Александр Разумович. Воздушный змей

Он редкий был добряк. Такой до седин доиграет, но представить капитаном никому в голову не придет. У него был авторитет другого рода: дядюшка.
Молодежь, что жила с Разумовичем в общаге, души не чаяла. Вернутся с гулянки, шаром покати, и тут Макар: “Что, голодные?” Накашеварит, картошечки пожарит, старый такой холостяк.
Макаром он стал случайно: неудачно пошутил, и приклеилось. Он и Лундстремом был, и еще кем-то — близкий приятель клички вешал, душа команды Анатолий Леваньков, но фокус в том, что едва пришедший сопляк мог по прозвищу обратиться, и ничего за это не было. Такой добряга, при том что здоровья — быков усмирять.

Лет до двадцати четырех он пылил на республике за минский “Спутник”, а раньше вообще занимался легкой — стайерским бегом, барьерами, мяч появился всерьез после армии. В мае 73-го Александра прибрал брестский “Буг”.
Хватало изъянов в технике, уже не поддававшихся исправлению, но при всех издержках такой форвард — бегущий, крепкий, прыгучий — был в цене. При сдаче теста Купера, когда все еще умирали в середине дистанции, длинноногие Разумович и Кондратюк уже шли в душ спускать воду, и то же на поле — хватало на все 90 минут бего-прыгательной работы.
Но главным достоинством Разумовича была игра головой. Со “второго этажа” забивал две трети своих мячей, мог отличиться даже с линии штрафной и не менее классно ассистировал, пасовал головой на партнера. Схема у Стацюка простая: заброс на воздушного своего змея, тот боролся и сбрасывал в зону, куда устремлялся напарник.
С ногами обстояло чуть хуже, были не столь искусны, и наряду с прогрессировавшей лысиной это делало форварда мишенью трибунных острословов.
Зато в воздухе был совершенен, клон форварда донецкого “Шахтера” Виталия Старухина — недаром родились оба в Минске с разницей в полтора месяца.

Сомнительное удовольствие — ловить на темечко полукилограммовую “гирю”. А то и килограмм: мячи из кожи в дождь напитывались влагой, и при приеме несладко приходилось голове и шейным позвонкам. У Александра была редкая привычка не зажмуривать при ударе глаза. В прыжке он видел полет мяча, успевал оценить обстановку и не просто выигрывал дуэль у соперника — зряче пасовал.
Лучшим напарником был Владимир Стук, с которым пару сезонов всего поиграли, но чувствовали один одного. При вводе мяча вратарем с руки или длинном выносе форварды скрещивались, путая защитников, и взмывший Разумович оценивал, продлить ли мяч на ход Стуку, или сбросить кому-то третьему, открывшемуся во фланг.
При угловых Разумович был королем штрафной. Обладал высоченным прыжком, не раз случалось боднуть головой перекладину. Брал не только пружинистостью ног: чувствовал момент для выпрыгивания и мог защитника “перевисеть”. Либо ориентировался на вратаря и, увернувшись от опекунов, летел на опережение. С мячом встречался грамотно: подбородок прижат, шея закрепощена и никаких эффектов, красота в самом факте гола! Практиковал удары с отскоком, когда могла сыграть и кочка…
Летающий форвард — человек зависимый, но изумительная левая Курилова подвешивала мячи в нужную точку. У них свой был уговор: за каждый гол с паса Василия Ивановича Саша приносил ему 50-граммовую бутылочку коньяка. Дел на два глотка, но блюли традицию свято.
Так получалось, что забивалой в команде считался кто-то из партнеров, но свою дюжину за сезон Александр обычно клал. Бенефисом стал матч в июне 75-го года против смоленской “Искры” — три гола за девять минут: на 23, 24 и 32-й. Забил под занавес и четвертый, уже ногой: на углу вратарской убрал защитника и покатил в дальний. Но возле штанги оказалась дырка, и мяч проследовал дальше. Отставший от эпизода арбитр назначил удар от ворот, лишив форварда единственного в карьере покера. Впрочем, и хет-трик был у него тоже первый.
На другой год оформил дубль в ворота фаворита — раньше неодолимого “Жальгириса”, и та победа открыла путь ко второму месту.
А в 78-м пришел Малофеев и за хороший почерк посадил форварда писать заповеди. На альбомных листах Разумович вычерчивал квадратными буквами: “В бою температуру не меряют” и так далее. Развесили на базе в Гусаке десять малофеевских перлов — а потом появился одиннадцатый. Неизвестный шутник вывел фломастером и приколол: “Лучше обо…ться до игры, чем во время”.

Сезон принес форварду новый курьезный опыт: кто-то надоумил Эдуарда Васильевича поставить Разумовича последним защитником. Идея пришла за открытостью позиции, и, что удивительно, южные спарринги удались. Игралось легко, Саша подчищал за партнерами в своей штрафной и выдвигался на “стандарты” в чужую. Скупой на похвалу второй тренер Щекин не удержался: “Ты прямо Беккенбауэр!”
В таком амплуа и вышел на матч открытия сезона с ивановским “Текстильщиком”. Вагон желания и сил, летал в подкатах, старался и на том фланге быть, и на этом… Чистильщику нельзя так разрываться, но откуда ж знать. На 12-й минуте, страхуя Клокова, пошел на перехват, а соперник в касание и вырезал — 0:1. Потом — еще гол, и Разумовича заменили на Кельнера.
Посидел тур в запасе, на выезде вышел под занавес на привычное место и через пять минут забил — так вернулся к жизни. Внес лепту в легендарную победу над лидером зоны воронежским “Факелом”: идеально сбросил на ножку Сытику, и тот провел единственный гол.
А вскоре случилась неприятность. В начале товарищеского поединка с минским “Динамо” протолкнул мяч головой мимо Валерия Шавейко, а тот положил корпус и “ножницами” через себя залепил в лицо так, что перед глазами поплыло. Разумовича унесли. Скорее всего, с сотрясением, но в раздевалке отлежался и после игры помаленьку на вокзал, домой в Минск зализывать раны.

28 августа 1979 года, в день тридцатилетия Макара, в общежитие сошлась вся команда, и наутро автобус не собирал игроков по городу, а погрузил всех в одном месте — на Московской, 11. Через пару километров стекла салона красноречиво запотели, вроде как следовало принять меры, но к кому? Пользовавшийся влиянием Николай Сытик подошел к Щекину: “Григорьич, не надо никого наказывать, землю будем рыть”. И выиграли — дома у “Химика” 2:0 (оба гола — Сытик), а следом — нереальный матч в Риге у “Даугавы” со Старковым и Смородиным — 1:0 (Сенчук).
Показательно, что с введением во второй лиге лимита на игроков старше 25 лет Разумовича оставили в команде, имевшей виды на первую лигу. Но в конце олимпийского года произошел случай, по сути, оборвавший его спортивную жизнь.
Глубокой осенью 80-го динамовцы отправились в Польшу на товарищеский поединок с “Мотором”. С люблинцами играли традиционно, но то был год “Солидарности”. Польшу охватило протестное движение, и центральный защитник поляков, громила под метр девяносто, после воздушной дуэли назвал Александра “русской свиньей”. Дальше произошло то, чего от Разумовича не мог ожидать никто. Да он сам божился, что не хотел трогать — “рука сама”. Хук левой, и поляк оказался в нокауте.
Нападающего удалили, трибуны было не унять. В брестскую скамейку, на которую присел Разумович, полетели камни, а там руководство делегации. Виновника потихоньку провели в раздевалку, а по возвращении в Брест рассчитали. По-хорошему, ему медаль надо было — за честь страны, но шефу команды Юрию Аджимамедову доложили иначе: спровоцировал международный скандал. И тот приказал: в 24 часа чтоб духу не было!
Мало что уволили: дисквалифицировали жесточайше. Не мог играть даже в первенстве республики среди коллективов физкультуры, несмотря на старания бобруйского всеумельца Геннадия Штейнбука. И даже в Казахстане, куда позвали, Разумовичу полтора года платили зарплату, но заявить не могли. Лишь спустя пять лет после инцидента, в возрасте за тридцать пять, он смог вернуться в футбол и на несколько лет стал играющим тренером в Якутии, где в заботе о подопечных освоил еще и азы мануальной терапии. Что дало ему вторую профессию, и в последние годы Александр Разумович — массажист сборной.