Олег Камынин. Любовью за любовь

Как же я мечтал о той зеленой футболке! С трафаретом Холмских ворот на левой груди, но главное, с номером. Этот номер на спине сводил с ума!
Уже шагал к золотому мячу Блохин, и мне хотелось одиннадцатый, как вышила в садиковом детстве мама, не тоненький, в одну нитку стежками, а набитый по-настоящему, и пусть даже не одиннадцатый — любой…
На первые тренировки я ходил на затоптанное поле по улице Высокой, где Гарай построит специализированную футбольную школу, но обнаруженные вскоре сердечным врачом шумы категорично оградят меня от физических нагрузок.
Прошло года три, и я, уже пятиклассник, явился на добор. Теперь группа тренировалась на другом заросшем бурьяном поле, за кустами которого выпивали компании всего Заводского района. Я был уже толстоват и не очень поворотлив и, наверное, поэтому стал в “рамку”. Расстояние между штангами казалось огромным, но я отчаянно падал в пыль и держал границу на замке, пока кто-то с недетской колотушкой не шарахнул верхом. Мяч был берущийся, а пальцы не выдержали, подогнулись.
Как я ни старался самоотверженностью искупить грех, припозднившийся мальчик в перчатках был встречен одобрительными возгласами. Меня заменили, потом выпустили в поле, и я даже случайно забил, набежав во вратарскую после фланговой передачи, втянув голову в плечи и зажмурившись.
После игры все сгрудились вокруг Олега Васильевича. Он спросил новичков о желании заниматься, и я сдуру признался, что уже ходил на футбол, постеснявшись упомянуть причину бегства. Тренер меня покритиковал, но, видно, был большой некомплект: приходить на занятия предложил всем.

В то время футбол заменял мне жизнь, и эта значимость оборачивалась потерями. Чем больше я старался на тренировках, тем сильнее зажимало. Не хватало здорового нахальства, необходимого в командных видах, и это было подмечено. Мне вечно недоставало пары, или мяча, или время на упражнение заканчивалось до того, как до меня доходила очередь, а в двусторонках мое место почему-то оказывалось на лавочке. По всем показателям надо было бросать, но оборвать ниточку я не мог.
По ночам снилась штрафная площадка, и финты, и майка, которую наконец вручают…
В форме не только играли. Еще подавали мячи на взрослых матчах “Буга”, а в перерыве и после финального свистка получали по пятнадцать минут футбола на зрителях. Это счастье было тоже не для меня.
Со временем произошло то, что должно произойти: я стал прятаться от мяча и делать все, чтобы не быть замеченным. Что удивительно, у меня получалось во дворе и на школьном стадионе, а здесь…

Группы моего возраста вели три тренера, но разве можно было помыслить себя где-то еще! На Олега Васильевича мы смотрели как на бога, особенно после матча ветеранов, где среди животастых мужчин наш был высоким, подтянутым, техничным, а в одном эпизоде эффектно сыграл в падении головой.
Тогда я и услышал на трибуне, что Олег Камынин был самым изящным защитником брестского “Спартака” конца 60-х, виртуозом, носившим мяч на носу и ловившим на загривок. В молодости его из команды попросили: перед 1966-м новый старший затеял чистку, убрал человек пять ветеранов, попадавших под возрастной ценз, а заодно — 22-летнего парня, которому вменили отсутствие жесткости в отборе.
Его козыри были другие. Он с мячом спал и бодрствовал, с детства придумывал финты, а если где-то что-то подсматривал — мчался пробовать. В товарищеском матче сборной города с поляками: вернувшийся в Брест из минского “Спартака” центральный защитник Нуждин в одном эпизоде вместо приема на грудь или вынос головой пропустил мяч и, наклонив корпус, нежданно сыграл через себя пяткой. Трибуна ахнула, а Олег сорвался в свой Южный городок и, привязав мяч к турнику за шнуровку, принялся трюк осваивать.
Года через три семнадцатилетний Камынин играл левого защитника за брестский “Локомотив”, пробившийся в союзный турнир железнодорожников. И в матче с алмаатинцами за выход в финальную часть дождался момента под трюк, который с упорством отрабатывал. Наклонился навстречу мячу, пропустил за себя — и пяткой! Почти получилось, мяч пошел в аут. Опытные партнеры Нуждин с Леонтьевым взревели, как львы: что творишь? А он Нуждину: ты и показал…

После отчисления из “Спартака” устроился на завод, бегал кроссы и строчил резюме в разные команды. Срослось со смоленской “Искрой” — у олимпийского чемпиона Мельбурна Александра Петрова Камынин заиграл так, что по зоне разлетелось: смоляне нашли стоппера так стоппера! Бывший тренер брестчан Виталий Косенюк, работавший вторым в минском “Динамо”, был командирован в Смоленск на смотрины. Приехал: а-а, это Камынин… — и обратно на вокзал.
В конце сезона Олег приехал в Брест с “Искрой”, забил одноклубникам и получил приглашение вернуться под ключи от квартиры.
Он правда смотрелся здорово и, будь у него природная скорость, над чем приходилось постоянно работать, играл бы в “вышке”.
Во второй группе класса “А” при его режимистости лет до тридцати пяти мог играть — если бы не травмы. Начались проблемы с левым коленом, в котором еще в армии резали мениск. Колено опухало от нагрузок как шар, сустав болтался. Перед матчами кололи обезболивающее, после — шприцем отсасывали жидкость. Последние сезон-полтора играл, не тренируясь, и закончил без времени, ушел в ДЮСШ.

Помню чудесный морозный день, залитый солнцем спортивный зал электромеханического завода — в нем разместят цех, когда сбагрят команду динамовскому обществу. Тренировка была игровой, четыре пятерки навысадку. Я оказался в воротах и поймал кураж. Ловил, отбивал, снимал с ноги — от редкости, наверное, запомнился тот вкус счастья.
На мгновение показалось, что теперь я достоин майки, тем более что однажды Олег Васильевич сказал: кому не досталось, раздаст старые — нормальные, если постирать, но мне не хватило. Было обещано другим разом, а напомнить я больше не решился.
Я сидел и смотрел, смотрел и сидел из тренировки в тренировку, а когда выпускали, мог с метра не замкнуть атаку: мяч предательски перекатывался через неловко поставленную ногу.
Однажды после занятия Олег Васильевич вынес приговор, который давно мог произнести: “Ты больше не приходи, попробуй себя в другом виде”.
Все правильно, отсекли хвост, чтобы дать шанс лапам. Я этого боялся и ждал, но тогда… Не помню, где прятался, но явился домой глубоким вечером. Мне казалось, весь мир тычет пальцем, явившись свидетелем моего позора.
Когда боль поутихла, я вправду попробовал себя в другом виде — получилось. Шестой класс не считался в то время безнадежным опозданием. Но главным остался футбол, в котором я знал все команды всех лиг и не мог уснуть, не перебрав в уме составы. Мяч перестал быть моим проклятием, теперь я гонял без зажимов, самозабвенно — во дворе, за класс, за школу…
Одно мне не давало покоя. Через несколько месяцев после отчисления парень из параллельного класса, списывая домашку, льстиво обронил: Олег Васильевич спрашивал, а что это Вася не приходит?
Душа встрепенулась, но парень был ненадежный, и я удержался от глупости.
Со временем отлегло и это.

Прошли годы. Взрослыми людьми мы общались с Олегом Васильевичем о футболе и не только, но той темы никогда не касались. Узнав штрихи из его биографии, я стал догадываться, почему, не видя перспективы, он так долго меня терпел. Возможно, я был надежной списочной единицей, но вряд ли причина в этом: я любил футбол столь же сильно, как он когда-то.
Он не мог знать до конца, что творилось в душе у не уверенного в себе, влюбленного в футбол толстого паренька: в мои годы Олег Васильевич был одарен, и его эта чаша минула. Но мы были одной группы крови в том, что футбол был всем — во всяком случае, в детстве.
Не мне судить, насколько Камынин был продуктивен: его юноши выиграли Спартакиаду школьников, но в команду мастеров не попал никто. С другой стороны, из семнадцати человек выпуска шестнадцать поступили в вузы и военные училища, двое окончили школу с золотой медалью.
Выпустив 1963 год, Олег Васильевич ушел физруком в ПТУ.