Сергей Домашевич. Живой

(Начало в номере за 19 мая.)
В Афгане футбол ему не снился. Было как на том свете, где из ада не виден рай, и даже когда все закончилось и пошел новый отсчет, жизнь после смерти, война не отпускала. Он кричал по ночам.
— Воевал, — поправляет.
— Воевал. Сколько это длилось?
— Долго. Еще и сейчас бывает…
Приглашение в брестское “Динамо” было исполнением детской мечты. И компенсацией. Вошел на удивление легко, пропускал матчи разве что по карточкам. Оснащенности хватало, соответствовала второй лиге, а мощь, напор и жажда борьбы поднимали над общей массой.
Здоровья на троих: когда этот танк разгонялся, соперники разлетались в разные стороны. Такой Бригель нашего двора. Обладал колоссальным ударом, отбивал вратарям ладони.
“Я как увидел Домашевича, подумал: второй Стрельцов! — вспоминал Эдуард Малофеев. — Столько таланта, такие данные! И такая судьба… Человек прошел Афганистан без царапины, а ведь с боевых не вылезал! Он такой души, можно идти в разведку. Думаю, он был бы очень-очень большим футболистом”.
Разговаривать с ним, вспоминает тогдашний начальник брестского “Динамо” Александр Разин, было труднее, чем с другими футболистами. Резче был, не убирал глаза — невозможно такое, чтоб проглотил незаслуженное. Не наглец, без нахрапа, просто смотрел на мир иначе после всего увиденного…
Меньше чем через год на Душмана, как его окрестили в команде, появились виды в высшей лиге. Вернувшийся в минское “Динамо” Малофеев быстро смекнул: его клиент. Боец без страха и упрека, к тому же несытый, ненаигравшийся. Старшой специально приехал в Брест на смотрины. Полузащитник понравился, но Румбутис попросил отсрочку и игрока на какое-то время придержал. Когда пришли телеграммы из московского “Локомотива”, “Торпедо”, сам Сергея к Эдуарду Васильевичу и отправил.
Год с небольшим всего в Бресте поиграл, но сохранил отношения со многими партнерами — “Динамо” по сей день остается его командой.

В Минск в ходе чемпионата-89 провожали скептически: больно стремительно все было в этой карьере. “Вышка” в сравнении со второй лигой — космос, другая скорость решений, и технику подтянуть не мешало. Но любовь Малофеева, на кого падет, волшебным свойством обладала: парни ниоткуда, им поцелованные, вдруг начинали играть лучше, чем могли.
С правом на ошибку Домашевич стал в Минске прибавлять. На финише сезона провел несколько матчей за основу — дебютировал против тбилисцев, дальше московский “Спартак”… В команде хватало премьеров — Гоцманов, Зыгмантович, Метлицкий, Герасимец, но агрессивная манера новичка производила впечатление. Огромный такой мосел носился по полю, высекая искру в единоборствах, летел вперед с горящими глазами.
Так его учили в Афгане. По прибытии на место в саперную роту дали десять дней на адаптацию. Прапор гонял как сидоровых коз: бежали, стреляли, падали по команде. Под ногами камни, верблюжья колючка, но если аккуратничали, берегли себя, следовало: “Отставить! Все трупы! На исходную!” Показывал, как надо — голой грудью прыгал на землю и поднимался изодранный, раскровавленный: “Я живой, а вы — трупы!”
Как в воду глядел: из саперного выпуска учебки уцелели пятеро. И вернувшийся с войны Сергей, выходит, жил за других семнадцать! И за них играл.

Он большой объем выполнял, характеризует Эдуард Малофеев, в полузащите мог и “под нападающими”. С мячишком хорошо обращался — нам бы еще годик! Он очень хороший футболист был, одаренный, родители заложили кондиции. Его надо было только огранить, запустить механизмы, силенку привести в норму. Силищи-то у него было прилично, но чтобы она была относительно его веса, кондиций правильно приложена к футболу…
Сергей Малофеева боготворил, впахивал на тренировках. Сбросил вес, вечную свою обузу, но в состав только пробивался. И когда через несколько месяцев динамовцы собирались на коммерческий турнир в Германию, нежданно нашел в выездном списке свою фамилию.
Турнир мог стать для него трамплином, если не звездным часом. Сыграл, как самому показалось, обычно, но на немцев произвел впечатление — боец для бундеслиги. Минчане выиграли у Сенегала, “Кайзерслаутерна”, пражской “Спарты” по пенальти и в финале снова попали на немцев.
Повторно их не одолели, немцы были на взлете — едва вернувшись в “вышку”, выиграли Кубок, на другой год их ждало золото чемпионата. Евгений Шахов, экс-форвард днепропетровского “Днепра”, выступавший за “красных дьяволов”, на трибуне подошел к Домашевичу: покупать тебя собрались, будет хоть с кем общаться. Сергей не поверил, но руководители с немцами уже перетерли, договорились о сумме трансфера.
На другой день минчане переехали во Францию, где продолжили тренировочный сбор. И здесь судьба Домашевича догнала. Весь Афган берегла, один подрыв на бэтээре за службу, а тут решила, что много отсыпала.
На первой же тренировке во время “пули”, пытаясь достать уходивший за бровку мяч, Сергей на него наступил, и нога поехала — всем весом врезался в бетонный столбик.
Несостоявшегося игрока “Кайзерслаутерна” увезли в больницу с переломом большой и малой берцовых. Прооперируй его там, через несколько месяцев, глядишь, и бегал бы на шурупах, но наши врачи не владели французским и о чем речь не знали. Ногу загипсовали.
В больницу пришли руководители:
— Что наделал! Зачем этот подкат?
В подтексте был готовый к подписанию контракт.
Сергей промучился с ногой год. По всем показателям, срослась, а ступал через боль, нога стреляла.
В “Динамо” подрастала молодежь, а время Сергея таяло. Вокруг понимали, что на ожидаемый уровень ему, похоже, уже не выйти.

Приятель по Бресту Олег Радушко, игравший за “Днепр”, позвал в Могилев, где врач — как ни в одной команде. Василий Трус нашел в ноге семь спаек. Спайки застарелые, насилу прорвал, но ногу уберег. И Домашевич заиграл за “Днепр”.
В первом национальном на матч в Могилев приехали минские динамовцы. Днепровцы их по игре “возили”, но Сацункевич снял все “девятки”, а под занавес гости провели единственный и победный. Возглавлявший минчан Вергеенко предложил Домашевичу вернуться в “Динамо”. Сергей был, конечно, не прочь — но в чемпионате оставались два тура. Доиграл за “Днепр” и на свою голову отпраздновал. Итог банкета в честь завершения сезона — сотрясение мозга и сломанная рука.
Дальше были “Торпедо” Анатолия Юревича, по чуть “Даугава”, гродненский “Неман”, все вперемешку с Пинском и как-то не очень серьезно, скоротечно. Сбрасывал вес, набирал, гонял килограммы как на баяне, от 116 до 84 и обратно. Но все это был не тот футбол. Послефутболие.

Сегодня он сторож в пинской академии футбола. Для тренерской нет образования, да и артрозы перешли черту. А до восьмого класса учился на пятерки, пока не поставил на футбол. После школы поступать не стал. По возвращении из Афгана была льгота, просто отвезти документы — не поехал. Думал, футбол будет вечно.
В восемьдесят девятом, приглашенный в минское “Динамо”, взялся за ум — сдавал вступительные на юрфак БГУ. И завалил последний экзамен, историю: чтобы не прогуливать тренировку, рискнул пойти первым…
— Сергей, что все-таки было главное в жизни?
— Доказывать. Всем все доказывать!
— И сейчас?
— Сейчас уже нет возможности…
Он тяжело поднялся и ушел на артрозных своих, убитых прыжками и подкатами ногах. Ему пора было на дежурство, мне — на дизель.
Местом встречи был зал ожидания, в нашем возрасте олицетворявший скорее иронию, чем метафору.