Золотая гвардия. Александр Малеев: выбрал Минск, и не жалею

Заголовку рассказа о сенсационном лидере гимнастического турнира Спартакиады народов СССР 1971 года еще не хватало второй половины. Но откуда было знать популярному хоккейному журналисту, брошенному ТАСС на непрофильный вид, чем занимается первый номер белорусской сборной дома.
Предполагаю, максимумом того, о чем можно было с лету узнать про Малеева, бесстрашно включившегося в борьбу с лучшими гимнастами страны, — что он переехал в Минск из Воронежа. Место передислокации в то время ни у кого не вызывало вопросов: белорусская команда наливалась мощью прямо на глазах.
Предолимпийская подготовка сборной СССР традиционно проходила в Минске, и вряд ли кто удивился, что из двенадцати гимнасток и гимнастов, через год после Спартакиады вышедших на помост Мюнхена, сразу пять (!) представляли славную партизанскую республику.
Но вот и я дома — у серебряного призера Олимпиады-1972 в командном турнире. С интересом разглядываю плакат, украшающий его спальню. Корбут на переднем плане и Малеев на втором — именно так распределялись симпатии к женской и мужской гимнастике в начале 70-х. И не только в Англии, откуда, судя по всему, родом этот постер. Листаю домашний фотоальбом, где вся жизнь Александра Ивановича, собранная между картонными, уже начинающими желтеть страницами, вдруг выпадает на пол случайным кусочком. Отменного качества глянцевое фото, тоже из какого-то турне, — с красивыми мужчинами и женщинами, от которых кружило голову у половины мира. И — вот она, могучая сила советской школьной программы. Ловлю себя на мысли, что здесь Саша Малеев за границей, а вот он снова дома. И, конечно, не могу не спросить собеседника о герое повести Николая Носова, которую он тоже наверняка читал в детстве.

— Читал, конечно. Книга известная: если не ошибаюсь, в свое время была удостоена Сталинской премии, — улыбается Малеев. — Но по характеру мы с этим бесстрашным Витей абсолютно разные. Он шебутной, заводной — весь шум в классе от него. А я тихий и спокойный…

— Вы же родились за рубежом?
— Да, в Германии: папа там служил после войны. Потом вспоминал, что я смешно разговаривал. Половина слов по-немецки, половина по-русски — играешь-то на улице не только с нашими детьми. А когда отца отправили на пенсию, можно было выбирать, где жить. Так оказались в Воронеже. Он меня и в гимнастику отвел. В седьмом классе учитель физкультуры обнаружил у меня способности и посоветовал секцию. Там удивились, вообще-то в гимнастику с первого класса набирают, а тут тринадцатилетний кадр явился. Правда, не прогнали. Сказали, чтобы пришел через месяц, дали задание выучить некоторые элементы — типа стойки на руках. Ну, мне это далось легко. Так и начал тренироваться…
В сборной Союза оказался в 1969-м — в двадцать два. Тогда уже в Минске жил. Нас с тренером Евгением Давидовичем Гальпериным звали еще и в Ленинград. Но там квартиру обещали через год, а в Беларуси — сразу. Это и предопределило выбор.
Вначале с женой обитали в Стайках, на даче Германа Бокуна, зампреда Спорткомитета БССР. В Воронеже негодовали по поводу моей пропажи. Отцу плешь проели: как так? Вы боевой офицер, полный китель наград, а сын от армии уклоняется. Мы его в тюрьму посадим! А я не уклонялся — в Минске был призван в ее ряды, дал присягу и ждал от армии квартиру: Бокун хотел, чтобы жилплощадью меня обеспечила армия.
В общем, пожили мы месяц на даче, потом в гостинице “Минск”, а квартиры все нет. Тогда с Гальпериным многих тренеров пригласили — и всем уже решили этот вопрос. А жена у меня беспокойная. К Бокуну и пошла — тогда записываться за месяц не надо было. Только в кабинет — и сразу слезу пустила. Бокун мужик железный, шумный. А тут расчувствовался и пообещал, что решит вопрос в самое короткое время. И слово сдержал: вскоре армейцы вручили ордер на однокомнатную возле парка Челюскинцев. После Олимпиады двухкомнатную получили, я даже не ходил никуда — “автоматом” дали.

— Каким показался Минск?
— Прекрасным. Воронеж город типа Ростова — бандитский. А здесь цивилизация, культура у людей на порядок выше. О магазинах и говорить не буду. Приехали и поразились: рыбы навалом, колбасы нескольких видов спокойно лежат и никто на них не бросается. В Воронеже же если краковскую выбросят, очередь на километр. Как в карикатурах того времени изображали — давка в дверях магазина, откуда-то из- под ног выползает счастливчик с авоськой и очередь спрашивает: “Что дают-то?” A он гордо отвечает: “Еду!”
Единственный плюс Воронежа в том, что там было на кого равняться: на тех, кто уже выступал за сборную. Это подстегивало спортсмена. Что бы тренеры ни говорили, а главные авторитеты для тебя — старшие ребята. В Минске же лидером оказался я. И сам стал ориентиром.

— В сборной Союза первым номером был Михаил Воронин, уступивший титул чемпиона в многоборье на Олимпиаде-1968 из-за досаднейшей ошибки на коне. Зацепился пальцем за штанину и потерял 0,3 балла, пропустив вперед японца Като.
— Такое редко случается, переживал он страшно. А что еще скажешь? Судьба… Миша был хорошим парнем. При всех заслугах и титулах весьма скромным — и очень мне этим нравился. Как-то корреспонденты брали у него интервью и спросили: “Вас по жизни интересует мнение окружающих о себе?”. Он ответил: конечно, разве может быть иначе? А вот Коля Андрианов придерживался другого мнения. Ему было плевать, кто и что о нем подумает. Всегда нагловатый — в быту и в гимнастике. Владимир ведь тоже полубандитский город. Но Коля, отдавая ему должное, поставил свой характер на службу спорту.
А ведь сколько талантливых ребят из молодежной сборной так и не добралось до первого состава. Я-то мимо “молодежки” прошел в силу позднего становления в гимнастике, а Галяндрин эту жизнь очень хорошо изучил на своей шкуре. Система простая: всех перспективных ребят из разных уголков страны собирали на централизованные сборы — как правило, в Москве и Подмосковье. А что такое Москва, вы и сами знаете. Большой соблазн для ребят из провинции. И начинается — сладкая жизнь, выпивка… И даже наркотики. Пару человек из-за этих таблеток ушли из жизни.

— Для вас это тоже было соблазном?
— Нет. Правильное воспитание и голова на плечах у меня были всегда. В сборной, правда, этим и не пахло. Люди уже взрослые и соображали, что в жизни главное. А молодые по глупости попадали в дурные истории. Кто им что подскажет, если конкуренция огромная: один выпадает, другой сразу встает на его место…

— В сборной 1972 года было три лидера: Воронин, Андрианов и Виктор Клименко.
— Сергея Диомидова — еще одного опытного и классного гимнаста — вытеснил Володя Щукин. Ирония судьбы: в Минске я получил квартиру в доме, где он жил с рождения. Правда, в отличие от меня Володя занимался гимнастикой с первого класса. Хороший атлет, трудяга. Мы с ним в Мюнхене были забойщиками — начинали выступления сборной в командном турнире, и от нас зависело, какие оценки будут ставить нашим лидерам. Если повалимся, то и на них это тоже скажется. Однако мы не подвели.

— Но победили в командном первенстве все равно японцы.
— Это можно было предположить, в то время они являлись законодателями мод. Мы собирались с ними бороться всерьез, усложняли комбинации, работали над чистотой исполнения, но и японцы не стояли на месте. И победили по делу — как в командном, так и в абсолютном первенстве, где заняли весь пьедестал. Отчасти отыграться нам удалось на снарядах: Андрианов выиграл вольные, а Клименко упражнения на коне. Витя особенно обрадовался, потому что его жена Лариса Петрик к тому времени уже была олимпийской чемпионкой, а он нет. Всегда из-за этого переживал и только в Мюнхене признался, что наконец может спокойно вздохнуть.

— С соперниками вы общались?
— У нас с японцами всегда были хорошие отношения. Касамацу, Цукахара, Кенмоцу — очень маленький, даже мне по плечо. Взрывной, как все азиаты. Немец Гингер — общительный парень. Выучил русский, после окончания карьеры звал старичков — тех, кому за тридцать, — в шоу, пропагандировать гимнастику. Молодец. Всегда был с головой, затем стал вице-президентом НОКа Германии и сделал карьеру в бундестаге. Цукахара очень хорошо относился к Андрианову — тот даже работал у него в Японии в клубе в девяностых.

— В Мюнхене феерично выступили советские гимнастки, выиграв командное первенство и завоевав в личных соревнованиях девять медалей из пятнадцати.
— Классная команда. Турищева, Лазакович, Корбут, Бурда, Саади, Кошель. Все хорошие девчонки. Одна беда, и не только их, — не у всех был сильный характер. Зина Воронина, в девичестве Дружинина, — чемпионка Мехико-68, жена Миши Воронина. Насколько уже положительный, но и он не мог удержать ее от тяги к алкоголю. Из-за этой пагубной привычки она и умерла. Тома Лазакович — та же история. Головы нет, а женщина спивается быстро.

— Спасти можно было?
— Нет. Сколько уже с ней беседовали, пытались воздействовать, но гены брали свое. В этом плане она была человеком неудержимым. Как только закончила с гимнастикой, все и понеслось. Не прошли они с Зиной медные трубы. Оля Корбут, считаю, тоже этого испытания не выдержала. Была бы голова на плечах, могла бы стать миллионершей. Из той команды больше всего любил Люду Турищеву — очень интеллигентная девочка. Но зрители боготворили именно Корбут. Считаю, все благодаря Ренальду Кнышу, он был чрезвычайно изобретательный тренер. Помимо сложных элементов, которые, кроме Ольги, никто не делал, научил ее общаться с публикой. Турищева просто выполняла элементы, а Оля делала это с улыбкой. Не потому, что была такая обаятельная и общительная — Кныша наука. Тренер понимал, что зрителю очень важны эмоции маленькой озорной девочки, они хотели видеть, что их герои самые обычные люди. Американцы это сразу же уловили и раскрутили “чудо с косичками” по полной программе.

— Каким был Кныш в общении с другими тренерами?
— Мне кажется, он всегда старался находиться в стороне. Неказистый с виду, тапочки, спортивный костюмчик — такой труженик. Не лез на трибуну, не спешил к прессе и выполнял только тот план, который перед собой ставил. А планы были грандиозные, медалей его ученицы выигрывали всегда много — за что его коллегам-то любить?
Тогда в Беларуси работала целая плеяда мощных тренеров. Викентий Дмитриев, у которого тренировались Лариса Петрик и Тамара Лазакович, Виктор Хомутов с Антониной Кошель. На Спартакиаде 1971 года женская сборная Белоруссии выиграла командное первенство, и это закономерно. Мы тогда, кстати, тоже хорошо в команде выступили, стали вторыми. И в Мюнхен поехали сразу два подопечных Анатолия Овсяка — Щукин и Коля Недбальский, который был запасным. Кстати, когда ехали на Спартакиаду, я вытеснил из состава Сергея Шинкаря — будущего тренера Виталия Щербо. Он молодец, потом приходил ко мне и консультировался по разным вопросам: чувствовалось, что тренерская хватка у него есть. А Щербо помню с первого класса. Кстати, с ним вместе паренек тренировался — Цибулько. На его фоне Виталик абсолютно ничем не отличался. Наоборот, тот по одаренности на голову выше, но у Щербо — характер!

— Как у Андрианова?
— Похлеще. Щербо бандитом, конечно, не был, но всегда говорил: “Все равно своего добьюсь! Все равно буду лучшим!” Очень хотел на Олимпиаду попасть. И смотрите — в Барселоне шесть золотых медалей. Попробуй повтори в гимнастике такой результат. Думаю, это невозможно.

— Какие у вас остались воспоминания от Мюнхена-72?
— Грандиозные Игры. Но террористы превратили их в самую печальную Олимпиаду в истории. Кстати, уверен, вы не в курсе, что делегация израильских спортсменов жила у нас за стеной, в соседнем подъезде. Я даже слышал шум в ту ночь. Но кто знает, что там у них происходит? Мы к тому времени отвыступали уже. А рано утром всю нашу гимнастическую команду собрали и отправили в турне по Германии — прямо скажем, неожиданное.
Мы даже не знали, что в деревне случилось. Только потом в каком-то небольшом городе прилипли к телевизору. Тогда вся страна новости смотрела: как общались с террористами, как потом они с заложниками поехали в аэропорт, начали стрелять… После тех Игр меры безопасности в Олимпийских деревнях ужесточились в разы. В Мюнхене все было довольно демократично, это израильтян и сгубило.

— Андрианов, выигравший в Монреале-1976 четыре золота, умер шесть лет назад. Мучительно — оливопонтоцеребеллярная атрофия…
— У него в конце и ноги отказали, не вставал уже. Тоже пил страшно. Цукахара пробовал его в Японии лечить, но безуспешно. Люба от него и ушла, потому что не могла больше терпеть. Я с ней, кстати, общаюсь — по скайпу. Она как раз из тех людей, кто после окончания карьеры не затерялся. Судья международной категории, член техкома Европейской федерации гимнастики.

— Еще более удачливую карьеру сделала Нелли Ким: сейчас она вице-президент Международной федерации гимнастики.
— Нелку хорошо помню. Даже потренировать ее немного успел, когда в армейской гимнастике работал. Она всегда смышленая была. Вспоминаю, как с ее тренером Колей Милигуло отмечали день рождения и заговорили о депутатах. Отличная, мол, работа — условия, зарплата, неприкосновенность. Нелли заинтересовалась: “А как туда записаться можно?”.

— Хваткая.
— Что ты… Пусть не стала депутатом, но в международной федерации сильно продвинулась. Язык знает, имя в гимнастике дай бог каждому, общаться с людьми умеет — словом, молодец.

— Шестым членом олимпийской мюнхенской команды у вас был армянин Эдвард Микаэлян. Говорят, однажды едва не получил травму, из-за которой карьера могла закончиться…
— Делал двойное сальто с перекладины и ударился затылком о помост. На самом деле все было не очень страшно, просто близость кровеносных сосудов спровоцировала обильное кровотечение. Судьей был легендарный Борис Шахлин — семикратный олимпийский чемпион, которого в мире называли железным: в любой ситуации сохранял спокойствие и невозмутимость.
Так вот, увидев эту картину, и он грохнулся в обморок — выяснилось, что не переносил вида крови. А с Микаэляном все было хорошо: как и многие, потом уехал в Америку.

— Елене Мухиной повезло куда меньше: травма на предолимпийском сборе в Минске в 80-м навсегда приковала ее к инвалидной коляске…
— Тренером у нее был брат Вити Клименко — Миша. В тот день как раз уехал в Москву, а она решила сама отработать сложный элемент — полтора сальто с поворотом на 540 градусов. Но оттолкнулась неудачно и приземлилась на шею. Мишка потом много лет винил себя, что уехал.

— По общему мнению, он был тренером слишком жестким.
— Чего уж там — просто жестоким… Колотил Лену как грушу. В советское время это была норма для женских тренеров, мужские себе такого не позволяли. Тоня Кошель тоже часто от Хомутова получала: видимо, это ее стимулировало и она начинала работать с максимальной отдачей. Но опять же все зависело от характера ученицы. Знаю, до Лиды Горбик — чемпионки Союза и кандидата на поездку в олимпийский Монреаль — Хомутов даже пальцем не дотронулся бы, потому что та мигом собралась бы и ушла из зала навсегда.

— На вас тренеры кричали?
— На меня и не надо было. Наоборот, приходилось тормозить все время и из зала прогонять, чтобы не перетренировался. У нас был строгий внутренний цензор. Все знали, что если пришел в зал, то работать надо по максимуму. Миша Воронин в этом плане показательный спортсмен. Мы с него во всем пример брали. Умный, интеллигентный, никогда не лез ни в какие разборки. Умер в 59 лет от рака.

— Кого считаете самым великим гимнастом?
— Виталика Щербо. Огромный талант, я таких больше не видел. Кто-то всю технику по полочкам раскладывал, а он просто подходил к снаряду и делал.

— Лучший белорусский тренер?
— Мой, конечно, Гальперин. Но он довольно быстро из Минска уехал — в Испанию, в 1973-м. Долго был в Европе в лагерях для эмигрантов: там решали, кого куда. Но Евгений Давидович хотел только в Канаду. Там и оказался. Мы у него в Торонто были в гостях вместе с Нелли Ким. Кстати, и по сей день жив-здоров. Раньше тренировал, а сейчас больше консультирует. Я рад за него: человек выбрал именно ту жизнь, которую хотел.

— Вы тоже пошли по тренерскому пути.
— Вначале был, как Витя Дойлидов — главным тренером сборной республики, года два. Пока начальник спортклуба армии Кудрявцев не встал на дыбы: как так — офицер Малеев на работу не ходит? Поэтому дослуживал я уже в армейской школе. Кудрявцева сменил Галкин и сказал вслух то, о чем, видимо, думал его предшественник: “Никогда ты не был военным и не будешь”. В самом деле, не тот я человек, который будет ходить строем.

— Потом вы ушли в бизнес.
— Да. Был в сборной Союза такой Гера Богданов. На Олимпиаде не выступал — только на чемпионате мира. Зато в цивильной жизни оказался очень соображающим человеком, занялся бизнесом, и дела пошли в гору. Позвал меня к себе в Петербург. Гера придумал, как можно пиво “Балтика” завезти в Сибирь, чтобы по дороге не замерзло. Парк рефрижераторов в девяностые был еще маленький, так он решил транспортировать пиво в товарных вагонах. Они изнутри обшивались пенопластом — двумя слоями, а между ними помещали полиэтиленовые рулоны. Затем вагон закрывался, а щели заливались монтажной пеной. Когда отправляли первый вагон, дрожали от страха, тем более что по дороге он еще где-то и потерялся. Когда же на станции назначения его вскрыли, выяснилось, что груз доехал благополучно. Тут и началась хорошая жизнь. Поставщики хотели работать только с нами, мы гарантировали качественную доставку.

— Питер тогда был криминальным городом.
— Популярный сериал “Бандитский Петербург” предельно понятно показал то время. Так все и было. Город такой, там даже у шиномонтажа в старом гараже “крыша” имелась. На нас наехали практически сразу — “тамбовцы”, “питерцы”, еще кто-то. Гера из Москвы, поэтому имел дело с тамошней “крышей” — те уже сами решали здесь свои вопросы.
Помню, встречал однажды вора в законе в аэропорту. У нас какое о них представление? “Масти” на руках, своеобразный стиль поведения, крутой нрав и так далее. Ну, как в кино. А прилетел красивый, хорошо одетый, чрезвычайно приятный в общении человек, про которого никогда в жизни не подумаешь, что он связан с криминальным миром. Повезли его на “стрелку”. Улица с односторонним движением, а наш “Мерседес”, сокращая время, поехал против всех. Стоит патрульный милиционер и вместо того, чтобы остановить и выяснить личность дерзкого водителя, смотрит на номера, вытягивается и отдает честь. Вот такие времена…
Другая история. Приехали с Герой на разговор. Он ушел, а ко мне в машину ныряют два амбала. “Ну что, сам скажешь, под кем ходите на самом деле? Признавайся, а то на куски порежем!” Вижу по лицам, не шутят. И оружие наверняка при себе. И весь разговор в таком стиле. Скажу честно, приятного мало… Попрессовали меня, видят, толку нет. Р-раз — и ушли. Это называется “пробивон”.

— Еще легко отделались.
— Иной раз и от своих прилетало. У нас служба охраны почти поголовно состояла из бывших афганцев. Те иногда видеокассеты показывали, как они воевали. Один сплошной мат и стрельба. Головы оторванные, руки, ноги… Совсем не то, что нам демонстрировали по телевизору в программе “Время”. Ну и мозги у всех малость уже повернутые.
Сидим мы как-то с одним парнем, охранником, а в дверь стучится его начальник. Открываем, тот забегает сам не свой, в руках пистолет, выражение лица безумное. Я к нему: “Паша, что случилось?” А он, недолго думая, рукояткой пистолета мне по голове — р-раз! Прихожу в сознание — все те же персонажи. Только у Паши выражение лица уже нормальное и даже виноватое. Вообще не помнит, что с ним было, но очень даже допускает, что именно он меня и завалил. Переклинило. И это уже не первый раз с ним случалось. Можно только представить, что они пережили на той войне…

— Как закончилась ваша питерская история?
— Печально. Вначале, когда у нас дела шли, офис был возле Исаакиевского собора — большой и красивый. А когда бизнес покатился под откос, у нас его просто отобрали. Гера уехал в Москву, а я как директор несколько дней прятался на даче, потому что надо было официально закрыть нашу фирму. А потом сел на старенький автомобиль и попылил в Минск без копейки в кармане. Хорошо хоть живой остался. Потом работал в гимнастике, долгое время завучем в “Кольцах славы”. А теперь там же детей тренирую. Есть хорошие мальчишки. Хотя с набором, конечно, проблемы. Если раньше тесты проводили, как паренек на руках висит, может ли подтянуться, то теперь считай всех берем — главное, чтобы маленький был. Тренеры шутят, что скоро не нам родители будут платить за занятия с их детьми, а мы им — лишь бы хоть кого-то приводили. В других видах спорта такая же картина. Впрочем, когда я в армейской школе работал, за мной коллеги из борьбы, штанги, фехтования толпами ходили: мол, если будете кого-то отсеивать, то направляйте к нам, мы заберем. Они-то знают, что после гимнастической школы ребенок уже владеет телом и может идти практически в любой спорт. А в штангу или в борьбу берут детей постарше, поэтому им новичок из гимнастики всегда куда более выгоден, чем просто мальчик с улицы, который никогда ничем не занимался.

— Странно, что вы не уехали за рубеж, там сейчас почти все ваши коллеги по ремеслу.
— Это больная тема для жены. Она меня все время на этот счет пилила. Ким тоже приставала — говорила, что может устроить в любую страну Европы или в США. Но мне уже достаточно зарубежных приключений в Питере. Хватит, нахлебался.

— Чего сейчас от жизни хотите?
— С малышами интересно возиться. Такие удивительные… Ходит ко мне один, шесть с половиной лет. Серьезный парень, просто не подступись. Зовут Савелием, я его Савушкиным называю.
Вегетарианец, как и родители. Спрашиваю: “Что на завтрак кушал?” “Кашку”. — “А на обед?” — “Супчик с овощами, салатик”. — “А мяско было?” “Нее, это ж вредно”, — серьезно отвечает. Даже вроде и удивляется, что взрослый человек не знает элементарного. Продолжаю: “А что еще утром делаешь?” “Холодной водой обливаюсь вместе с папой и мамой”. — “На улице?” — “Нее, в ванной”. — “А признайся, иногда теплую все-таки добавляете?” — “Нее, это ж неправильно будет…”

— Гвоздики делать из этих детей!
— Я вот тоже удивляюсь. Но интересный же мальчишка, верно? А с такими больше всего и хочется работать.