История любви. Валентина Янушевская: у Виктора была “голубая” группа крови

О минских динамовцах эпохи искреннего футбола мы знаем, кажется, все. Но только не о Янике, который ушел очень рано — в 32. Мы восполним этот пробел — рассказом супруги футболиста-чемпиона Валентины.

Знакомство

С Витей мы познакомились в институте физкультуры. Я стояла с Сережей Тетериным и Таней, девушкой из деканата массовых видов спорта. Болтали у окна, мимо проходил Виктор. Что-то спросил у Татьяны, не глядя на меня. Потом спустился на пролет вниз, повернулся к нам и сказал: “Таня, может, пообедаем где-нибудь?” — “Так давай поднимайся к нам!”
Кушать мы поехали в ресторан “Потсдам”, у Вити уже тогда были “Жигули” первой модели. А после договорились встретиться еще, съездить компанией на природу.
Мне Витя сразу понравился. Хоть и пытался произвести на меня впечатление, но было видно, что по жизни он очень положительный человек, весь какой-то светящийся изнутри, прямо хоть книжки с него пиши.
Мы начали дружить большой компанией. К нам потом присоединились Наташа Бородина, Сережа Леонюк, Игорь Тихонко, Саша Демиденко и ребята-футболисты: Сережа Алейников, Гриша Цыркунов, Леня Кучук. Знаете, это очарование молодости, когда почти все время, которое проводишь вместе, смеешься… Когда все ощущения и впечатления важные, ну и увлечения, конечно же, тоже. Оно должно быть одно и на всю жизнь. Люди, которые жили в те годы, меня поймут, иначе никто и не думал…
Витя красиво ухаживал, что было непросто — ведь тогда был тотальный дефицит абсолютно всего. По большому счету, все тогда жили небогато. У меня в комнате стоял мягкий уголок “не первой молодости” — честно говоря, совсем непрезентабельный на вид. И когда Витя приходил в гости, эта мебель, как мне тогда казалось, сразу бросалась ему в глаза. И я как-то сказала: “Вить, ну я же вижу, что ты на нее все время пялишься. Нам и самим уголок не очень, будет возможность — поменяем”.
И вот в тот же день вечером раздается звонок в дверь. Папа вопросительно смотрит на меня, я пожимаю плечами — никого не жду, да и поздновато уже для визитов. Открываем дверь — стоит человек и держит на голове кресло. Немая сцена.
“Куда ставить?” — решительно шагает в прихожую. За ним еще один с таким же креслом, а еще двое по лестнице тащат новый диван… А внизу, на первом этаже, марширует Витя с журнальным столиком. Оказывается, он днем поехал на рынок, знакомый директор продал ему этот спальный уголок, и он тут же приволок его мне… Конечно, мы сразу же отдали деньги, но никогда не забуду того своего удивления его поступком. Он поступил как настоящий мужчина.

Побег из ЦСКА

У Вити поначалу с руководством динамовского клуба был конфликт. Ему казалось, что премиальные после игры распределяют неправильно. Янику почему-то всегда доставалось меньше опытных футболистов, хотя они и играли поровну. И вот однажды, получив такие же небольшие премиальные — с копейками, он с размаху бросил всю медь под динамовский автобус.
Эмоции взяли верх, и тогда же Витя решил проконсультироваться с Олегом Базилевичем, тренировавшим минское “Динамо” до прихода Малофеева, — у них были теплые отношения. Олег Петрович пригласил его в ЦСКА. Это был 1981 год, и Витя еще играл за молодежную сборную СССР. И, будучи в Москве, он написал заявление в армейскую команду, рассказав об этом маме. Это было его ошибкой, потому что мама поделилась этой информацией с начальником минского “Динамо” Леонидом Палычем Гараем.
Ну а дальше события развивались, как в детективе. Прилетев со сборной Союза в Москву, Витя должен был в ней и остаться. В аэропорту его уже ждали военные для принятия присяги. Но вместо этого у самого трапа его встретила мама, которую предусмотрительно пригласил с собой Леонид Палыч. Психолог, конечно, он был отменный.
Мама посмотрела на Витю, заплакала, и этого было достаточно, чтобы сын переменил свое решение. Леонид Палыч какими-то окольными милицейскими путями вывел Янушевских из аэропорта. Витю положили на пол автобуса, чтобы его никто не видел, и они поехали на вокзал, откуда уже поездом отправились в Минск.
Но надо знать нашу армию. Не дождавшись Виктора и поняв, что его увели из-под носа, москвичи тотчас же снарядили погоню. Когда, вернувшись домой, мама поднималась по лестнице, ее встретил наряд: “Где ваш сын? Он дезертир, потому что сбежал из армии”.
Но поднималась-то она одна, потому как Леонид Палыч прекрасно знал, что можно было ожидать от коллег из соседнего ведомства. Виктор в это время оформлялся в госпиталь МВД. Под чужой, разумеется, фамилией.
Ему выдали коричневый халат с начесом, и в нем он был очень похож на обычного больного. Кстати, богатырским здоровьем Витя никогда не отличался. Скорее, он был хилым — пусть и бескомпромиссным бойцом на поле, но все же человеком не с самыми выдающимися физическими данными. Часто бывало так, когда команде давали нагрузки, Витя отходил в сторону и садился, чтобы передохнуть. И никто не говорил ему ни слова.
И давление ему тоже никогда не мерили, потому что знали — Янушевский не пьет в принципе.

Другие времена

Опять же это были другие времена. Он не мог остаться у меня, потому что не разрешала его мама. Я не могла оставить его у себя, потому что не разрешала уже моя мама. “Как же так, не расписавшись?!”
Поэтому мы решили расписаться. Тайно. Я сходила в загс, поговорила с заведующей, и нам назначили дату. Но смотрю, чем ближе день, тем печальнее мой Витя. Потом он решился: “Знаешь, Валя, если мы так сделаем, мама меня не поймет. Давай лучше поступим правильно — все познакомимся, а потом объявим о нашем решении”. Так и сделали, назначили свадьбу на 5 сентября.
Витя пошел в команду, рассказал о грядущем важном событии в своей жизни, разумеется, пригласил всех на торжество. И в тот же день они заехали на сбор. Потом он мне звонит из Стаек, голос какой-то неуверенный. А я же ведь молодая девушка, и в голове у меня мгновенно нарисовались страшные предчувствия: мол, все, отказывается парень… Но в “Динамо”, оказывается, попросили перенести на декабрь, когда сезон уже закончится. Ну а расписаться мы можем, как и собирались — 5 сентября, и уже через месяц у нас будет новая квартира. “Валя, ты не против?”. Я выдохнула и рассмеялась. Ну кто будет против квартиры?

Свадьба

Роспись смешная была. Я на лекции попросила подружку пойти со мной в загс, мол, нужна свидетельница. Та удивилась обыденности процесса, но, конечно, пошла. Витя приехал ко Дворцу бракосочетания на динамовском автобусе, поэтому нам было обеспечено повышенное внимание присутствующих. Расписались, а вечером команда уезжала на матч в Москву, и на вокзале все нас поздравляли. Малофеев подарил цветы и конфеты.
Квартиру дали в доме на Немиге, где уж жили многие футболисты “Динамо”. Но, что интересно, переехали мы туда только после свадьбы. Вот такая была типично советская семья, с ее непонятной теперь моралью и крепкими именно от этого, следует полагать, устоями.
Свадьба тоже была советской — в столовой на 200 человек. Шумная, веселая, как все бывает в двадцать лет. Вот тогда я с ребятами и познакомилась. Нескромно, но скажу так: за редким исключением, меня любили все. Ребята знали — если я прихожу на игру, победа будет за нами. Если не пришла — проиграем. Поэтому я отходила весь чемпионский сезон. Скажу больше, даже признаюсь: в наш динамовский газон булавки на счастье втыкала. За день до игры, да поглубже — чтобы никто, не дай бог, не поранился.
Во многие города ездила — в Москву, Ленинград, даже в Ереван летала. В Одессу на сборы Малофеев разрешил мне единственной из жен отправиться. Может, потому, что когда команда возвращалась домой — не важно в какое время, — в аэропорту ее встречали две жены. Диана Малофеева и Валентина Янушевская.

Команда

А как мы с ребятами собирались… Хрестоматийная картина: Пудышев всегда сидел полулежа — рука под голову, одна нога на диване. Как предводитель. Саша Прокопенко — я его очень любила, потому что он был весь настоящий, трогательный такой, как ребенок. Хоть и считался игроком старшего поколения. “В-вваля, надо выпить…” — “Да ты что, Саш! Вон Витя не пьет”. — “В-ввите и н-не н-надо, а мне граммов сто, для настроения…”
Вообще-то удивительно, но Витя никогда не пил, ну максимум бокал шампанского. Один раз только, когда поехали отдыхать в Сочи с Кондратьевыми и Кистенями, позволил себе. Да и то сама настояла: “Витя, хочу, чтобы ты хоть раз в жизни расслабился! Такой тяжелый сезон за плечами, неужели тебе самому не хочется этот стресс сбросить?!”
И он согласился. Мол, ты права, иногда надо голову полностью отключать. И тогда я в первый и последний раз видела его пьяным. Он поднимал, поднимал… Потом сказал мне: “Валя, кажется, я все…” И тут же рухнул на плечи своих друзей, которые и оттащили его на кровать.

Свет его души

Витя всех любил, и, мне кажется, его тоже любили. Помните, я про свет его души говорила? Он тот, на кого можно положиться. Помню, как-то были в Стайках, и вдруг Нелька Кондратьева подхватывается: “О боже, кажется, я дома плойку забыла выключить! Сгорит квартира!”. Знаете, как женщины могут панику устроить? А у команды тихий час, надо спать.
Но Витя уже идет к машине: “Ну все, поехали твою квартиру тушить!”. И улыбается, потому что откуда-то знает, что все хорошо и плойка эта злосчастная на самом деле выключена. Едут, и правда — все хорошо. Но Нелли еще по дороге успокаивается, поскольку Витя своей невозмутимостью любого может убедить, что все будет хорошо.
Он никогда не молчал, если мог сказать слово в чью-то поддержку. Если одноклубнику долго не давали квартиру, первым этот вопрос поднимал не тот, кому она требовалась, а Янушевский. Мол, как же так, человек бьется за нашу команду до конца, у нас к нему претензий нет, а руководство не идет навстречу. Давайте поставим перед ним вопрос. Но опять-таки он сражался за тех, кто и сам был бойцом на поле. В этом смысле он был очень справедливым.
Витя был непредсказуем. Помню, наши девочки уже родились, но еще маленькие совсем. И потому я его с каждой тренировки жду с особенным нетерпением. И однажды наблюдаю картину — вся команда выгружается возле Немиги, нет только Яника моего.
Я, понятно, начинаю медленно закипать, думаю, ну погоди, вернись домой, все тебе скажу. Через час звонок в дверь — открываю, уже готовая к скандалу. И вижу Витю с цветами в одной руке и с банкой черники в другой. Оказывается, он остался в Стайках, чтобы набрать мне свежих ягод. Ну как на такого мужчину сердиться?

Дети

Дочек он обожал. Утром дети же рано встают. И сразу к родителям в комнату. А он видит, что я устала, и говорит Свете и Яне: “Мама спит, давайте не будем ей мешать”. Они выходят в другую комнату, Витя ставит им мультфильм по видику, идет в душ, потом выходит и начинает собирать детей на улицу.
Кто что носил, конечно, не знал. Берет шубку, поднимает: “Это чья?” — “Моя!” — “Ага, значит, вот эта — твоя”. Одевал детей и шел с ними гулять. Дворец спорта, парк… Если он с ними ушел, то беспокоиться ни о чем не надо. Дети будут присмотрены, накормлены и веселы.

Иван Иваныч

Еще мы очень сильно дружили с Иваном Ивановичем Савостиковым. Типичная ситуация — проводим матч, а потом я тихонько говорю его супруге: “Ждем вас у себя”. Она кивает, мол, так и сделаем. И точно — тихонечно- тихонечко, чтобы никто не видел (зачем нужны эти разговоры?), они идут к нам. И мы сидим за одним столом допоздна — говорим не только об игре, обо всем на свете.
Странно, да? Игрок дружит с тренером — много ли вы знаете таких случаев? А вот они были близки, наверное, нашли друг в друге родственные души. Видимо, потому, что Иван Иваныч сам по себе человек простой, открытый и не двуличный — что есть у него на уме, то и скажет. Ну и подлости никогда не совершит за спиной. В “Динамо” были такие, чего уж скрывать, но Витя их ненавидел всей душой. Не понимал, как можно предавать ребят, вместе с которыми льешь пот на тренировке.

Второй приход Малофеева

Когда Малофеев второй раз вернулся в минское “Динамо”, то все этому обрадовались. Но он пришел уже другим — подозрительным, что ли. В Москве его идеи об искреннем футболе восприняли не с таким восторгом, как в Минске, и, сдается, тамошние динамовские ребята начали его “плавить”. Это был уже не тот Малофеев, которого помнили в Минске.
А Витя, когда был на массаже, откровенно рассказал об этой ситуации массажисту. Не зная, что за ширмой в это время лежал один генерал, который потом и передал суть разговора главному тренеру.
Как бы то ни было, через несколько дней Эдуард Васильевич построил команду и сказал перед всеми, что отчисляет двух игроков. Жору Кондратьева — “за нарушение дисциплины”, и Виктора Янушевского — “за невозможность использования в основном составе”.
Сказать, что для Вити и всех ребят это был шок, значит, ничего не сказать. Виктор тогда интервью дал Павлу Якубовичу — самому популярному спортивному журналисту республики. Объяснил свою позицию. Ему было важно, чтобы болельщики поняли всю ситуацию. Но это интервью так и не увидело свет. Павел Изотович сказал потом, что в “Знамя юности” позвонили “сверху” и запретили его печатать.

И снова ЦСКА

У нас было много друзей, и один из них приятельствовал с одним московским генералом. Когда тот узнал о желании Вити играть в ЦСКА, то поговорил в Москве с кем надо — и с нами тут же вышли на связь представители армейского клуба. Конечно, им понравилась идея получить такого хорошего игрока.
ЦСКА тогда играл в первой лиге, но состав у него был боевой — много молодых ребят и тех, кто уже поиграл на высшем уровне. Тренер Павел Садырин — отличный мужик, который понравился нам с первого раза.
Как сейчас помню, на первой же посиделке я сказала женам игроков: чего вы переживаете, вы выйдете в высшую лигу, а потом и чемпионами станете. Так все и получилось. И когда ЦСКА в 1991-м выиграл золотые медали, девчонки на банкете вспомнили те мои слова. “Валя, ну вот скажи честно, откуда ты это все знала?”.
Но я же из Минска пришла — в начале 80-х там был точно такой же задорный и боевой коллектив. Поэтому у меня сразу родилась параллель. Поэтому я знаю рецепт победы: если парни друг за друга горой всегда и везде, то и на поле у них рано или поздно появится результат.
Витю приняли радушно, дали прозвище Дед. Он был самый старший в команде, слушались его во всем. Яник часто улыбался — и ему улыбались в ответ, так как людей, которые находятся в хорошем настроении, всегда любят. Особенно в Беларуси, где порой не хватает улыбок.
Нам квартиру на Рублевке предлагали. Но как мы могли поменять на нее свое Троицкое предместье? Конечно, теперь можно поспорить, но тогда наш выбор казался единственно верным. В Москву можно поехать поиграть, но жить надо только в Минске — лучшем городе на земле!
Система же была советской — институт прописки и все дела. Нам советовали, дескать, разведитесь фиктивно и убьете сразу двух зайцев — и на Рублевке квартира будет, и минскую сохраните. Но как так? Это же не только обман государства получается, но еще и обман наших отношений. Конечно, с житейской точки зрения такой ход можно понять, чего греха таить, в большом футболе за столько лет мы и не такого насмотрелись. Но как представишь, не-а…

Зарубежье

Вите не повезло. Армейские ребята, которые помоложе, “продались” хорошо — уехали в серьезные западные клубы. Дима Кузнецов и Дима Галямин в “Эспаньол”, Дима Харин в “Челси”, а Игорь Корнеев и вовсе в “Барселону”.
Тогда всем хотелось попробовать западный футбол. Вот так Витя после своего первого сезона в ЦСКА уехал в скромный английский “Олдершот”. Затем вернулся, выиграл с армейцами Кубок и чемпионат страны и отправился в берлинский клуб “Теннис-Боруссия”.

Смерть

За два дня до этого мы разговаривали с Витей — он жаловался на боли в желудке. Такого раньше никогда не было. Возможно, Яник чем-то отравился, но он всегда тщательно следил за рационом питания. Может, это и от нервов, он искал новую команду, но не мог найти.
В медицинском освидетельствовании написали, что он умер из-за тромба. Умер дома, не на тренировке. И вот сейчас думаешь: ну, не поехал бы он в этот Западный Берлин, остался бы в ЦСКА, вероятно, все иначе было бы. С другой стороны, закупорка сосудов — это такая частая беда, не только у футболистов. Когда человек даже не подозревает, как близко он стоит у этой черты.
У Вити была “голубая” группа крови — четвертая с отрицательным резусом, очень редкая.

Сны

Мне Витя потом снился целый год — каждый день. Странное чувство. Знаю, что его нет, он умер, а выглядит как живой. Вот он Витя, только руку протяни. Но я всегда одно и тоже спрашивала: “Витя, как же так, почему ты ушел от нас?”. А он улыбается и говорит: “Валя, так надо…” Каждый раз спрашивала и каждый раз получала один и тот же ответ. Я потом и спрашивать перестала. А затем и вовсе стал сниться все реже и реже.
Мне кажется, что он там живет какой-то своей жизнью…
Покоится Виктор на Северном кладбище. На похоронах было много друзей. Все молодые, и у многих это была первая потеря в жизни, а это запоминается наиболее остро. Это потом уже у всех начали родители уходить, да и ребята многие тоже… Раньше ребята часто приходили, даже деньги приносили, считали, что мне надо помогать поднимать детей.

Дочки

Чего скрывать, было трудно. Кому в 90-е жилось легко? Помню, вышла к Свислочи, села на парапет и вспомнила, как мы здесь гуляли семьей — Виктор, я, Света и Яна. Тогда все было плохо…
И денег нет, и страх внутри — смогу ли я поднять девчонок своих… Хотелось даже зарыдать, но Минск слезам не верит. Надо было биться, бороться, работать… “Поговорила” с Витей тогда и встала сильной — не было другого выхода у меня. И я рада, что смогла вырастить хороших дочерей, у которых все в жизни хорошо.
Обе стали спортсменками. Света — мастер спорта по художественной гимнастике, Яна — мастер спорта международного класса, призер чемпионатов мира и Европы. Совсем немного не хватило, чтобы попасть на Олимпиаду.

Витя, внук

Ему уже девять лет. Сын Светы. Мы давно решили, что первый мальчик, который родится у наших дочек, получит имя папы. Так что у нас две девочки и Витя. Живет с мамой, папой и сестрой в Германии, занимается футболом. Не знаю, вырастет ли из него большой футболист. Не думаю, если честно. Но кто сказал, что он должен быть таким, как его дед?
У каждого свой путь. Света живет в Германии, а Яна со мной, вместе занимаемся нашим бизнес-проектом — агроусадьбой “Иволга”. Приезжают к нам не только гости, но и друзья. Здесь, за Логойском, в нашей белорусской Швейцарии, удивительный воздух. И жить на природе можно круглый год.
Стоишь на кухне, готовишь — смотришь, Яна мимо идет по делам. И как будто Виктора увидела, она ведь похожа на папу страшно. Просто копия, только что девочка. Так что Витя всегда со мной, пусть и живем мы теперь с ним разными жизнями…