Игрок года. Следы в истории. Евгений Лисовец: без страхов и упреков

А есть еще и не менее символичное “в-третьих”. О нем, равно как и многом другом — в интервью с лауреатом всея Беларуси, за сумбурными и часто немногословными рамками микст-зоны оказавшимся весьма интересным и располагающим собеседником.

— Каково это — быть “дважды героем” целого года?
— Ну, это громко сказано…

— Намек на то, что год нашему хоккею не слишком удался?
— Не в этом дело. Просто приятно стать лучшим сразу по двум версиям. А сезон… Местами он, конечно, не задался, однако раны уже в основном зарубцевались. Пора бы — новый скоро стартует. Были и олимпийская квалификация, и плей-офф “Динамо”, и “мир” в Париже. Но нельзя же переживать вечно. В отпуске надо отдыхать. И телу, и мозгу.

— Умеешь?
— Стараюсь. Даже скорее умею. Не теряя головы, само собой.

— Отпускной июнь принес что-то познавательное, или чисто пляжная программа?
— Посмотри на меня (протягивает слабо тронутые ультрафиолетом руки. — В.Ф.). Заметно, что валялся на пляже?

— Не особо. Тогда что?
— Банально. Но очень приятно и душевно — на семейной даче под Гродно. Больше никуда не удалось вырваться по нескольким причинам. Две из которых — свадьбы Артура Гавруса и Миши Карнаухова. Плюс оканчивал в этом году университет, получал диплом. А это защита проекта, госэкзамены…

— И ты теперь дипломированный…
— …экономист.

— Неожиданно…
— Что учился не по спортивной части? В жизни не угадаешь, что и когда может пригодиться.

— Ощущаешь сейчас, что с легкостью открыл бы свой бизнес, представься шанс или заставь нужда?
— Пока нужды нет. Но мне почему-то кажется, что по завершении игровой карьеры не захочу продолжать оставаться в спорте.

— Безвыездной отпуск позволил отдохнуть?
— Вполне. Может, даже лучше, чем на пляжах-тусовках. Дышал свежим воздухом, бегал кроссы с нашей собакой, в бассейн захаживал.
Всегда стараюсь не упускать этой возможности летом — очень полезно для организма.

— Разбиваешь стереотип, что хоккеисты — звезды пляжных селфи где-нибудь в экзотических тропиках.
— Даже попади я туда, не стал бы демонстрировать фотки на всеобщее обозрение. С командой, любимой девушкой — другое дело.

— После “санта-барбары” Андрея Мезина хоккеисты дуют на воду?
— Понятно, попасть в ситуацию Андрея Анатольевича не хотел бы. И никому не пожелаю. Хотя что драматизировать — все образуется. Возвращаясь же к отдыху, я уже второй год кряду обхожусь без загранпоездок в отпуске. Но следующим летом нужно будет все же куда-нибудь вырваться.

— Уже наметил куда?
— Испанию многие хвалят. И Италию очень. Там тебе и море, и пейзажи, и история.

— А какой из предыдущих отдыхов с удовольствием вспоминаешь до сих пор?
— И с родителями еще в детстве в Турции было интересно. Но более всего запомнился выезд на море с друзьями. Первый раз без опеки — нам тогда по 18-19 лет было. Классная компания: жили в одном номере, оторвались круто. С девушкой однажды было приятное путешествие…

— Ты не только лауреат номинации “Игрок года” по двум версиям, но и уникум в этой роли сразу по двум позициям. Одну озвучу сейчас, вторую позже: ты побил рекорд Андрея Костицына, признававшегося лучшим в 2008-м в возрасте 23 лет.
— Прикольно… И особенно прикольно, если вспомнить, как я стал хоккеистом.

— На роду не было написано?
— Чтобы крупными буквами — так нет. Отец, правда, в свое время играл в хоккей. И в футбол заодно — в те годы такой универсализм был в порядке вещей. Причем в хоккее, кажется, был вратарем. Но прямой связи с моей карьерой здесь не просматривается. Вообще историю главной поворотной точки моей жизни знаю больше со слов мамы. В мой седьмой день рождения отец с крестным выпивали за мое здоровье у нас на кухне и обсуждали, в какую секцию меня определить. Тогда и родилась идея “а давай-ка мы его в хоккей”. И буквально через несколько дней меня за руку притащили в наш гродненский Ледовый.

— Сильно упирался?
— Не припоминаю. Зато помню первые впечатления, которые произвела на меня арена и весь сопутствующий хоккею антураж. Вкратце: “А здесь круто!” И вот уже, выходит, 15 лет живу с этим чувством.

— Неужели без единой паузы?
— У меня — без, у родителей были. То отец, недовольный моей игрой в каком-то матче, мог сказать, что ничего путного из меня на льду не выйдет. Он у меня очень взыскательный болельщик. То мама, заметив проседание в учебе, настаивала, что с хоккеем пора завязывать.

— Приходилось отбиваться?
— Больше пассивно. Понимал, это эмоции — со временем все уляжется. И правда, через какое-то время все успокаивались. А я продолжал.

— Вероятно, лет в 16-17 эмоции сошли на нет вне зависимости от обстоятельств?
— Примерно так. Когда начали регулярно вызывать в юношескую сборную. А может, даже чуть раньше. Но факт в том, что разговоры прекратились, эмоции улеглись окончательно.

— Мало кто из пацанов мечтает о карьере защитника. Всем хочется или на “ленточку”, чтобы быть в центре внимания, или в атаку, чтобы забрасывать.
— Так поначалу меня на фланг нападения и определили. Но я был “большой”, поэтому тренеры скоро решили переквалифицировать в защитника. А я и не сопротивлялся.

— Тем не менее периодически и защитники забрасывают. Первый гол помнишь?
— Смотря на каком уровне. По “юношам” — не очень. Со взрослой сборной и КХЛ понятно: это не забывается. И отлично помню свою первую шайбу за “Неман”. В Лиде дело было. Тоже забавная история вышла: отец сказал, что премией за мою первую шайбу будет поездка на мотоцикле.

— Погоди: тебе же тогда было…
— …да, уже заметно больше шестнадцати. И байк оседлал на тот период давно — моим первым был родной “Минск”. Но нужно знать, о каком мотоцикле идет речь: у папы есть старая добрая “Ява 350”.

— Теперь понятно: у знающих байкеров аппарат культовый.
— Именно. Настолько почитаемый, что даже отец выезжает на нем только по большим праздникам. Холит и лелеет, он у него как новенький. И вот матч в Лиде, родители на трибуне — благо ехать из Гродно не так далеко. Мне пасуют через борт, заряжаю от души от синей — и отправляю шайбу в ближний чуть ниже колена вратаря. На радостях лечу к трибуне, изображая перегазовку ручкой мотоцикла. Папа хохочет. Слово, само собой, сдержал, “премиальные” ключи выдал.

— Что-то байкерство у наших защитников в крови. Денисов всем известный фанат, ты вот…
— Да, давно в седле. Поначалу гонял с ровесниками-единомышленниками летом в окрестностях дач, куда мы летом все съезжались. Была своя банда из трех гонщиков: я, еще один хоккеист Артем и мой приятель Женя. Причем мне было около шестнадцати, Артем же вообще на два года моложе. У меня “Минск”, у него “Иж”, у Жени “Ява” — гоняли. И не без приключений.

— Так расскажи какую историю.
— Не все можно, но одну — пожалуйста. О моей первой поездке на более или менее дальнее расстояние. Так-то я лет с четырнадцати пробовал себя в роли мотоциклиста. Еще когда и своего не было, практиковался на “ижаке” Артема. Получалось не все и не сразу. Потом появился свой “минскач”, вроде приноровился. И решили мы как-то сгонять на пару с приятелем с дачи в сельский магазин. Артем впереди, я следом. Чувствовал себя мастером, даже на “козу” встать пробовал. Только-только прошел ливень, дорога грунтовая с ямами-лужами. И вот с одной из таких приятель разминается, а я влетаю передним колесом. Летел, наверное, метров пять по гравию-траве. Рубашка — в клочья, сам весь в ссадинах. Одна глубиной в пару сантиметров и размером с двухрублевую монету.

— Сильно помяло?
— Самое интересное, что практически нет, благо был в шлеме. А рану перевязали остатками моей павшей в бою с притяжением рубашки. И поехали в магазин дальше. Дома потом, конечно, от родителей влетело по первое число. На какое-то время даже запретили думать о мотоцикле. Но где ж нам запретишь…

— Азарт, похоже, тебе не чужд.
— Это точно! Могу отмочить что- нибудь “эдакое” для адреналина. Сколько историй мог бы поведать… Но не стану — ограничимся уже рассказанной.

— Может, и первой драке на льду, как первой шайбе, сопутствовало что-нибудь эдакое?
— Как раз нет. Даже не помню ее. Вообще не считаю себя драчуном. Ни на площадке, ни в жизни. Нет, понятно: случись замес стенка на стенку, в сторону не откачусь. И наезд соперника на нашего вратаря без ответки не оставлю — это святое. В конце концов, если кто-то явно вызывает “на помахаться”, спину не покажу. Но не люблю я это дело. И не понимаю.

— Ну как же — часть шоу…
— Не считаю. Нет, понятно: зрителямю, наверное, нравится. Но мы же все-таки в первую очередь хоккеисты. А махач только крадет время и силы. А бывает, и здоровье. Травмы, безусловно, и так штука неприятная. А если еще в драке — глупее не придумаешь.

— А первый потерянный зуб?
— Вот здесь пока бог милует — терял только половину. На “мире” в Петербурге в 2016-м дело было: в борьбе возле борта кто-то из соперников зарядил. То ли локтем, то ли клюшкой — уже не помню. Качусь на смену и чувствую: во рту что-то не то. Сплюнул — в руке осколки. И в десне остальное болтается. Острая боль, на обезболивающем кое-как доиграл. И повезли нас с Калюжным в больничку. Меня — с зубом, его — с переломом ноги.

— Да, капитан тогда, конечно, удивил. Не многие, и я грешный в их числе, сразу поверили, что можно играть с переломом. У тебя такие жесткие случаи бывали?
— Не точно такие, но однажды пришлось доигрывать через “не могу”. В Польше на молодежном чемпионате мира в Д1. В третьем матче бодались с датчанами — наряду с латвийцами основными конкурентами за выход в топ. В начале третьего периода проигрываем, надо забивать. Настолько надо, что минуте на пятой решил сам двинуть на ворота. Разогнался на полную и… То ли конек подвел, то ли корпус неправильно поставил. В общем, от всей души влетел плечом в лицевой борт.
Сразу на шоке даже ничего не почувствовал, сам укатился на смену. А вот через пару минут накрыло — боль просто адская. Играть, с одной стороны, нельзя, а с другой — надо: я же в первой паре, на меня рассчитывают. В общем, решаю хоть с одной рукой принести команде какую-то пользу. Даже в меньшинстве выходил. Со стороны, наверное, выглядело забавно: перехвативший шайбу защитник почему-то не может вынести ее из зоны. Кое-как коньком-клюшкой пихал партнеру, а тот уже выбрасывал. Мне же было совсем не до смеха.

— Но в итоге же проиграли?
— Да, 4:5. Если бы выиграли, может, и постарался бы продолжить “в полторы руки” в следующих матчах — цель была бы. А так шансов осталось немного — решили, что геройствовать особого смысла уже нет, и следующие игры досматривал с трибуны.

— Это наверняка одно из самых неприятных воспоминаний недолгой пока карьеры. А самое приятное?
— Тоже связано со сборной. Правда, ступенью ниже. Даже можно сказать двумя: дело было в юношеской U-18, когда она свалилась в группу “B” первого дивизиона — фактически в Д3. Но даже там легкой прогулки обратно по рейтинговой лестнице не было. Играли в Венгрии, и хозяева здорово нас поддушивали. Это к слову, что сюрприз сейчас могут преподнести многие — и венгры в том числе. Мы тогда ко второму перерыву уступали 0:2. В начале третьего периода реализовали лишнего — Когалев постарался. Мадьяры цеплялись, как бульдоги, — только к 55-й Макс Вальков сумел сравнять счет.

И вот последняя минута, последняя смена основного времени. Закатываемся в чужую зону, валтузим венгров из последних сил. Те огрызаются, отбрасываются. Шайба отлетает к синей, на меня простреливают… Так сильно я, наверное, не щелкал до тех пор никогда. Но получилось реально круто: Гаврус еще вовремя прокатился перед вратарем, закрыл ему обзор — шайба ушла в ближнюю “девятку”. Восторгу не было предела. Наверное, это был первый раз, когда мой бросок решил исход матча с серьезными ставками.

— Гавруса с Карнауховым поминаешь уже третий раз — явно неспроста. Да и “спроста” на свадьбы не приглашают. Одногодки так сдружились? Потому как только с географией не танцуется: вы-то с Артуром гродненские, но Миша же минчанин…
— Так, можно сказать, потому и сошлись. В юношеской лиге на выезде команды живут в основном не в гостиницах, а в местных семьях. Вот и наладился обмен: я в Минске — у Карнауховых, он в Гродно — у нас. Как здесь не подружиться…

— Есть тренер, который может гордиться признанием Лисовца игроком года прежде всего?
— Одного, наверное, и нет, много их было… Попробую припомнить всех. Начав, понятно, с отца: это же он меня поставил на коньки в принципе. Не шкрябаться по льду, а именно грамотно катить научил дядя Саша Крыскин. Потом тренеры часто менялись, но, когда я прочно осел в группе 1993 года рождения, ее вели Олег Стрюков и Андрей Тонкоблатов. Потом Король, Починчик, Супрун… Боюсь, кого-то пропустил — извините. Это по “юношам”. В “Немане”, понятно, свою лепту внес Дмитрий Саныч Кравченко — многому научил… В “Динамо” в последнем сезоне за защитников отвечал Роб Дэвисон. Классный дядька.

— В чем?
— Да во всем — как человек. Всегда стоял за пацанов, всегда на позитиве. Объяснял все очень толково и подробно. При этом демократ: даст высказаться и учтет по возможности мнение каждого.

— Эдакий антипод жесткого Вудкрофта?
— Крэйг, конечно, другой. Но главному и положено быть строгим. Хотя и он умел пошутить. Но перфекционист еще тот. По-хорошему помешанный коуч.

— Льюис не такой?
— Как же это выразить-то… Дэйв просто другой. Может, так будет правильнее: помешанный, но не настолько.

— Ты же во взрослой сборной другого штаба пока не знавал. Так что кому как не тебе объяснять, почему такая яркая Острава-2015 сменилась такими тусклыми Петербургом-2016 и Парижем-2017.
— Думаешь, так просто ответить на этот вопрос?.. В Остраве действительно было круто: у нас ладилось все, или почти все. А вот дальше… Почему-то мы изменили своему хоккею. Отошли от своей игры.

— Сами или по настоянию тренеров?
— Скорее первое. Хотя факторов было много, не все имею право обсуждать.

— Перед Парижем ты в одном из интервью сказал интересную фразу: “Мы знаем, что нас ждет”. Предчувствовал второй кряду валидольный “мир”?
— Не нужно искать двойное дно. Мы просто действительно представляли, что нас ожидает. А вот как справимся — другой вопрос.

— Справились не очень...
— Как посмотреть. Без вариантов слили только канадцам. Ну и со швейцарцами, согласен, не блеснули. А возьми игру с чехами: засчитай в начале матча судьи шайбу старшего Костицына — игра была бы совсем другой. И это я не думаю, а знаю.

— Слышал, в первом перерыве игры со словенцами Игорь Рачковский разнес в раздевалке о стену кулер с водой — это правда?
— Правда. Как и то, что он сделал то же самое и во втором перерыве. И это была не истерика — шеф пытался нас завести. И, несложно отследить по результату, у него получилось. Он, кстати, и в перерыве следующего матча с норвежцами заходил: “Хлопцы, еще что-нибудь надо бросить?” — “Надо!” Уже не помню, что из обстановки пало очередной жертвой. Меня вот на голы прорвало. Когда-то же должно было. А то даже на “челленджах” впервые во взрослой сборной отличился только этой весной — в апреле в Жлобине забросил немцам.

— Скорое известие об отставке Рачковского с поста председателя ФХРБ воспринял…
— Без восторга точно. С Игорем Анатольевичем приятно было иметь дело. Классный мужик, всем старался помогать. В том числе и мне лично в неприятной ситуации — в подробности вдаваться не буду. Как бы нас ни гнобили, ни критиковали, он всегда повторял: “Ребята, забейте и забудьте. Делайте то, что делаете, и никого не слушайте”.

— Тебе вообще в жизни везло на начальство? Здесь я не о тренерах.
— Скорее да, откровенно проблемных директоров-менеджеров не припоминаю. Всегда стараюсь понимать, что человек искренне желает сделать как лучше. Просто пути у всех разные.

— А на людей в принципе везет?
— Ого, как широко… О людях вообще не скажу: встречаются и хорошие, и не слишком — как у всех, наверное. Но хороших больше. А вот на друзей везет точно.

— Анализируя твою карьеру, понимаю, что ты почти нигде не задерживался в роли “салаги”.
— Ну здравствуйте: да я в этом качестве чуть ли не с детства! По юношам же играл за 1993-й — на год старше своего возраста. И за 1992-й доводилось. Я даже для вроде как ровесника Гавруса “молодой”: он же январский, а я ноябрьский. И так — всю жизнь: В “Динамо-Шиннике” в МХЛ, потом в “Немане”, “Динамо”…

— Я не о возрасте как таковом, а о том, что ты почти везде довольно быстро выдвигался с роли собирателя шайб после тренировки до стержневого защитника.
— Наверное, не многим посчастливилось стать чемпионом страны в 18 лет. Начав сезон седьмым защитником, а закончив в первой паре с Андреем Антоновым. Кстати, у нас здорово получалось. Вообще в “Немане” атмосфера всегда настолько теплая, как мало где.

— Причем при разных тренерах. Варивончик с Шенько такие “атмосферные” клубные руководители?
— И это тоже. Но немаловажен и костяк. Лисичкин, Коршунов, Бадун, Боярчук, братья Малявко — на этих парнях и держится неизменная сплоченность. Даже если точечно меняется ростер или сменяется тренер.

— Боярчук очень расстроился, оказавшись отсеянным в одной из последних партий перед выездом в Париж?
— Не спрашивал, но уверен, что да. Кому такое понравится?..

— Что-то подсказывает: в этом году ты спокойно заслушивал список отсеиваемых. В полной уверенности, что тебя в нем не будет.
— Пожалуй. Но не потому, что почувствовал себя суперзвездой. Просто еще в начале сбора Дэйв вызвал нас с Коробовым и четко обозначил: вы — в первой паре и на вас рассчитываем как на основных. Дальше — только работать и брать на себя ответственность.

— Коробову в 28 лет с заокеанским опытом точно было проще, чем Лисовцу в 22 без такового. Был готов?
— До сих пор не могу исчерпывающе ответить на этот вопрос даже самому себе… Надо быть готовым всегда. Просто не всегда получается. Слишком быстро все. В таких случаях все время предполагаешь какой-то подвох. Мол, не может все складываться так быстро и гладко — нужна же хоть какая-то постепенность.

— Понял: опасаешься, что твой прогресс и признание форсируют твою эволюцию?
— Вроде того. Ты только-только был в третьей паре. Если и выходил в спецбригадах, то в меньшинстве и то через раз. И вдруг бам-бам — уже в большинстве. Бам-бам — и в большинстве, и в меньшинстве. Бам-бам — уже выпускают “шесть на пять”, когда в концовке нужно вытаскивать матч… Смущает, что я не успеваю уловить логику этих “бам-бам”. Хотя, конечно, рад и прогрессу, и доверию.

— Боишься, что “пруха” может скоро закончиться?
— Нет. Если начнешь бояться — она и закончится. Просто чувствую, что для таких высот пока не хватает опыта. Это к вопросу о готовности к роли лидера. Я же успел поиграть с тем же Калюжным. И понимаю, насколько оправданно было его лидерство и насколько мне пока недостает банальных “игро-часов” для него.

— Как говорится, молодость — это недостаток, который с годами проходит. А сейчас, видимо, тебе никак не разминуться с лидерским ярмом. Не страшно, что “Динамо” реально решит обойтись без или почти без легионеров?
— А что, должно быть страшно? Почему?

— В массовом сознании это гарантированный провал.
— Это кто сказал? Ну, пусть говорят. Мы уже привыкли к предсказаниям наших провалов на всех уровнях. Если ориентироваться на чужое мнение, и “Динамо” в плей-офф не должно было выходить этой весной, и сборная уже раза три из элиты обязана была вылететь. Что нам от этого — поддаться всеобщей панике и перестать играть? Так не перестанем же! Кроме того, все же надеюсь, что верящих в нас больше, чем сомневающихся.

— Тебя еще не терзают вопросами о секрете взлета?
— Даже если бы терзали, ничего сакрально-тайного не услышали бы. Просто нужно стараться, работать. Слушать и внимать тому, что говорят тренеры и старшие партнеры. Ни одного дурного совета не припомню, зато полезных — море. Поэтому не спрашивай об особо ценных. И еще — слушать себя. Понимать, в чем твои сильные стороны и использовать их по полной. Заодно микшируя, возможно, не столь сильные. Ну и работать на команду, конечно.

— Парижские слова Льюиса о том, что у него о тебе справлялись скауты клубов НХЛ, просто принял к сведению? Или польстило самолюбию, или уже набросал “бизнес-план”?
— Было просто приятно. Любому, кто пришел в серьезный хоккей, хочется играть в НХЛ. И, если доведется, поднять над головой Кубок Стэнли.

— Недрафтованность не гнетет?
— Абсолютно. Если все сложится удачно и мне доведется ступить на НХЛовский лед, буду далеко не первым, кто сделает это без “пика” на драфте.

— Агент по ту сторону океана имеется?
— Да. Шуршит. Варианты были и этим летом. Много “за”, но немало и “против”.

— Побоялся очередного форсирования?
— Не в этом дело — сопутствующих факторов немало. Отвечу так: пока не стоит чрезмерно забивать голову. Я в “Динамо”, и сейчас этому должна быть посвящена большая часть мыслей.

— Вообще домосед: легионером не был, два лета — на даче под Гродно. Да и в карьере всерьез было только три города: родной, Бобруйск в МХЛовский период, да Минск в КХЛовский. С первым и последним более или менее понятно, а второй оставил какой-то след в памяти?
— И яркий — жили-то в одном из зданий бобруйской крепости в окрестностях арены, где раньше были казармы.

— Как крепостные и на казарменном положении?
— Ну, не настолько — выйти в город можно было. Да и крепость — это только снаружи, внутри вполне неплохо обставленная гостиница с номерами на два-три человека. Где, как все молодые, рубились в “Х-box” с партнерами.

— С высоты титула имеешь право рассуждать о стратегических вопросах. Нужна Беларуси все-таки МХЛ, или можем обойтись?
— По-моему, не помешала бы. Молодым лучше играть против таких же молодых, но выше уровнем.

— Но уровень “экстры” не ниже даже топов МХЛ. По крайней мере — уровень топов экстралиги.
— Это понятно, но все равно скептически отношусь к идее кучкования всей молодежи в одной команде. Чтобы играть против взрослых, а потом тем же составом еще и на молодежном чемпионате мира. В борьбе с “дядьками” ты, конечно, что-то почерпнешь. Но куда меньше, если будешь с ними в одной раздевалке. Через это в “Немане” прошел и я, и Гаврус. Пробились же как-то. Заодно наблюдая, как готовится тот же Калюжный или легионеры с НХЛовским опытом. Что едят, что пьют, когда спят. В Раубичах этого не увидишь.

— Переживаешь за Гавруса, которому в последнее время не особо “прет”?
— Ничего, попрет. Он действительно классный хоккеист, который умеет делать свою работу. Уверен, у Артура все получится.

— “Гродно в моем сердце” — это про тебя?
— Конечно! Люблю свой город, как, надеюсь, и он меня. По крайней мере на улицах узнают. На работе — что у мамы, что у отца — постоянные расспросы. И у сестры в школе. Тем более она оканчивает ту же, где учился я.

— В завершении — обещанная вторая “фишка” твоей победы в опросе. Приятно быть вторым после Салея?
— Так, вот с этого места — поподробнее…

— Объясняю: за четверть с гаком века подобных референдумов ты — лишь второй после Руслана победивший в нем защитник.
— Вот это реально круто! Жаль только, что первый лично поздравить уже не может…

— У каждого хоть чуть интересующегося хоккеем было свое 7 сентября 2011-го. У тебя какое?
— Был в кэмпе сборной U-18 в Раубичах. Вечером после тренировки все собрались возле телевизора. Не понимали, что произошло и отказывались в это верить. Тренеры висели на телефонах: звонили куда только можно по старым связям. Не знаю, как остальные, а я дня три не верил, что Руслан тоже погиб.

— Известный психологический момент: вначале — отрицание…
— Усугубленный знакомством с Салеем. Не близким, само собой — мне было не по годам, — но все же. Незадолго до катастрофы он приезжал к нам в Раубичи, проводил мастер-класс. Показывал что-то на льду, играли пять на пять, я даже забросил. Помню, удостоился персональной похвалы Руслана. И вдруг — такое…

— После этого не появилось боязни полетов?
— Она противопоказана хоккеистам — мы же постоянно в самолетах. Да и фаталист я в некотором смысле: суждено разбиться в самолете — разобьешься. Суждено умереть от застрявшей в горле за обедом горошины — не разминешься. Никто не знает, что ему предначертано.

— А хотелось бы знать?
— Наверное, нет: так будет неинтересно жить.

— Выходит, ты абсолютно бесстрашный человек?
— Ну-ну, опять перебор, как и в начале разговора. Все чего-то боятся, и я тоже.

— Поведай, если не очень личное…
— Боюсь никогда не поднять над головой Кубок Стэнли. (Смеется.)