Понедельник Виктории. Чтобы Лео гордился

Скромный травяной “International” на Мальорке радостно рапортовал: у нас сыграет Азаренко! Что стало совсем уж большой неожиданностью и великим сюрпризом, ведь изначально теннисистка намеревалась вернуться в строй только в августе.
Испанский турнир начнется в понедельник. Виктория — одна из 32 участниц основной сетки и, пожалуй, главная ее звезда. Условия замороженного рейтинга не дают ей права попадать в посев, но это не так и страшно. Сейчас каждый матч против соперницы любого уровня для Азаренко — ценный опыт и игровая практика.
Она просит не называть это возвращением. Все, что будет происходить с двукратной “мэйджор”-чемпионкой на корте после рождения ребенка, — новая глава в ее карьере. Вика начинает с чистого листа и не скрывает, что планы у нее весьма амбициозные, иначе зачем все это затевать. За последний год она не выпадала из информационного потока. Напротив — подробно рапортовала о своих делах, делилась планами, событиями из жизни и материнским опытом. И определила главную задачу: объединить две самые большие любви в ее жизни — ребенка и теннис. “Я хочу, чтобы Лео мной гордился”. А ради такой цели ничего не жалко. В чем эффектно убеждают цифры, которые никогда не врут…

— Самый одаренный спортсмен на вашей памяти?
— Сразу в голову приходит копьеметатель Янис Лусис. Латыш был в спорте почти 20 лет — для тех времен это невероятный срок. Выиграл полный комплект медалей на трех Играх. Французская “Экип” назвала его лучшим спортсменом середины 60-70-х.
Виктор Санеев был уникум. Сколько помню, всегда мучился с травмами. У прыгунов они хронические, и мне, если честно, было непонятно, зачем гробить здоровье, чтобы в старости иметь проблемы? Хотя в молодости об этом, конечно, не думаешь.
Не повезло Вите родиться в Грузии с такой фамилией. Там кланы, или “дзе” должно быть в конце, или “швили”. А он простой парень был. Долго просил “Волгу” — не давали. Когда, наконец, дали, то номер у него был 17-44 — в память о его мировом рекорде.

— А вам после бронзы Олимпиады-76 “Волгу” дали?
— Хотел, но не дали. Поставили на очередь. До сих пор стою.

— Вернемся в олимпийский Монреаль.
— Задача передо мной стояла конкретная — место не ниже третьего. В Монреаль прилетели за две недели, чтобы пройти акклиматизацию. Поселили нас в женский монастырь. Монашки еду готовили, мы жили в кельях по одному. Библия в каждом номере, койка, стул и все. Зато стадион был хорош — с тартановым покрытием.
После инцидента в Мюнхене в Монреале были приняты беспрецедентные меры безопасности — деревню обнесли забором высотой три с половиной метра, установили тьму пропускных пунктов, а все автобусы со спортсменами сопровождали автоматчики.
Талонов на питание уже не было, и в столовую можно было ходить в день хоть по десять раз. Даже вынести оттуда можно сколько тебе надо. Наши тренеры приехали с копеечными суточными и запасом сала. Но сколько его можно есть? Надоедает. Поэтому советский спортсмен брал с собой сумочку, набирал еды и выносил за стены Олимпийской деревни.
Сейчас понимаю, что только мы таким занимались — представители самой передовой страны мира. Но тогда это не казалось зазорным. Наоборот, твой долг — подкормить отечественных тренеров, родные ведь люди.

— Спортсменов ведь тоже только на Олимпиадах бесплатно кормили. На другие турниры надо было что-то везти.
— Помню, ехали на матч в Финляндию. А там сухой закон. Перед отъездом собрание: мол, ребята, надо показать лицо советского человека, везти ничего нельзя. Спиртное — не дай бог!
В Выборге начинают трясти таможенники. И тут же выставляют всю добытую водку в проход вдоль окна. Картина — коридор заставлен бутылками в два ряда. Начальник команды в шоке. Клянется, что в Москве устроит разбор полетов по полной программе. А в Финляндии, человек опытный, собирает нас снова: “Если у кого-то осталось, лучше принесите сами”. Ну, я тоже пришел, а у него в комнате сданная водка занимает квадрат два на два метра!
Потом возвращаюсь к ребятам, а они уже договариваются, где оставшуюся водку продать…

— Советский человек непобедим.
— Жизнь заставляла. Это ж какие нервы надо иметь, чтобы везти запрещенное и проходить таможню с невинными глазами. Хотя самые продвинутые и тут находили выход — просто отправляли посылки из-за рубежа домой и возвращались с легким сердцем.

— Монреаль подарил вам встречу с выдающимся Эдвином Мозесом. Он начал карьеру именно в Монреале, затем выиграл и в Лос-Анджелесе-84. Взял бронзу Сеула-88, дважды выиграл чемпионат мира, четырежды бил мировой рекорд…
— А главное его достижение состояло в том, что не проигрывал ни одного старта за десять лет — с 1977 года по 1987-й. Не представляю, как такое возможно. Впервые его увидел в Монреале — 20-летний американец в начале карьеры. Было очень жарко, бежалось трудно, хотя я выиграл оба старта перед финалом.
В предварительном забеге бежал по шестой дорожке, в полуфинальном — по седьмой, а в финале — по восьмой. В плавании все проще — показал лучший результат и в серединку. У нас такого нет. Честно говоря, не очень приятно быть ориентиром для всех. Сам-то не видишь, что за спиной.
Не знал, какую тактику выбрать в финале. То ли сразу по полной программе, но тогда можно на финише сдохнуть. Или беречь силы — и рисковать, что от тебя убегут и уже не догонишь. Решили с тренером, что вломлю со старта. Потом видел запись забега… 300 метров бежал первым и тащил всех за собой. Не знаю, какой был план у Мозеса, но в том забеге он установил мировой рекорд. Комментируя его, сказал, что его изумил какой-то сумасшедший русский, который с самого старта молотил так, что заставил всех бежать на максимуме.

— Как канадская публика?
— Контраст с Мюнхеном был разительный. В Германии нас чуть не на руках носили, а здесь встречали подчеркнуто холодно. Мозесу рукоплескал весь стадион, а когда Таня Казанкина выиграла дистанции 800 и 1500 метров, зрители молчали. Не знаю даже почему.

— Это стимулировало?
— Мне все равно было. Особенно на последних 100 метрах. Состояние — умер. Руки и ноги не поднимались и, что происходило вокруг, я мало понимал. После финиша глянул на табло — третий. Выдохнул — все нормально.
В этот раз нас оставили до конца Олимпиады. И самое сильное впечатление на меня произвела церемония закрытия. Нам сказали: “Ребята, все сами понимаете, на нас тут волками смотрят, возможны провокации. Так что на закрытие лучше не ходить”. Но я сразу понял, что пойду. Ну сколько раз можно такое увидеть?
Однако жизнь такая, что без курьезов никак. В самый торжественный момент, когда смыкались олимпийские кольца, на сцену выбегает абсолютно голый человек. И начинает куролесить. Прыгает, делает стойку, посылает всем привет. Нам сверху все видно, а полицейские внизу заметили его поздно. Так что мужик этот, оказавшийся потом музыкантом, успел показать серию гимнастических кульбитов, пока его не свинтили под смех стадиона.

— Здорово было бы побывать и на третьей Олимпиаде.
— Мне и самому хотелось. Но в 1977-м начал болеть ахилл. Сделал две операции, думал, можно восстановить, но все напрасно. Когда тренировка превращается в пытку, о каком результате речь? В 1980-м на чемпионате Союза вышел в финал, но отказался от участия. Победил Вася Архипенко, который стал вторым на Олимпиаде-80.
После того как закончил, у меня порвался ахилл и на здоровой ноге, которая никогда не болела. Доктор, делавший операцию, сказал, что там труха одна осталась. То есть отработал я свой потенциал в спорте. Надо было начинать новую жизнь.

— Это всегда сложно.
— Два года работал тренером, но понял, что не мое. Я тогда был капитаном, до этого мне все воинские звания автоматом присваивались. А когда закончил бегать, майорские погоны ждал 13 лет.

— Рассказывайте.
— Ну куда мне было идти? В милицию — должности нет. В пожарные — там своих хватало. И меня один знакомый полковник позвал работать в женскую колонию. Выхода не было. Три с половиной года был начальником отряда.

— Интересно?
— Необычно. При желании можно провести параллель с пионерским лагерем. Те же отряды, самодеятельность, жесткое расписание, уборки, построения.

— Только строятся не пионеры.
— Это в мужской колонии чувствуется, что сидят преступники. А в женщинах их не видишь. Тоже хватает убийц, но, как правило, они сводят счеты с допекшими их мужьями. Тяжелые истории. Ей дают восемь лет, а на свободе остаются трое детей.

— Мужчина — начальник в женской колонии — соблазн для заключенных.
— Были случаи. Кто-то пытался перейти на более близкие отношения. Но ты же знаешь, кто перед тобой. Несчастные люди, которые в любых ситуациях ищут для себя лучшей доли. Человек может приспособиться и выжить везде — подтверждение этому видел перед собой каждый день.
Потом ушел в управление, на руководящую работу. Закончил Высшую школу милиции, надо же было двигаться. Но закон жизни прост: если хочешь двигаться, нужно, чтобы тебя двигали. Редко человек делает карьеру без помощи. Хорошо, попался товарищ, которого тоже не сильно жаловали сверху. Из начальников РОВД его перевели в наш отдел, и он повысил меня на майорскую должность. Вскорости получил звездочку большую — уже не капитан, а старший офицер. А потом и на пенсию ушел.

— Мечта советского человека.
— Да. Затем много где работал. Даже в баскетбольном клубе “Спартак-Кондитер” начальником команды. Команда была знаменитая, привозила негров, и они всех обыгрывали. Ребята такие, за лозунги, как мы, не работают, только за деньги. Когда им пару раз зарплату не дали, быстренько отсюда и нарезали. Проект тот, может, и интересный был, но сырой. Все время приходилось искать деньги легионерам на зарплату. Одолжишь, но надо же отдавать…
Володя Веремеенко у нас играл, на него много клубов тогда нацеливалось. Видели, что необычайно одаренный игрок. Рад, что карьера у него состоялась и прошла в хороших командах.

— Своей жизнью вы довольны?
— Не совсем. Сын у меня инвалид, родовая травма. Ошибка врачей. Я в карьере никогда никакой гадости не употребил. Жена была стюардессой, летала много, но до определенного времени. Не повезло нам… Второго ребенка заводить побоялись. Наверное, зря. Но теперь можно что хочешь говорить. Поэтому не скажу, что жизнь удалась полностью. А может, все хорошо только в кино бывает?