Всё хоккей в семействе Хенкелей. Бывает, проведешь тренировку — и на завод

Там в начале девяностых пошумела тройка выходцев из школы “Устинки” Генкель — Колесников — Каленицкий. Мы разыскали Андрея-Андреаса в Вольфсбурге, где нападающий осел по окончании карьеры, которая после белорусского отрезка целиком проходила в Германии. Причем небезуспешно: Хенкель-старший даже стал культовым игроком для “Криммитчау” из второго по рангу немецкого дивизиона.

— Как к вам все-таки обращаться — Андрей или Андреас?
— Андрей — так все называют и так было написано в советском паспорте. Это немцы потом трансформировали имя на свой лад. А канадцы, с которыми доводилось играть, обращались просто Анди.

— Судя по всему, ваши предки — казахстанские немцы.
— Это позже они стали казахстанскими, а изначально были поволжскими, которых в 41-м году полностью выселили из европейской части Союза на Восток. Мои родственники оказались в поселке Первомайский под Усть-Каменогорском. Там я и родился.

— Интересовались историей семьи?
— Конечно. Бабушка много всего рассказывала. В Россию предки перебрались еще в екатерининские времена, когда началось переселение немецких крестьян на свободные земли Поволжья. Немцы ехали с удовольствием, особенно небогатые, потому что участки давали бесплатно.

— Из какого региона походили ваши праотцы?
— Судя по бабушкиному диалекту, из-под Штутгарта. Здесь же диалекты тоже отличаются — как и в любой большой стране. Есть берлинский, баварский, саксонский… Когда поездил по Германии, стал по говору различать, кто откуда.

— Что из себя представлял поселок Первомайский в семидесятые?
— Небольшой, городского типа. Там стоял Иртышский химико-металлургический завод — работал на военную промышленность. Поэтому жили небедно. Спорт хорошо финансировался — хоккей, лыжи… Пока Союз не распался, люди крепко стояли на ногах. Родители до сих пор рассказывают, что были счастливы.

— Детство в семье поволжских немцев отличалось от детства в обычной советской семье?
— Не сказал бы. Может, культура немного отличалась. Все-таки немецкая педантичность сказывалась: деревни были чище, дома ухоженнее. А так в поселке соседствовали и казахи, и русские, и чеченцы — прекрасно ладили. Ходили в одну школу, дружили, женились, детей рожали.

— Тем не менее немцы долго добивались признания и реабилитации.
— Знаете, в России мы считались немцами, а в Германии — русскими. Бабушка рассказывала, что раньше стеснялись говорить по-немецки, хотя это не запрещалось. Если она в автобусе начинала “шпрехать”, мои кузены, которые постарше, цыкали и просили прекратить. Но у меня в свидетельстве о рождении написали “немец”, и я этого не чурался. И прав было не меньше, чем у других.

— Кто и когда поставил вас на коньки?
— В хоккей тогда играл каждый: зима в Казахстане длилась с начала ноября и до конца марта — все это время гоняли шайбу на естественном льду. Уже в семь лет сам сходил к врачу, взял справку, записался в секцию. Утром, перед школой, шел чистить площадку от снега. Почистил, покатался — и на уроки. А на улице тридцать градусов мороза. Занятия отменяли — и обратно на каток. Сопли мерзнут, но ты довольный. Многим из нашего поколения это знакомо. А в тринадцать переехал в Усть-Каменогорск — пригласили в специализированную хоккейную школу. Отец был за, мама — против. Но я настырный, добился, чтобы отпустили. Правда, с условием: если начну плохо учиться — вернусь. Надо признать, хороший стимул. Оказавшись один в другом городе, закончил седьмой класс лучше, чем под контролем родителей. Очень хотел остаться в хоккее. Все-таки в “Устинке” открывались хорошие перспективы — школа там была сильная.

— И как занесло в Беларусь?
— В 1988-м финал юношеского чемпионата СССР проходил в Минске. Как раз заканчивал десятилетку. В Усть-Каменогорске не видел перспектив поступить в институт. Во-первых, он был педагогический, а не физкультурный. Во-вторых, хоккейное “Торпедо” в этом вопросе никак не помогало. А если бы не поступил — светила армия. Поэтому Валерий Константинович Польшаков и Николай Васильевич Беспрозванных, которые тренировали в школе “Юности” 1971 год рождения, позвали к себе. Сказали, подсобят с поступлением в Беларуси. Конечно, пришлось поразмыслить — Минск не за углом. Но все-таки согласился. Тем более поехали втроем: я, Андрей Колесников и Володя Каленицкий. Два года провели в “Юности”, в 1990-м выиграли финал молодежного чемпионата страны в Воскресенске. А потом отправились в Новополоцк, который как раз вышел во вторую союзную лигу и искал хороших исполнителей. Тренировал клуб Юрий Михайлович Перегудов — отличный специалист. Так перешли из юношеского хоккея во взрослый. Стали лидерами команды.

— Тогда многие выпускники “Юности” попадали в минское “Динамо”. У вас шанс имелся?
— На самом деле попадали не многие. Конкуренция была серьезная. 69-й год солидный подобрался — с Эдиком Занковцом и Володей Цыплаковым. Здесь еще вопрос: попасть и сидеть на лавке в “Динамо” или играть в первых звеньях в “Химике”?

— Новополоцкие болельщики до сих пор помнят тройку Генкель — Колесников — Каленицкий…
— …но забывают назвать защитников — Копатя и Макрицкого. У нас была устоявшаяся пятерка.

— Когда дороги разошлись?
— Я окончил институт в 92-м, и уже собирался уезжать в Германию. Родители как раз отправили все необходимые документы в рамках программы переселения российских немцев на историческую родину. Пришел вызов сначала на меня — уехал первым. А затем и папа с мамой.

— Кто подыскивал вам клуб?
— Сам. Сначала оказался в “Вольфсбурге”, а через два года пригласили в “Ганновер” из DEL-лиги. Потом “Криммитчау”, “Дрезден”, “Фрайбург”… Однако на первых порах было очень сложно. Когда приехал — получил все соответствующие бумаги, чтобы стать гражданином страны, в том числе паспорт. Но по спортивному гражданству меня не считали немцем. Пришлось три года играть как легионер. А в таком статусе везде нелегко.

— Немецкий знали?
— Ха, школьный! У нас в семье никто, кроме бабушки, на нем не говорил. И то я рано уехал из дома в Усть-Каменогорск. А в школе какой иностранный? Тем более мы больше тренировались и играли, нежели учились. Поэтому немецким, можно сказать, не владел. Но после шестимесячных курсов начал параллельно с выступлениями за “Вольфсбург” тренировать детей — соответствующий диплом уже имел. И вот с детьми дело пошло куда быстрее.

— В двадцать с небольшим уже тренировали?!
— Здесь хоккейных наставников мало. Получают они базовую ставку, а это скромные деньги. Но времени приходится тратить много. Поэтому очень приветствуется, если профессиональные игроки параллельно работают с детьми. Или хотя бы просто придут на тренировку помочь, что-то показать. У некоторых это даже прописано в контракте.

— Где в Германии вам было комфортнее всего?
— В плане хоккея, наверное, в Криммитчау. А в плане жизни… Везде были свои плюсы. Криммитчау — маленький поселок. Отличался семейной атмосферой, все друг друга знали, бытовые вопросы решались гораздо быстрее. Дрезден — очень красивый город, архитектурный шедевр. Два года там провели, жена была в восторге. Тогда, кстати, играли в одной команде с Сергеем Стасем-старшим. Потом перебрались во Фрайбург, который на границе с Францией, — это тоже своя красота и немного другая культура.
А вообще со всеми этими переездами (хоть я и не так часто менял клубы) сложнее всего было детям. Переходили из школы в школу, а в каждой земле своя программа. Дрезден — это Саксония, Фрайбург — Баден-Вюртемберг. Постоянно перестраивались. Хоккеистам-то проще — дали квартиру и играй.

— В Криммитчау вас, наверное, до сих пор на улице узнают?
— Есть такое. Много друзей осталось, созваниваемся, ездим в гости. Неудивительно — восемь лет там провел. Больше четырехсот матчей сыграл — это где-то второй-третий показатель за всю историю клуба.

— Проводы устраивали?
— Когда ушел в “Дрезден”, меня пригласили на прощальный матч. Майку, конечно, не подняли под своды, но очень тепло все организовали. И до сих пор зовут на встречи ветеранов. Восемь лет — большой срок для профессионального спорта.

— Карьеру вы закончили в “Вольфсбурге-2”…
— На самом деле последний профессиональный сезон провел во “Фрайбурге” в 2006-07 годах. Там Сергей Светлов тренировал — олимпийский чемпион Калгари-88. А потом приехал в Вольфсбург, где помогли с работой. Вторая команда была почти любительская, выступала в региональной лиге — это четвертый дивизион. Просто попросили немного помочь. Еще год поиграл — уже не за деньги. Потом завязал окончательно. Сейчас только с ветеранами катаюсь.

— Почему осели именно в Вольфсбурге?
— Во-первых, меня изначально сюда по документам направили в начале девяностых. Когда приехал в лагерь для переселенцев, спросили, куда хочу. Ответил, что в Вольфсбург, где были дальние-дальние родственники. Правда, требовалось квартиру снять. С этим помог один совершенно незнакомый человек — мне просто дали номер. Сейчас мы с ним соседи. Во-вторых, пока играл, построил в Вольфсбурге дом. Начал этим заниматься еще в Криммитчау в 97-м. Когда сезон заканчивается — надо ж где-то жить. Счастлив, что хватило ума вовремя позаботиться о квартирном вопросе. Хотя, казалось бы, 26 лет… В таком возрасте немногие задумываются о будущем. Дом, кстати, недалеко от хоккейной арены и от основной работы — на “Фольксвагене”.

— Вы трудитесь на заводе?
— А как иначе? Просто тренируя детей, здесь не проживешь. Поэтому с ребятами занимаюсь вечером, после работы. Веду в школе “Вольфсбурга” команду U-16 — 2002-03 годов рождения.

— А на “Фольксвагене” чем занимаетесь?
— Доукомплектацией. Например, ставлю счетчики в машины, которые предназначены для такси. Креплю дополнительные педали, зеркала в учебные авто. Или вешаю рации и другие причиндалы в полицейский транспорт. Интересная работа. И не тяжелая, потому что это не конвейер.

— Оплачивается хорошо?
— Ха, когда после окончания карьеры во “Фрайбурге” получил первую зарплату на заводе, подумал: а зачем я вообще последние два года играл в хоккей? Еще и бонусы выплачивают. Жаловаться грех. Главное — стабильность. И контракт на двенадцать месяцев, а не на семь с половиной, как в хоккее.

— Наверное, весь Вольфсбург трудится на заводе?
— Целый регион живет за счет концерна. “Фольксваген” — это ведь не только производство автомобилей, но и множество фирм, которые работают на него, получают заказы. Правда, очень много средств вкладывается в футбол. Комфортный стадион на тридцать тысяч мест. Сильный интернат для детей. Девчонки за последние пять лет трижды выиграли женскую бундеслигу и дважды побеждали в Лиге чемпионов… Все для футбола.

— А вообще сложно было найти себя после окончания карьеры?
— Сложно. Благо мне клуб помог с работой. Понятно, у президента есть связи на концерне. Подыскали такие условия, чтобы трудился в первой половине дня, а после обеда тренировал детей. Хотя сейчас иногда и во вторую смену выхожу, и в ночь. Работа, как уже сказал, важнее, поэтому приходится выкручиваться. Бывает, проведешь занятие — и на завод. На полной занятости в школе только главный тренер, который курирует все возраста. Но меня устраивает, и с детьми нравится возиться. Как говорится, возвращаем хоккею то, что он в свое время дал нам.

— Как успехи у подопечных?
— Хороший возраст, только маловато занимающихся. Два года назад стали первыми на Севере. В прошлом сезоне перешли в старшую группу — заняли третье место. Но вообще профессионалов из них не выйдет. Если хотят чего-то добиться — надо уезжать в специализированный интернат. Как вы думаете, почему я Кристиана в свое время отправил в Минск? В Вольфсбурге нет достойных условий, нет конкуренции.

— А где в Германии есть?
— На юге страны, а также в Кельне, Берлине, Крефельде… Еще в Мангейме одна из лучших систем подготовки. Вообще интернат стоит в среднем 500 евро в месяц, но туда еще необходимо пробиться. Не всех берут.

— Я так понимаю, обучение полностью за счет родителей?
— Исключение — Мангейм. У них спонсор — SAP. Производитель программного обеспечения, который берет на себя большую часть расходов. Но остальное все равно из родительского кармана. Государство ничего не оплачивает.

— Господдержки нет, хороших школ не так много, тренеров не хватает, получают они копейки — а в НХЛ семь немцев и ни одного белоруса…
— Надо заметить, что юношеская и молодежная сборные Германии в отличие от белорусских не играют в элите. И федерация, точно знаю, недовольна. Поэтому в последнее время серьезно ужесточили требования к клубам DEL-лиги, чтобы те выполняли все условия по подготовке резерва. Например, “Вольфсбург” недавно заплатил штраф с пятью нулями (больше ста тысяч евро) за то, что не было раздевалок для детей. И в НХЛ из молодых только Леон Драйзайтль — 1995 года. Остальные постарше. Поэтому не все так хорошо. Правда, национальная сборная неплохо выступает. Не фавориты, но всегда крепкая команда. Думаю, это в первую очередь за счет сильного национального чемпионата.

— Вам нравится немецкий уклад жизни?
— Человек ко всему привыкает. Здесь спокойно, стабильно. Да, чего-то русского не хватает — души, например. В Минск приезжаю — там уйма друзей, зовут в гости. Хотя в Вольфсбурге тоже много русских. Общаемся, шашлыки готовим, праздники вместе справляем. Немцы, конечно, не такие гостеприимные. Наши люди последнее на стол поставят, а здесь кофе, кусочек тортика — и все.

— У вас три сына, и все пошли в хоккей. Но старший, насколько знаю, бросил.
— Из-за моих переездов начались проблемы в школе. Надо было больше времени уделять учебе — пришлось пожертвовать спортом. Сейчас всегда повторяю родителям своих подопечных: для меня на первом месте здоровье ваших детей, на втором — школа и только потом хоккей. Такая тренерская философия.

— В Кристиане видели задатки игрока национальной сборной?
— Так далеко не заглядывал. Да, Крис был способным. Хотелось, чтобы переплюнул отца, пошел еще дальше. В тех городах, где я играл, он выглядел одним из лучших среди сверстников. Было интересно сравнить с белорусскими ребятами. У Олега Рунца в “Юности” подобрался крепкий 1995 год, поэтому и повезли туда в одиннадцать лет. Сначала на просмотр. Вроде бы не выпадал. Потом с женой думали, отпускать ли.

— Крис рассказывал, что вы учили его стоять на коньках с помощью ящика пива.
— Ха, читал! Только, наверное, не все поняли, что ящик был пустой — без бутылок. Нашел его в раздевалке. Крису тогда четыре года было.

— Из младшего тоже выйдет профессионал?
— Никласу сейчас шесть лет — еще рано о чем-то говорить. Я в прогнозах осторожен.

— Кристиан говорил, что это самый главный фанат хоккея в семье Хенкелей.
— Есть такое. С клюшкой возится больше, чем с другими игрушками. С удовольствием ходит на тренировки, уже старается работать руками. А дальше посмотрим — равняться есть на кого.

— Тоже в Беларусь отправите?
— Не знаю. Кристиан ведь уезжал не просто в Беларусь, а к бабушке — матери жены. Если отправлять ребенка в другой город, а тем более — страну, то с уверенностью, что будет накормлен и обстиран. Однако бабушка не молодеет.

— В такой хоккейной семье дочку не тянуло заниматься?
— Я против дамского хоккея. У меня в группе тренируются несколько девочек, одна даже играет в сборной Германии до 16 лет. Хорошая, талантливая, обучаемая, но не могу смириться — не женское это дело. Хотя олимпийский вид. Может, я просто старомодный? Говорил дочке: “Николь, на коньках научилась кататься — теперь занимайся чем-нибудь более элегантным”. И знаете, чем она сейчас увлеклась? Тайским боксом! Параллельно ходит на гандбол — это еще куда ни шло, все-таки командный спорт. Но в последнее время постоянно просит: “Купи перчатки, купи капу…” Елки-палки…