе 2000-го, и я начал тренироваться так, как сам считал верным. И если раньше средний результат был около 65 метров, то в олимпийском году он стал 68, да и за 70 я метал уже неоднократно. 2000-й для меня стал годом перемен. В марте женился, летом получил серьезную травму, потом родился сын.

— Не знал, что вы были травмированы перед Играми в Сиднее.
— Об этом мало кто знает. Тогда думал, что никакой Олимпиады у меня уже не будет. Получилось как? В Каунасе метнул на 73,88. Потом в Цюрихе сделал хорошую серию — диск стабильно улетал за 70 метров. Затем меня уговарили отправиться на соревнования в один швейцарский городок в горах. Нам очень важна погода, а там всегда хороший попутный ветер. Вася, кстати, туда поехал и потом рассказывал, что действительно были шикарные условия и диск у всех летел хорошо.
Но я был и так уверен, что вскоре побью мировой рекорд. И новый мне хотелось установить при большом стечении болельщиков, а не где-то в пустыне. Поэтому полетел домой. Как раз в день соревнований на тренировке делал многоскоки. И вдруг почувствовал резкую боль в левом колене. И звук такой — трыньсь… Хочу встать на ногу, но не могу. Колено вздувается, и уже понятно, что все серьезно. А до Олимпиады пару месяцев.
Диагноз — растяжение крестообразной связки и надрыв мениска. Можно сделать операцию, но уровень медицины тогда еще не был таким, чтобы уже назавтра тренироваться. Поэтому надо было как-то управляться на одной ноге. Через неделю поехал в Брюссель на “Бриллиантовую лигу” — следовало психологически настроиться на борьбу. Ходил по сектору в нескольких парах брюк, нельзя было показать соперникам, что у меня проблемы.
Броски — 60-61 метр, не дальше. Ребята удивлены: что с тобой? Ну, надо напрячься — в пятой попытке посылаю диск на 68 метров. И мне так хорошо становится: понимаю, что нога, хотя и болит, позволяет метать! И в тот же день звонят из дома — сын родился!
В Берлине бросал уже под 70 метров, но олимпийский чемпион 1996 года Ларс Ридель обошел меня на два сантиметра. Это были первые соревнования, которые я проиграл в том году. До этого были 25 побед подряд. Но в Сиднее, на Олимпиаде, мы с ним уже поменялись местами… Домой вернулся и на следующий день поехал на операцию в Финляндию. Опять же тайком.

— Почему вы никому не говорили о травме?
— Ай, не хотел, чтобы кто-то считал, будто оправдываюсь на случай возможной неудачи. Да и чем мне помогли бы чьи-то сочувствия и пожелания? На приеме олимпийцев в Вильнюсе уже ходил на костылях и на вопросы, что случилось, отвечал, что поскользнулся и упал. “О, хорошо, что после Олимпиады, а не до нее!”

— Представляю, как оживились проверяющие органы, когда вы начали метать на уровне казавшегося непоколебимым рекорда Юргена Шульта.
— Тогда я уже был хорошо известен. На чемпионате мира-1995 был девятнадцатым, в следующем году получил хорошее финансирование, начал ездить за границу на сборы? и результаты стали быстро расти. Помню, на моем первом немецком турнире соперниками были те же Шульт и Ридель. Я обоих обыграл, метнул за 68 метров. Это всех очень удивило, меня ведь никто не знал. Забрали на допинг-контроль сразу после соревнований и наутро перед отъездом. Я потом специально ездил на турниры в Германию — там проверяли по полной программе. Мне скрывать было нечего.

— А что вы думали насчет Шульта? Ведь те восточногерманские, советские да и чешские рекорды 80-х не обсуждал только ленивый. Они и сейчас кажутся несокрушимыми.
— Да, мне много раз говорили, что Шульта сделали стероиды. Что он лишь раз в жизни бросил на 74,08, а потом не дотягивал и до 70. И что в середине 80-х было много таких невероятных результатов. Но как я могу судить о том, как все было на самом деле?

— Вспомнилось интервью одного знаменитого советского спортсмена, который говорил, что неробол добавил ему к результату метров шесть.
— Ха, надо попробовать и точно сказать Я попал в спорт в то время, когда уже не было Советского Союза. Учился в спортшколе Паневежиса, после ее окончания приехал в Вильнюс, и у меня сразу спросили: принимал уже что-то?..
Но мне сразу повезло с тренерами. В спортшколу меня вообще-то приглашали как копьеметателя, но я, конечно, как и любой литовский юноша, хотел играть в баскетбол. И, никому ничего не говоря, пошел в игровой зал. Там был Раймундас Саргунас, тренировавший множество знаменитых игроков, в том числе и Арвидаса Сабониса. Саргунас долго думал, откуда я взялся, пока не выяснил, что парень вызван копьеметателями, — ну и отправил меня по адресу. Но и там дело не пошло. Не способен я на резкий хлест. Заодно свозили на медосмотр в Каунас, где врачи сказали в один голос, что к спорту я не расположен. Тест с электродами мои мышцы игнорировали напрочь, не было никакой реакции, уж не знаю, почему.
Резонно, что в конце учебного года, когда на соревнованиях я занял последнее место, меня решили отправить домой. Бесперспективный… Но в этот день соревновались еще метатели диска, и тренер предложил попробовать. Диск я метнул с места. И, к удивлению собравшихся, стал первым. Так и сменил специализацию, но остался у прежних тренеров, один из которых был копьеметателем, а другой штангистом.
Через пару лет меня начали приглашать маститые специалисты. Но тренеры не торопились отпускать, наверное, знали, что может произойти с молодым спортсменом, если кто-то решит форсировать его подготовку. Они были мудрые в этом плане. Пусть не очень соображали в технических вещах, по сути, я метал так, как сам чувствовал, и общепринятой литовской школы у меня нет. Но по-житейски они были правы — нельзя нагружать человека до 22-23 лет, надо дать вырасти и возмужать.
В 1989-м приехал в Вильнюс, поступил в педагогический институт. Надо было как-то жить. И с 1991-го пошел на добровольную военную службу — там платили, пусть и немного. А с 1993 года перешел в департамент охраны нашего правительства.

— Делали карьеру?
— Выбора не было. В спорте я тогда был отнюдь не на первых ролях, в Литве хватало дискоболов выше меня классом. Когда утвердился на работе, мне начали делать поблажки и обеспечили такой график, чтобы качественно тренироваться.

— Телохранитель президента — тяжелая работа?
— Интересная. Сейчас смотрю на свою спортивную карьеру и понимаю, что она была очень правильно устроена. Ты занимался спортом, а потом приходила осень. Сезон заканчивался — и три месяца занимался совершенно другим делом. Там совсем по-другому работает голова, совершенно другие тренировки. Потом снова уходил в легкую атлетику. И вот это переключение в течение двадцати лет не давало устать от диска, я всегда получал радость от работы.
Я все время работал с Бразаускасом. И когда он был президентом, и премьером, и даже тогда, когда он вышел в отставку.

— Серьезные ситуации возникали?
— Об этом не принято распространяться, но, пожалуй, нет. Все было хорошо.

— Бразаускасу, наверное, было приятно, что его телохранитель — олимпийский чемпион.
— Не знаю, он об этом не говорил. Но он сам раньше немного метал, поэтому мы находили общие темы для разговоров.

— Вы имели возможность наблюдать многих политиков вблизи. Это был позитивный опыт?
— Видимо, да. Но в начале 90-х было другое время — независимость, все новое. Теперь, конечно, иначе. Если честно, мне не хочется говорить о политике, давайте лучше о спорте.

— Давайте. Вам повезло соревноваться со многими неординарными спортсменами. Например, поляк Петр Малаховски — двукратный серебряный призер Олимпиад и чемпион мира. Он любил пожаловаться перед соревнованиями на плохое самочувствие или травму, усыпляя бдительность соперников, но в день финала оказывался в отменной форме.
— Такие приемы распространены, хотя и работают только один раз. Кстати, Вася Каптюх тоже любил пожаловаться на жизнь, мол, плохо спал, не тренировался, а потом как выйдет в сектор, как закрутит диск…
Вообще работа в охране помогала мне и в спорте. Мы проходили много психологических тестов, и со временем научился обращать внимание на то, что раньше уходило от моего внимания. Глядишь на человека, и уже понимаешь, какие у него намерения, какие страсти обуревают. Хотя со стороны, если посмотреть на парней, которые бродят по сектору, кажется, что каждый закрыт в своей скорлупе. Но это не так, все можно прочитать.

— Вы могли прочитать по лицу Малаховского, что после Олимпиады в Рио он продаст серебряную медаль, чтобы спасти жизнь польского мальчика?
— Знал, что Петр — очень хороший и добрый парень. Помню, впервые увидел его на соревнованиях в Вильнюсе, которые сам организовывал. Ему тогда было 23, и он только перешел из юниоров. Петр приехал первым и, метнув на 66 метров, кажется, установил личный рекорд и остался очень довольным.
Мы выступали в парке, где был разбит специальный сектор для метания. Собрались десять тысяч зрителей, и они создали атмосферу, в которой было приятно выступать. С тех пор мы и подружились. Хотя так скажу: метатели — это большие люди. Они обычно добрые и всем довольны. Тот же Ларс Ридель — тоже хороший парень. Хотя, когда был в форме, не подпускал к себе никого ближе четырех-пяти метров.

— Самым выдающимся дискоболом считается легендарный Альфред Ортер — четырехкратный олимпийский чемпион.
— Видел его броски только в кинохронике. Другие времена. Спорт тогда не был профессиональным. Во всяком случае у Ортера. Слышал, что директор фирмы, где он работал, не любил отпускать его на соревнования. Но он, конечно, велик. Выиграть золото на четырех Играх подряд — супердостижение.

— По идее вы тоже могли.
— Перед Пекином-2008 у меня были две золотые медали и отличная форма. Чувствовал себя просто замечательно. За три дня до старта делал разминку на стадионе, и диск улетал под 70 метров. Начались соревнования, и все — то ли мандраж, то ли что-то еще. Уступил сам себе и остался третьим.

— Может, вы чувствовали давление? Ведь Литве наверняка хотелось, чтобы у нее появился трехкратный олимпийский чемпион.
— Знаете, всегда старался сторониться ненужного внимания. За месяц до стартов любил уехать туда, где можно тренироваться в одиночестве. В семье спорт тоже был закрытой темой.
Незадолго до Олимпиады прекращали всяческие разговоры об этом. Флаг Литвы понес только на своих последних Играх в Лондоне, мне тогда было уже 40. Хотелось. Но это не говорило, что не собирался выиграть медаль. От бронзы меня отодвинул эстонец Кантер в пятой попытке. А до золота не хватило 93 сантиметра — не бог весть какое расстояние.
Квалификация так трудно шла… Был в первом потоке, сделал бросок на 63,80, улучшить не смог, но ушел со стадиона в полной уверенности, что попаду в финал. Приезжаю в деревню, включаю телевизор и вижу, что второй поток метает очень неплохо. Я уже десятый, одиннадцатый… Нетрудно представить, какие эмоции переживал, когда к последней попытке готовились еще несколько ребят. Но все обошлось.

— Однако стресс.
— Звоню другу, встречаемся с ним в городе и до поздней ночи путешествуем по пабам.

— Принимали?
— А зачем мы туда заходили? Но не крепкие напитки. Пиво. Надо было дать организму встряску. Утром проснулся, голова вроде еще шумит, но настроение уже другое. На следующий день приехал на стадион, начал на разминке метать, чувствую, все хорошо. В первой попытке 67,39, вторая в сетку, а потом уже не хватило сил. Остался четвертым.

— Видно, литовские руководители ничего не знали о вашем походе по пабам. А если бы знали, что сказали бы?
— Когда ты уже сложившийся спортсмен, то сам чувствуешь, что для тебя лучше. Если знаешь, что тебя придавило, и не уснешь, будешь изводить себя мыслями, то, конечно, лучше освободиться от них. Уверен, поступил правильно. Конечно, жаль, что не взял медаль, но в 40 лет метнуть за 67 метров — хороший результат. Я ведь потом, когда вернулся домой, баллотировался на пост президента НОКа.

— Неудачно.
— Такая уж у нас система, она не хотела перемен. Считаю, правила финансирования большого спорта в стране надо менять. Сейчас выходит, что все федерации получают одинаково, но это неправильно. Поэтому на моей стороне были те федерации, которые поставляли в олимпийскую сборную три четверти спортсменов. В моей команде так же был Арвидас Сабонис, потенциальный вице-президент, два очень хороших бизнесмена, которые здорово разбираются в спорте.

— Невероятно, что кто-то смог вас опередить.
— Увы, еще раз скажу про систему. На первый раз она оказалась непробиваемой, но я не оставляю надежды, что со временем мы сможем ее переделать. После этого я пытался вернуться в спорт как действующий спортсмен, но неудачно.
Еще в 2011 году меня перевели из департамента охраны в Министерство внутренних дел, а именно оно у нас занимается спортивной политикой. Работал там советником. В мае прошлого года баллотировался в Сейм Литвы. Кстати, именно в том округе, где сейчас с вами беседуем. На этот раз все прошло успешно.

— Говорят, политика — грязное дело.
— Наверное. Но мои цели чисты. Хочу видеть прозрачность в финансировании спорта. Например, НОК владеет лотерейным бизнесом, и, мне кажется, там надо навести порядок. Вообще есть много вопросов, в том числе по построению цепочки от детского спорта к спорту высших достижений. А депутатская работа интересна хотя бы тем, что узнаю много нюансов, о которых не знал. Это здорово развивает мозги.

— Какие-то варианты, кроме политики, у вас были? Например, мировой рекордсмен Юрий Думчев много лет успешно снимался в кино.
— В кино меня не приглашали. Всегда знал, что буду рядом со спортом. И даже был уверен, что займусь тренерской работой. Но судьба пока распоряжается иначе.

— Говорят, что хорошо, когда в политику приходит обеспеченный человек — не будет воровать. Насколько вы обеспечили себя за время карьеры?
— Чувствую себя нормально, а каких-то больших потребностей у меня никогда не было. Воровать сейчас нельзя безнаказанно. Кроме того, я все же пришел из силовых структур и знаю, как с этим бороться. Думаю, большинство депутатов приходят в парламент, чтобы сделать нашу жизнь лучше.

— Сабонис по-прежнему в вашей команде?
— Нет, после выборов мы особо не контактировали. Но это нормально, занятые люди.

— С товарищами по спорту часто общаетесь?
— Уже меньше. Друзья меняются. Но, конечно, со старыми приятелями связь рвать нельзя. Вот вы мне о Васе Каптюхе напомнили, надо с ним встретиться. Он же тренером работает, да? В гольф, случайно, не играет?

— Думаю, что нет.
— А я вот увлекся. После нашего разговора поеду на тренировку. Уже два сезона отыграл. В чемпионате Литвы пока не участвовал, думаю, там надо иметь класс немного выше, чем у меня сейчас. Но это поправимо, соревнований много. Возле Вильнюса есть хорошие поля, туда и белорусы приезжают. У вас под Минском, знаю, тоже строились, но банк забрал.

— Не очень распространен у нас буржуйский вид спорта.
— Буржуйский не буржуйский, а в той же Швеции тысячи полей. И это именно тот вид спорта, где все члены семьи могут соревноваться наравне. Ну где еще можно себе такое позволить? Семья целый день проводит вместе на свежем воздухе. Разве не круто?
Все говорят, гольф — очень дорогой вид. Уверяю: это не так. За “качалки” и бассейны платишь гораздо больше. А здесь делаешь взнос как член клуба — и потом играешь, сколько хочешь. А зимой шведы по тем полям гоняют на лыжах. Молодцы, спортивная нация. Вообще в мире тенденция здорового образа жизни распространяется с большой скоростью. Вы заметили?

Мы заметили. И даже поучаствовали в вильнюсском марафоне месяца три назад. Рассказываю Виргилиюсу о героическом сражении команды белорусских любителей бега с местной брусчаткой, и он хохочет, узнавая подробности. Молодежь за соседним столиком улыбается, кажется, мало понимая наш разговор, но явно узнавая героя Литвы, поменявшего во второй жизни метание диска на прогулки с клюшкой для гольфа в приятной семейной компании.
Мы выходим из кафе, направляемся к перекрестку, и знаменитый атлет лезет в карман за телефоном. “Погодите, я номер Васи Каптюха скажу — не изменился ли?” Потом, сверившись, утвердительно кивает и сообщает с лукавой улыбкой: “Наберу прямо сейчас и в гости приглашу! В самом деле, что-то мы давно не виделись…”