Золотая гвардия. Сергей Смаль: Маша знает, что я не был идеальным спортсменом...

Красавица Маша спит в третьем корпусе за речкой, восстанавливая силы к вечерней тренировке, а мы с ее наставником тратим обеденный отдых на путешествие в годы его молодости. Это нетрудно, ибо интерьер, хотя и слегка подновленный, остался прежним. И даже буфетчицы Стаек, кажется, помнят уважаемого тренера Сергея Николаевича просто Сережей. “Сережа, попробуйте к кофе булку пасхальную. И хорошего вам интервью”…

— В советское время стать первым номером сборной по вольной борьбе было сродни подвигу — в условиях жесткой конкуренции со стороны кавказских атлетов.
— Наверное, мне просто нравилась борьба. На каждой тренировке хотелось стать лучше. Хотя, конечно, тогда даже не думал, как стать чемпионом мира или Европы. Но проигрывать мне точно не нравилось: ни на ковре, ни в игре, ни в кроссе. Нас так всегда и учили — не сдаваться и бороться до конца.
Первый результат, который запомнился, — второе место на чемпионате родной Речицы. Причем поначалу меня не допускали до соревнований. Самая легкая весовая категория была 32 килограмма, а я весил только 26. За год сумел поправиться только на килограмм — снова не подхожу.
Как сейчас помню, стою возле весов, переминаюсь с ноги на ногу — шкет такой, метр с кепкой. Смотрю на взрослых, что они решат-то. А они вздыхают, переглядываются. По правилам допускать нельзя, естественно. Но… И тут, что самое интересное, за меня вступается тренер по классической тогда еще борьбе — соревнования с ними проходили параллельно. “Да пустите этого малого, чего вы боитесь? Хочет же бороться, на лице написано. Пусть пробует!”. Меня допустили. И я одолел почти всех соперников — только в финале проиграл. Все же я был слишком легкий для этого веса.

— Лиха беда начало. Подозреваю, в детские годы вашей главной задачей был набор массы.
— Да, такой вопрос стоял. Но как с ним справиться? Родители не особо много зарабатывали, чтобы как-то усиленно питаться или какие-нибудь препараты принимать. Что мама наготовит, то и ешь. Сало, картошка. Не нравится — не ешь, ходи голодным.
Потом из Речицы переехал в Гомель, но в местном УОРе отделения вольной борьбы не было. И мы учились в обычной школе. Жили в гостинице “Динамо” и с уроков сбегали на вторую тренировку. Валерий Яковлевич Кожемякин, которого мой основной тренер Сергей Григорьевич Хачекян пригласил из Прибалтики, тогда со мной работал, получал три рубля в день на сборах и один рубль отдавал мне на питание. А остальное присылали родители — десять рублей на неделю.

— Негусто.
— Так и результатов у меня не было, чтобы на сборы ставить. Опять же окончил школу — минимальная категория 45 килограммов, а у меня с ботинками 43 с половиной, и это еще когда хорошо наемся.
В десятом классе нас с товарищем вообще хотели из школы отчислить. Мы с ним тогда перестали ходить на занятия в учебно-производственный комбинат. Ну это вроде как получение рабочей специальности еще в школе.

— Какая у вас была?
— Токарь. Мы немножко поздновато в 10-й класс пришли, и все места, где наши были, уже занятыми оказались. Вакансии оставались только на токарном, так что выбирать не пришлось. Причем, что интересно, пацанов только двое — это мы, два шкета. А остальные девчонки.

— В любом случае нормальная тема.
— Согласен. Но это с одной стороны, а с другой — там же надо было весь день торчать, да и мозги компостировали конкретно. Что точить, что не точить… Единственное, что понял: токарем никогда в жизни работать не буду. Ни разу не мое. Ну и слились мы оттуда потиху.
Но Хачекян как-то договорился, и нас перекинули в УОР. А там труды, терпеть можно. Надо было успеть аттестоваться за две недели до начала Первых Всесоюзных юношеских игр в Киеве. Оценок нет, а нужно уезжать… Короче, сошлись на том с учителями по русскому и белорусскому, что напишем сочинения на сборах и потом пришлем их в школу письмом.
Как сейчас помню тему — “Твой подвиг бессмертен, народ”. В Стайках всегда была подшивка центральных газет. И я, обложившись ими со всех сторон, делал аккуратную компиляцию. Что-то из “Правды” брал, что-то из “Известий”, где-то свои мысли подпускал… Короче, написал, перевел на белорусский. А товарищ из моего переделанного потом переделал еще и на свой лад. Отправили и получили зачет.

— Узнаю представителей старой доброй советской школы.
— Вот и я об этом молодежи талдычу. Голова работала во всех направлениях. А сейчас смотришь на нынешнее поколение спортсменов и думаешь: “Ну хоть немного мозги включите. Если в жизни они у тебя работать будут, то и на ковре тоже”.

— Какое, кстати, место в Киеве заняли?
— Пятое. Неплохой результат. И когда меня призвали в армию, я уже был, что называется, на карандаше.

— Армия — это всегда незабываемые воспоминания. Школа жизни.
— Это само собой. Со мной под Москву забросили еще двух наших спортсменов — пятиборцев. И все, приплыли. Их там зачехлили на полгода, а меня через пять дней вызывают к командиру части. Мол, пришла разнарядка, что тебя в Молодечно надо срочно отправлять. А у меня даже “парадки”, парадной формы одежды, нет. Потому что присягу еще не принял. И шинели соответственно тоже. Только бушлат и сапоги.
Причем бушлат огромного размера, а шапка, наоборот, сдавливает черепную коробку со страшной силой. Сидит на мне, как тюбетейка. Вид, честно говоря, жуткий. Командир части посмотрел на меня, застонал и приказал старшине найти сержанта в сопровождение. Желательно самого небритого.

— Это почему?
— Чтобы патруль нас мог забрать вместе с чистой совестью. Его за небритость, а меня — за вид, дискредитирующий бойца Советской армии.
Сержант оказался свойским. Ты, говорит, схоронись в зале ожидания, на самой дальней скамейке, на глаза никому не лезь. А я пойду столицу посмотрю, никогда толком ее не видел. Но молодец, к поезду подошел, посадил меня и успехов в путешествии пожелал. Чтобы не нарвался я на военный патруль.
Поехал, конечно, в общем вагоне. Сижу там, сил нет, как хочется растянуться и поспать после тревожного-то ожидания на Белорусском вокзале. А не могу, на ногах портянки, и как представлю, что сниму их при всех и… Народ из вагона выскочит на первой же станции!
Короче, приехал в Молодечно. Тамошний командир части изумился: “Сынок, нешто ты в таком виде сюда прямо из Москвы доехал, как же тебя никто не задержал-то?” А меня, надо сказать, в Молодечно откомандировали уже как самбиста, какие-то там у них соревнования должны были проходить. Но потом не пустили, потому что я уже был членом ЦС “Динамо” — получается, нельзя. И вот сижу я там, вроде и нужен, а использовать запрещено.
Но хорошо, что скоро был молодежный чемпионат СССР. Командиру нашему начальник спортивной команды говорит: “Надо Смалю срочно присягу принять!”. А того так уже заколебали эти спортсмены… Жили там по своему расписанию, перепутались у него в голове, кто там за кого выступает и по какому виду. Он только рявкнул в ответ: “Да идите вы все знаете куда!” — “Куда?” — “Вон дневальный в штабе флаг охраняет, пусть возле него присягу и принимает!”
Отлично. Сняли с кого-то “парадку”, отвели к флагу, я текст со стенда прочитал и стал полноценным бойцом Советской армии. Формы, правда, мне так и не дали — для путешествия вглубь страны нужна была “гражданка”. Взял у кого-то штаны болоневые, мастерку, куртку, доехал кое-как до Минска. И на Маяковку — у нас общага была динамовская, — там уже ребята приодели. Сразу отправился в Стайки на сборы.
Но потом все равно пару раз в часть свою возвращался. Если кто-то из спортсменов залетал, рожу кому-то набил или еще чего-нибудь в этом духе. Тогда всю спортроту загоняли в казармы: мол, читайте устав и думайте над своим поведением, обалдуи.
На молодежном “Союзе” в 1987-м победил в весе 48 килограммов. Через год выступал уже в 57. В армии все худеют, а у меня, наоборот, наконец масса начала прибывать.

— Самое время вернуться к первому вопросу нашего интервью.
— В этом весе всех хватало: армян, украинцев, грузин, азербайджанцев, узбеков… Практически в каждой республике были хорошие мастера. Про дагестанцев и чеченцев и говорить не буду, все знают, что у них вольная борьба — национальный вид спорта. Одни только знаменитые братья Умахановы чего стоят. С каждым из троих встречался за свою карьеру, и не раз.

— Белорусов всегда ругают за то, что мы медленно входим в борьбу. А кавказские ребята, дескать, всегда на нее заряжены и не в пример нам агрессивны.
— Думаю, ментальность здесь ни при чем. В жизни можно быть спокойным человеком, а на ковре совсем другим. Кто там на тебя как смотрит и что говорит — какая разница? Ты же пришел бороться за победу, и все зависит только от тебя. Как говорит мой тренер: твоя задача как можно меньше баллов проиграть и как можно больше выиграть.
У меня так примерно и было. Помню, боролся впервые с одним парнем — за 30 секунд меня положил, что называется, в одни ворота. Второй поединок, через месяц, проиграл ему 1-12 — уже не так позорно. Еще через пару месяцев — 2-10. А в конце концов я его одолел 3-2 и потом больше никогда не проигрывал.
Как-то все шло само собой… Тренируешься, пашешь, и результат приходит. Ну и по сторонам, конечно, смотришь, учишься. Хачекян как-то пригласил на семинар Юрия Аванесовича Шахмурадова — сейчас он главный тренер женской сборной России. Он показал несколько вариантов проведения “мельницы”, и я понял, что это “мой” прием. Лег он мне на душу — и я потом выиграл с помощью его много схваток.

— В сборной Союза в ваше время боролось немало мастеров самого высокого класса — неоднократных олимпийских чемпионов и чемпионов мира. Кто был самым великим?
— Думаю, Арсен Фадзаев — уникальнейший атлет, обладатель “Золотой борцовки” ФИЛА как лучший борец двадцатого века. Об уровне его мастерства говорит хотя бы то, что в течение пяти лет он не проиграл ни одного балла в официальных соревнованиях в стране и за рубежом.
Ну и еще мне нравились братья Анатолий и Сергей Белоглазовы. На ковре я с ними не боролся, постоял только один раз с Сергеем в спарринге на тренировке, когда отрабатывали приемы. Так я устал вставать, в таком темпе человек работал. При том что был старше меня на двенадцать лет. Ну и техника феноменальная, бесспорно. Каждый прием отточен до совершенства.

— В 1991 году вы обрели отменную форму — выиграли чемпионат СССР, Спартакиаду народов СССР, чемпионат мира и стали обладателем Кубка мира. Выдающийся сезон.
— Это все потому, что у меня дочь родилась. И, понятное дело, очень хотелось попасть на Олимпиаду. Нам четко было сказано: кто победит на чемпионате СНГ-92, тот и отправится в Барселону.

— Представляю, что творилось на том чемпионате в Москве.
— Ну да, напряжение было выше среднего, градус борьбы зашкаливал. Хоть и с трудом, но чемпионат я выиграл. А в других весах потом еще и дополнительные схватки устраивали на заключительном сборе в Кисловодске. Чеченец против дагестанца. Зрители с обеих сторон с оружием, милиционеры между ними тоже вооружены. Я вначале посмотреть хотел, но потом глянул по сторонам, прикинул возможное развитие событий и подумал, что лучше пойти по горам погулять. Победитель той схватки, кстати, потом в Барселоне не очень удачно выступил. Думаю, сказалось напряжение борьбы за путевку на Игры.

— Как чувствовали себя в Барселоне?
— Замечательно. Единственное, не с кем было пообщаться перед финальной схваткой. Тренеры как туристы были, в Олимпийскую деревню их не пускали. С кубинцем Алехандро Пуэтро боролся не раз и с переменным успехом. Он на взвешивании мне сразу сказал, что встретимся в финале.
Первая схватка была с монголом. Я у него всегда выигрывал, но неизменно в тяжелой и вязкой борьбе. Наверное, потому что оба одинакового склада, “резиновые” такие ребята. Барселонская встреча исключением не стала. Вдобавок в самом начале он мне въехал в голову, и вот с этой здоровенной шишкой на лбу за двадцать секунд до конца я проигрываю балл. И от осознания того, что могу вылететь уже в самом начале, попер на него, как трактор. Сделал какой-то детский прием и чуть не закатал противника в ковер. Выиграл 6-5…
Потом было проще. Корейца победил 4-2, венгра 13-0, болгарина 12-1, немца 6-0. А в финале меня ждал, как и обещал, Пуэтро. Часов пять было до выхода на ковер.

— Что говорили окружающие?
— Ничего. Главный тренер Иван Ярыгин был с ребятами в зале, не отвлечешься. Какие-то другие указания или пожелания я не воспринимал. Не люблю, когда к тебе подходят и говорят банальности. Особенно когда вес гоняешь…

— Можно представить.
— Лучше не представлять. Меня скорее поймут те, кто с этим сталкивался. Не лучшее занятие в жизни, сразу скажу. В 1988 году уже перешел в категорию 52 килограммов, а до этого какой-то турнир ЦС “Динамо” был — и я там гонял вес, но все без толку. Он как на 54 остановился, так и стоял — стрелка весов будто вросла в циферблат. Помню, всего одна ночь остается до взвешивания. На улице весна наступает, но все равно зябко. Сосед по номеру в одеяло кутается, а я лежу нараспашку и мне жарко, окно открыл. В шесть утра оделся и пошел бегать. Намотал километров пять и даже испарины нет. Пошел к тренеру, так, мол, и так, нечему уже из меня выходить. В ответ: “Ну давай борись в 57”.
А потом был молодежный Кубок мира в Канаде. Мне предложили бороться в 52. Дескать, постарайся похудеть. Ну, делать нечего, это все-таки сборная СССР. Приезжаем в город, где будем соревноваться, а нам объявляют, что взвешивание будет не завтра, а сегодня — через пару часов. А у меня три килограмма лишних.
Главный тренер “молодежки” вначале сделал небольшую тренировку, запахал нас, а потом в той же шмотке в баню. И там тоже — скакать, прыгать, отжиматься…

— Не очень это полезно для здоровья, мягко говоря.
— Совсем не полезно, но другого выхода не было. Как я только не ругался, как не матерился… Потом уже на автомате, ничего не соображая, поплелся в душ — массажист отогнал…
На взвешивание меня вели под руки. Сам переставлять ноги не мог. Потом поили горячим чаем — он был обжигающим, но я даже не чувствовал этого, настолько организм пребывал в стрессе. Расписание было устроено так, что утро отборолся, вечером взвешивание. А у меня всегда назавтра плюс два. Так что скакал в парилке каждый день…
Поэтому в баню я теперь хожу только с девочками. Если их надо парить — иду, если нет — остаюсь дома. И никакого удовольствия от сидения в парилке с друзьями не получаю. Видимо, напарился уже на всю жизнь.

— Вернемся в Барселону — на финальную схватку с Пуэтро.
— Первая попытка моего коронного приема — и я проигрываю уже 0-3. Ничего не понимаю, как это он смог. Лезу еще раз — получаю снова. 0-5. Подготовился кубинец ко мне, разложил все по полочкам.

— Маша Мамошук говорит, что вы тот поединок часто вспоминаете.
— Да я рад бы забыть, но напоминают все время. Надо жить тем, что есть сейчас. Теперь ведь как: сегодня отработали отлично, настроение великолепное, а завтра все под откос. Как будто вчера и не было ничего. Начинаешь думать, что случилось, пытаешься постичь женское поведение. Однако это настолько трудная штука…
А в Барселоне тогда я перестроиться не смог. Растерялся, что делать-то, когда приемы не проходят? После схватки Ярыгин сказал: “Ты что, бороться не умеешь?” Не скрою, услышать это было неприятно. Я ничего не ответил, но обиделся. Он, правда, потом сам подошел: “Прости меня за эти слова, просто все были уверены, что ты выиграешь”.
Знаю, этого многим хотелось, я ведь один только светленький паренек из всей команды был. У меня дома вырезка из газеты до сих пор хранится, достаю ее иногда, улыбаюсь. Мол, на чемпионате мира Вугар Оруджев одержал победу — так же, как и его земляк Сергей Смаль.
В следующем году перешел уже в категорию 62 кг, устал гонять по десять килограммов.

— На Олимпиаде-96 у вас была вторая попытка, но уже в составе суверенной белорусской сборной.
— Может, возраст начал сказываться, не тот юношеский задор. 28 лет — это еще не много, но уже и не мало. Да и сама Америка страна специфическая, точно не самая любимая. Помню, жили в Олимпийской деревне — считай, в бывших общагах. Пять комнат, десять человек — и на всех один душ и туалет. Минут пятнадцать на паровозике ездить в столовую, а через дорогу, прямо напротив, “Макдональдс”. Покушаешь там пару раз — и все: вес ползет и чувствуешь себя как-то не так.

— Атмосфера, наверное, тоже отличалась. Одно дело сборная СССР с ее сложившимися порядками и другое — белорусская олимпийская команда в стадии становления.
— Тогда главным тренером сборной по вольной борьбе был Мурзенков. Он вообще, кажется, находился на этом посту лет 20 ли 25. Нам с ним трудно было сосуществовать. Выдумывал вечно что-то… Я мог бы и на третью Олимпиаду поехать. Хотя сам, конечно, дал несколько поводов.

— Режим?
— Было и такое.

— Вот те раз. А я думал, Сергей Смаль — идеальный спортсмен и тренер. Что скажет на это Маша Мамошук…
— Так она знает, я от нее ничего не скрываю. Ну, выпил. Ну, послал. Нормальная практика. Лицензию на Игры-2000 я завоевал, но поехал другой.

— В Атланте-96 вы заняли 11-е место.
— Наверное, можно было и лучше выступить. Сейчас уже как тренер понимаю, да и тогда догадывался, что когда возраст ближе к тридцати, не нужно тренироваться так фанатично, как в двадцать. Это в то время казалось, что никакие нагрузки не страшны и организм может переварить все. А потом уже начинаешь соображать, понимать, что его резервы не беспредельны.
Ай, давайте не будем вспоминать то, чего уже не исправишь.

— Тогда о Маше поговорим. Она верный продолжатель вашего дела. У тренера серебро на Олимпиаде — и у нее тоже.
— Маша так и заявила: “Все повторяю за тренером”. А вот зачем она мне это сказала? Сама подошла после какого-то чемпионата страны: “Николаич, хочу, чтобы вы меня тренировали”. Вот почему именно ко мне? Надо будет спросить у нее.
У нас с Машей космос какой-то. Слишком много совпадений, помимо двух одинаковых медалей. Я ведь отборолся барселонскую Олимпиаду — и через месяц она на свет появилась. Оба в олимпийские годы родились, мне в Барселоне было 23, ей столько же в Рио.

— Маша сказала, что после той ее финальной схватки вы не смотрели видео несколько месяцев.
— Так мы и сейчас не смотрим. Спрашиваю как-то: “Глянем?” — “Ай…” Я ее понимаю, с одной стороны, а с другой — она уже взрослая спортсменка. Пусть сама решает, как поступать.

— В чем сильные стороны Мамошук?
— Очень целеустремленная. Если поставила цель, будет стараться достичь ее любой ценой. Думаю, это у нас с ней общее качество. Приятно, что в этом плане мы похожи.
Конечно, ее тоже иногда необходимо заводить. Женщинам, наверное, сделать это труднее, но надо оставить все свои мысли и эмоции за дверями спортивного зала. Иначе образуется целая цепочка: что-то не получается на ковре — и начинается самокопание, которое обязательно накладывается на проблемы неспортивного плана. И выходить из этой ситуации придется довольно долго.

— Есть мысли, которые девушка никогда не может выкинуть из головы. Маша говорила, что у вас настолько близкие взаимоотношения, что вы знаете про ее личную жизнь даже больше, чем мама.
— Это она так всем рассказывает. А если бы так было на самом деле, я бы меньше загонялся. А то иногда ходишь, думаешь и не понимаешь, с чем связана перемена в поведении Маши. Какие только вопросы не задаешь, какие только темы не пытаешься прощупать — без толку. “Все хорошо”.
И только потом выясняется, что все это отклик на пару моих окриков во время тренировки. Причем они не были такими уж категоричными, взбодрил немного девушку. Мужик бы и внимания не обратил, а вот Маша… Все это было перед Олимпиадой, и в последние дни я старался вести себя как можно более корректно. Другого выхода не оставалось.

— Судя по всему, японок тренировать легко, для них учитель — это святое, обижаться на него недопустимо.
— Там совсем другое воспитание и отношение к старшим. Когда у них говорит тренер, японки стоят и смотрят ему в рот. Спрашиваете, в чем секрет их побед в вольной борьбе? Хороший вопрос. Своеобразная техника. Всегда борются до конца, находят какие-то продолжения… Мы стремимся к этому, но так, как у них, не получается. Может, только пока?
Если честно, не считаю, что борьба — женский вид спорта. Но если они сами хотят бороться, значит, и мне есть работа. Тем более когда идет результат.
А вообще, если разобраться, я никогда не хотел быть тренером. Смотрел на старшего брата, который работал с детьми, и думал: “Не, такого мне не надо”. Там столько проблем: этот туда попал, тот сюда — как вытащить? Хорошо, что связи какие-то остались.
И вот я пришел в секцию и ко мне попала единственная девочка — Надя Михалкова. Никто не рвался с ней не работать. Сам становился в спарринги, а что делать? Кстати, она собирается вернуться и снова выступить на чемпионате страны. Раньше неплохо боролась, была пятой на “Европе”.

— Каково это вообще — бороться с девушкой? Какие мысли в этот момент лезут в голову?
— Да всякие. Физиологию никто не отменял, однако стараюсь, чтобы мысли двигались в рабочем направлении. Но это еще ничего. Самое трудное для меня, когда заменяю брата и работаю с малышами, которые только-только пришли в секцию. Они ж вообще неуправляемые. Не представляю, как с ними можно справиться. Детский тренер — это вообще не мое. А вот со спортсменами высокой квалификации чувствую себя в своей тарелке.

— Хорошо бы нам десант в Японии высадить. Посмотреть, как тренируются лучшие мастера мира.
— Они никого к себе не пускают. Во всяком случае, никогда не слышал, чтобы в эту страну приезжали тренироваться спортсменки-иностранки. А мне хотелось бы узнать, в чем их секреты. Они же по всем возрастам и почти во всех категориях лупят соперников, как хотят. Японцы, кстати, нас в свое время к себе приглашали, тесты снимали и даже деньги за это платили. По 200 долларов на брата.

— Для советских времен хороший подъем.
— Один раз, правда, было. Арсен Фадзаев нам эти деньги пробил. Вы что, говорит, бесплатно нас изучать задумали? Не, так дело не пойдет. И никуда не делись японцы — принесли. Потом он начал разбираться, почему нас все время возят на метро. С одной стороны, у них там с транспортом проблемы и подземка помогала их решить. Но пересадок много. Арсен уперся: “Поедем на матч только на такси. Иначе боритесь сами”. Смотрим, вызывают машины. Ехали до зала два с половиной часа, хоть выспались.

— Сейчас у нашей команды другое модное направление появилось — Владикавказ.
— Это Маша, Василиса Марзалюк и Ванесса Колодинская ездят в центр доктора Бубновского. Поправлять здоровье, грыжи залечивать и всякие профилактические процедуры проводить. Они там работают, потом их растягивают, на все уходит часа три-четыре. Курс длится около трех недель, и потом надо дать неделю щадящей нагрузки. По сути, это целый месяц. Если бы был разовый проект — залечили болячки и все, то нормально. Но когда приходится курсы повторять, мне как тренеру это не совсем нравится. Хотя девушки придерживаются противоположного мнения. Ну не знаю, посмотрим, как на чемпионате Европы в Сербии выступим.

— Мария в недавнем интервью говорила, что ездит выступать на клубный чемпионат в Индию. И ей очень нравится организационная составляющая.
— Здесь я ее восторг разделяю полностью. Шоу, без сомнения, индийцы делают отличное. Но опять же на телевизионной картинке все блестит и переливается, а стоит отойти буквально на пару метров в сторону от павильона, там мусор и грязь.
Тот же зритель, который только что восхищался и хлопал в ладоши, будет проходить возле мусорки, но бумажку обязательно бросит мимо. И вот поэтому все урны пустые, а вокруг навалена гора мусора. Честно говоря, мне непонятно, как так можно делать. Очень устал от этой страны. Посмотришь на трибуны внимательнее и понимаешь, что там не столько болельщики собрались, сколько те, у кого луженые глотки и кто может орать без перерыва. Вроде популяризация борьбы налицо — все шоу идут в прямом эфире. А как-то все не по-настоящему, как-будто телешоу какое-то записывают с нанятой массовкой.

— Нам их опыт можно перенять и творчески переосмыслить.
— В этом плане я скептик. Хотя бы денег на командировку дали, потому что всегда одна и та же история получается. За аккредитацию на турнир платишь из своего кармана и только по возвращении их получаешь. Сейчас хорошо, у обоих президентская стипендия, можно и заложить. А раньше, когда ее не было, приходилось тяжело. Или валюту на билеты тебе дадут за день до вылета, а их надо выкупать за неделю как минимум, потому что цена выскочит такая, что мама не горюй. Вот и крутись как хочешь.

— Как считаете, наша женская сборная к следующей Олимпиаде на родине легендарных японок сможет прибавить?
— Молодежь растет хорошая, в прошлом году по всем возрастам неплохо приложилась. Перспектива есть, конечно. Ну и Маша не сплоховала. Эту медаль мы пару Олимпиад ждали, а теперь она есть и для других девчонок стимул. Да и Василиса Марзалюк, которая в Рио остановилась в шаге от пьедестала, думаю, своего последнего слова еще не сказала.

— В общем, в будущее смотрите с оптимизмом.
— Более или менее. Огорчает только, что в правилах снова грядут перемены. Ну и новое количество категорий — вместо восьми их будет десять. А количество олимпийских останется прежним — шесть. Для чего, зачем, какой в этом смысл — менять правила каждые два года?
Вот вроде бы я столько лет уже в борьбе, а все равно есть то, чего понять не могу…