Оганнес Гоарян. В Армении говорят, что я был талантливее Мхитаряна

Корреспондент “ПБ” дозвонился до Оганнеса и поговорил о БАТЭ, Генрихе Мхитаряне, бизнесе, лишнем весе и многом другом.

— Как прошла стажировка?
— Я приезжал на короткий срок. У нас идет чемпионат. Не мог оставить команду надолго. Побывал на двух тренировках БАТЭ, на матче с “Крумкачамi”. Пообщался с Александром Владимировичем Ермаковичем. Узнал много нового для себя. Он поделился со мной тренировочными программами. Вернулся в Москву с большим багажом и начал давать ребятам то, чему меня научили.

— Со стажировкой вам помог Родионов?
— Просто написал ему в соцсетях. Спросил: как считаешь, не проблема? У меня ведь это была первая стажировка. Не знал, как решаются такие вопросы. Виталя скинул номер телефона Александра Владимировича. Я набрал, и мы обо всем договорились. У нас отличные отношения. Как человек он совсем не изменился. Такой же добрый и отзывчивый. Я его очень люблю и уважаю.

— Что представляет собой “Ника”?
— До моего прихода это была молодежная команда, которая играла в пятом дивизионе без задач. Пару месяцев я был помощником Юры Тарханова. Потом он с отцом уехал в “Урал”. Меня же назначили главным. Сказал руководству: если хотим готовить молодых футболистов для большого плавания, нужно подняться на дивизион выше. Меня поддержали, и с этого года мы уже в Д4. У “Ники” есть хорошие воспитанники. К примеру, Денис Глушаков. Задача — сделать так, чтобы кто-то еще прорвался наверх.

— Как вы вообще попали в этот клуб?
— Каждый вторник в Москве собираются играть ветераны. Олег Иванович Романцев, тот же Тарханов, Дима Хохлов… Мой дядя Арсен Минасов пригласил и меня. Я играл с ними, а рядом тренировалась эта молодежная команда. Спустя время предложили поработать. Мне стало интересно. Потом пошел на курсы.

— Вам всего 29. Не рано начали тренерскую карьеру?
— Футбол — это наркотик. Отказаться от него очень сложно. Играть я уже не могу. По разным причинам: здоровье, лишний вес… Возможно, и силы воли не имею, чтобы вернуться на поле. Решил, что, наверное, неплохо получится в тренерской деятельности. Так как лидерские качества всегда были. Вроде удается. Все хвалят. Мне самому нравится. Правда, очень много нервов уходит. Вот, кстати, одна из тем нашего разговора с Ермаковичем. Говорю, теперь я понимаю, что такое быть тренером. Он поделился советами, как обходить психологические проблемы, не злиться.

— Когда приехали в БАТЭ, ностальгию испытали?
— Я не первый раз был в Беларуси после ухода из команды. Всегда испытываю ностальгию. Потому что это настолько родной для меня клуб… Начиная от руководства и заканчивая людьми, которые следят за полем. Кстати, пользуясь случаем, желаю скорейшего выздоровления Анатолию Анатольевичу Капскому. Меня всегда здесь тепло встречают. Хотя я играл не особо долго. Даже больше скажу: во время стажировки возникло ощущение, что я тоже должен переодеться и выйти на тренировку. Рад был видеть всех, с кем пересекался раньше. Это мои друзья, которых люблю. Желаю им как можно дольше продержаться в футболе. Говорил парням: ни в коем случае не заканчивайте раньше срока, выжимайте все соки, потому что потом будете страдать.

— К Виктору Гончаренко хотите попасть на стажировку?
— Пересекались с ним на учебе. Он защищал тренерскую категорию “Pro”. Обнялись, тепло поговорили… У него получается в ЦСКА, показывает результат — как и везде. Это человек, с которого нужно брать пример. Он один из самых сильных специалистов, которых знаю. Если он останется в ЦСКА — а он, думаю, останется, — с удовольствием попрошусь к нему на стажировку. Даже не сомневаюсь, примет без всяких проблем. Наши теплые отношения сохранены.

— Вы рассказывали, что перед уходом из БАТЭ два часа сидели с Гончаренко на базе и просто разговаривали. О чем?
— Он уговаривал меня не уезжать. Вы знаете, я тогда был молодым и глупым. Многого в жизни не понимал. А он постарше, пытался уберечь от ошибок. Я, кажется, воспринимал все агрессивно, думал по-своему. Но сегодня очень жалею, что не послушал его. И своих футболистов учу не на чужих ошибках, а на своих. Кстати, хорошо действует. А тогда еще разговаривали о жизни, о моем неправильном отношении к футболу… Я сглупил, дурачок. И от этого пострадал. Уехал в Армению и там загубил свою карьеру.
Советую всем молодым футболистам: слушайте тренеров, которые уже прошли этот путь. Говорю своим ребятам: откуда я знаю, спал ли Петя ночью, кушал ли Дима утром? Я не Ванга. Даю одинаковую нагрузку с тем расчетом, чтобы все делали, как надо. Но если кто-то, к примеру, поел за десять минут до тренировки, конечно, ему будет плохо. Когда-то я этого не понимал. И поэтому не достиг, чего должен был. Но мои ребята профессионалы. Есть три-четыре человека, которые в ближайший год сто процентов заиграют. Даже Ермаковичу говорил: если будет желание, могу отправить парней на просмотр. Хотел бы, чтобы они подписали с БАТЭ контракты и приносили клубу пользу.

— Гончаренко признавался, что раз десять за сезон хотел вас оштрафовать.
— Хотел, да. Я никогда не отличался сверхдисциплиной. Но здесь тонкий момент. Я не тренировался плохо, всегда работал лучше всех. Это отмечал и Виктор Михайлович. А желание оштрафовать было вызвано проблемами с весом. Не мог завязать рот, жрал, толстел. А Гончаренко, естественно, хотел, чтобы я играл девяносто минут, а не тридцать.

— Помните блинную около станции метро “Восток”?
— Помню. Очень вкусные блины! Туда вся команда заходила. Автобус ехал на базу утром. Дома не успеваешь покушать. Еще и жена тогда была беременна, жила в Москве. Меня подначивают по этому поводу чисто из-за того, что имел лишний вес. Если бы все было в порядке, никто не вспоминал бы про эти блины. Да, я восточный мужчина и по сей день люблю сесть за хороший стол, вкусно поесть, угостить друзей. В житейском плане не вижу ничего плохого. А вот в плане спорта, естественно, жалею, что не мог заставить себя не съесть лишний блин.
Приведу пример Генриха Мхитаряна. Мы с ним играли вместе за сборную Армении и жили в одном номере. Близко дружили. Очень дисциплинированный, правильный парень. Вовремя ложился спать, ел, когда надо. Все по плану. А я мог смотреть телевизор и лечь в четыре утра. Кто-то доходит до высот, а кто-то… Хотя в Армении по сей день говорят, что я был гораздо талантливее Мхитаряна. Если вы у него спросите, скорее всего, он вам то же самое скажет. Мы с ним общаемся, и он мне об этом говорит. А Генрих, как мы знаем, теперь играет в “МЮ”. Когда-то получал двести долларов, а сейчас — миллион евро. Мхитарян идеален во всем. В учебе, в дружбе, в футболе… О нем даже сложно вспомнить историю. Он не гулял. Тренировка — дом. Мог выйти вечером с друзьями. Но под “вечером” я имею в виду в пять-шесть часов. После потери отца человек поставил перед собой цель и полностью посвятил себя ее достижению. Мало таких людей знаю. Еще один — мой отец. Такой же пунктуальный.

— Вес вы стали набирать после операции, которую перенесли в восемнадцать лет?
— Мне было лет шестнадцать. Тогда тренировался в “Малаге”, куда отвез дядя. Но у меня был контракт с московским “Динамо”. Полетели на сбор в Турцию — и на первой тренировке голеностоп оторвало полностью. Сделали операцию, вставили семнадцать шурупов в ногу. Три остались по сей день. Год пролежал в кровати. И, само собой, набрал вес. Было 73 килограмма, стало — 96. Потом восстановился, довел до 80, играл, побил рекорд России по голам в первенстве молодежных составов. Потом БАТЭ, а дальше вы знаете.

— Максимальный вес, который у вас был?
— Была в Армении такая команда — “Улисс”. Ею занимался мой товарищ Валерий Оганесян. Предложил: хочешь, будь тренером, хочешь — игроком. Сказал: давай попробуем похудеть, поиграть. В первом круге забил девять мячей, был лучшим бомбардиром. Хотя это не показатель, конечно. Весил 110 килограммов. После каждого матча летал в Москву на реабилитацию. Мышцы летели, гематомы появлялись… Спустился до ста, но дальше похудеть не смог. Знаете, где-то влияет еще и генетика. Как бы ты ни старался, она берет свое.

— Диет много перепробовали?
— Ой, наверное, нет такой диеты, которую не пробовал бы. Когда в БАТЭ играл, сдавал кровь, определял гемокод. Тебе дают меню. Одна сторона красная — то, что нельзя есть, продукты, которые превращаются в жир. Другая — зеленая. Можно кушать. По этой диете мне готовили еду на базе. Но я скинул 500 граммов за три месяца. Если честно, халтурил: пирожки жрал, вставал ночью на базе и открывал холодильник. Так и не довел ни одну диету до конца.

— Самая странная диета?
— Не знаю, как странная, но самая мучительная была в БАТЭ. Мне требовалось держать вес хотя бы на отметке восемьдесят килограммов. Гончаренко говорил, что за каждые сто граммов превышения буду платить сто долларов. Естественно, платить не хотелось. Возможно, он шутил. Но я всю ночь ел лимон. Скидывал пару килограммов. Лимон сушит, происходит обезвоживание организма. Но никому этого не посоветую. Самая правильная диета — есть маленькими порциями несколько раз в день. И, кроме того, правильно спать. Если ты худеешь и не спишь всю ночь, считай, диета насмарку. Возвращаемся к профессиональному отношению, которого у меня не было. Я ел, когда и что хотел, ни в чем себя не ограничивал.

— Однажды вы попали в неприятную историю с Веремко…
— На самом деле Серега не виноват был. У меня возник конфликт с пьяным человеком, он докопался до нас. Пришлось применить силу. Но я гражданин другой страны. Чтобы избавить меня от проблем, Серый взял ответственность на себя. До сих пор близко дружим. Когда был в Минске, практически жил у него дома. Его жена Каринка — моя сестра. Его дети — мои племянники. Обожаю их. Но отличные отношения у меня и с Радьковым, Родионовым, Булыгой…

— Когда вы завершили карьеру первый раз, пошли к отцу в носочный бизнес.
— Честно говоря, никому не пожелаю работать с моим отцом. Он очень строгий, требовательный человек. И ведь отца невозможно послать и уйти. Поэтому через год пришлось отказаться от совместной работы. Я руководил людьми. Эта фабрика у отца уже сорок пять лет. Кстати, назвал он ее в честь меня. Ничего интересного. Хмурый, скучный, серый бизнес. Пробовал себя я и в ресторанном деле, был кальян-бар. Но это не мое. Хочется быть в футболе.

— Разобрались, как делаются носки?
— Да. Почему нет? В принципе схема простая. На десять станков — они итальянские — один мастер. Он смотрит, чтобы нитка не заканчивалась, меняет иглы, когда они ломаются. Все остальное делает компьютер — задает узор и так далее. Потом через трубу носки выкидываются в общий контейнер. Другой человек отдает их швеям. Нижняя часть, где шов, шьется вручную на машинке. Потом носки отправляются на глажку. Используется утюг в форме человеческой ноги. Дальше ставится ярлык, потом формировка. Я как раз руководил отделом формировки, выдавал товар. Не очень сложная работа.

— Примерно в это время вы открыли школу индивидуальной подготовки имени Оганнеса Гоаряна. Как пришли к этой идее?
— Ее подсказал мой друг. Мне много людей писали, звонили: посмотри нас, помоги куда-нибудь попасть. Честно говоря, заниматься этим было неохота. Потом возникла идея тренировать ребят и куда-то устраивать. Я сам работал с парнями, вел семь групп. Иван Мамаханов дошел до молодежной сборной Армении. Были успехи, но это дело быстро надоело. Потому что не имели своего поля, финансовые затраты себя не оправдывали. Больше занимал себя, чем занимался чем-то. Кстати, работали в том числе по методике “Вильярреала”. В свое время удалось взять конспекты у Пепе Верчили, который трудился в БАТЭ.

— Мечтаете когда-нибудь возглавить сборную Армении?
— Для начала — не мечтаю. А более чем уверен, что это случится — если пойду по тренерской лестнице до конца. А я делаю все для этого: поменял образ жизни, отношение к себе, к семье, повзрослел. Пусть это может показаться слишком самоуверенным. Но я всегда отвечал за свои слова. Если говорил, что буду бомбардиром, — становился им. Если говорил, что забью больше всех в Армении при весе в 110 килограммов, — забивал. Хотя липовые специалисты давали интервью: он и двух мячей не проведет, до ворот не добежит. Но после первого круга все закрыли рты. Если стану тренером сборной Армении, сделаю все, чтобы она когда-нибудь попала на чемпионат мира или Европы. Потому что я очень люблю и ценю свой народ, горжусь им.

— В соцсетях у вас есть фото с автоматом в руках. Что оно означает?
— Оно означает, что у меня есть автомат. Не раз был на свадьбах у друзей из Чечни, Ингушетии… Часто выезжал в горы пострелять из автоматов. Оружие — это мужское увлечение. Как у девочек куклы, так у мальчиков — пистолетики. Я не собираюсь ни в кого стрелять. Это не проявление агрессии. Практически в каждой кавказской семье есть дома оружие. Просто фото, не более того. У меня есть снимок и с арбузом в руках. Для этого и придумали соцсети.

— Вы не раз называли себя хулиганом. Самый хулиганский поступок в вашей жизни?
— Их много. Часто дрался. Если футбольного плана, то в Москве есть одна любительская лига. Играл там, но потом побил двух судей, и меня пожизненно дисквалифицировали. Арбитр позволил себе мат в мой адрес. Одного ударил, другой заступился — и тому досталось. А вне футбола… Первый вопрос, когда вернулся из Минска: ну что, проверил, все на месте? Да, действительно, я свободный человек, сходил в караоке, имею право. В Минске у меня друзья-армяне — семья Маргарян, которую я очень люблю. Передаю им привет. Но вообще моя жизнь поменялась. Я повзрослел. Сейчас совсем другие интересы и цели.