Золотая гвардия. Камандар Маджидов: если тебя не выворачивает, значит, мало тренировался

Впрочем, олимпийский чемпион 1988-го, двукратный чемпион мира и трехкратный Европы привык к вызовам судьбы. С тех самых пор, когда решился на переезд в Беларусь, чтобы сделать карьеру в тогда еще классической борьбе.

— Википедия дает занимательный экскурс в историю твоей жизни. Азербайджанец, родившийся в 1961 году в Грузии и живший там до 14 лет.
— Отличное время. Грузия при Союзе была богатой республикой. Цеховики…

— Цветочники…
— Нет. Это больше азербайджанская специализация была. Помню, по Тбилиси в то время проедешь — какой автопарк в частном владении… Закачаешься, сейчас такого нет! Хотя грузины молодцы, конечно. Порядок у них теперь полнейший. Ты когда-нибудь слышал, чтобы грузины давали сдачу? Отродясь такого не было. А сейчас дают — до копейки. И ни один полицейский тебя просто так не остановит. Опять же когда такое было?

— Оказывается, даже грузин можно выстроить.
— Любую нацию можно, и рассказы о чьем-то специфичном менталитете — сказки. Все зависит от руководителя. Саакашвили в этом плане молодец.

— В твое время Грузия была…
— …очень многонациональной. Я родился в Дманиси — районный центр в 100 километрах от Тбилиси. Основное население — азербайджанцы. Русских и грузин немного. Никто из нас не задавал вопрос о национальности. Дружили, ходили в гости и знали, у кого когда какой праздник. Приходишь к друзьям на Пасху, а у них блинчики. Такие вкусные!
В городе были русская и азербайджанская школы, даже грузинской не было. Учился в русской, там же и на борьбу ходил. Из всех ребят я один потом остался. Наверное, какая-то природная склонность у меня была. Плюс тренер хороший попался, сказал мне потом, что, если хочу прогрессировать дальше, надо ехать в спортинтернат в Баку.
Это у нас тут сто интернатов, а в Азербайджане один был на всю республику. Приехал, а там два тренера. Один по вольной борьбе, другой по классической. Понравился обоим, поэтому меня решили не брать, чтобы друг друга не обидеть. Хорошо, у тети был муж ветеран войны. Пошли с ним к директору училища, тот уже не смог отказать. Окончил училище, пошел в армию…

— Спортрота?
— Иранская граница. Сказали, через месяц вернусь в Баку, а в итоге прослужил полгода. Попал в учебку, а там порядки суровые, гражданскому человеку, даже хорошо подготовленному, привыкнуть к ним очень трудно.
Скажем, тревога. Подъем в час ночи, построение на плацу — мол, нарушение государственной границы. Идем искать. Через два часа команда “Окопаться!”. А земля твердая настолько, что лопата отскакивает. Некоторые и не пытаются долбить, заваливаются спать. А я спортсмен, энергия через край. Беру лопату и через час такую яму отрываю, что “Жигули” можно закопать.

— Такой фанатизм в армии приветствуется.
— Я не для командира копал, а для себя. Вот оглядываюсь и понимаю, что характер проявляется с детства. Если привык отдаваться любой работе на сто процентов, то и в спорте все будет хорошо.
Затем дают команду: закопать яму. Потом снова марш-бросок, уже обратно. В роте всех садят и каждые 15 минут включают свет. Если обнаруживается, что кто-то спит, вся группа снимается с экзамена. Тяжело. Меня мутило, но я оказался одним из немногих, кто не заснул. Выяснилось, так отбирали людей в спецназ.
Нас потом выкинули возле моря, палатки сбросили, полевую кухню. Выживайте, как хотите… Когда на меня приказ пришел из Баку об откомандировании обратно в сборную, чувствовал себя человеком, вышедшим из тюрьмы. Вроде полгода всего там провел, а воспоминаний… Как-то “старики” избили молодого солдата, и нас по очереди вызывали к особисту. Крутил так, что диву даешься мастерству специально обученных людей. Вроде обычные вопросы задает, но в душу влазит капитально, будто сто лет тебя знает. “И кто же из “стариков” его избил, Камандар?” — “Да вроде сам упал…” Сдать в армии товарища, даже самого жестокого деда — последнее дело, не отмоешься.

— Как у тебя с дедами складывалось?
— Нас, молодых, было три “классика” и один дзюдоист. Всех знали и потому немного сторонились. Особенно после одного случая. Был в отряде парень — здоровый, кило под 100 весом, моего призыва. Из Краснодара, почему-то оттуда много ребят было, может, потому что казаки издавна границу охраняли. Говорил, что дзюдо занимался, а я весил тогда 67 кило.
“Старики” говорят: поборитесь. Я сразу понял, что он совсем немного тренировался, с бедра как запустил, чуть ребро ему не сломал. Это впечатлило, потому как этот казак накануне навалял сержанту. А тот тоже под два метра ростом. Дедушки посмотрели на это и поняли, что со спортсменами лучше не вязаться.
Армейская служба закаляет. На полигоне стрельбы кто плохо отстрелял, обратно в казарму бегом. Шесть километров в полном обмундировании по жаре в 50 градусов. Я хоть и отстрелял отлично, прошу у сержанта: “Хочу бегом”. — “Давай”. Тот знает уже, что я спортсмен и немного сумасшедший. Бегу, рядом земляк- азербайджанец. Слабый, отстает. Сержант: “Рядовой Маджидов, в Советской армии своих не бросают! Помогите товарищу!” Я его автомат себе на плечи, а сам бегу, толкаю в спину.
А потом команда: “Надеть противогазы!” Это самое страшное. Вспышка справа — падаешь в ту сторону ногами, мгновенно забиваешься пылью. Если потом еще прикажут бежать в противогазах, это медленная смерть.
Прибегаешь в казарму и выпиваешь пять литров воды. Организм полностью обезвожен. Или построение на плацу, те же 50 градусов и ни одного деревца. Четыре часа на одном месте. Солнце валит одного за другим, только оттаскивают в сторону бойцов.
Траншеи роешь на границе, грязная вода из земли проступает. И некуда деваться — пьешь. И что самое странное — никто не болел. Насколько закаляется организм в экстремальных условиях.
Когда вернулся в Баку, с ходу выиграл Союз по юниорам. А потом попал на сбор в Стайки — в 1981-м. Тогда и понял, что хочу жить в Белоруссии. Легла она мне на душу. Начал искать концы, чтобы остаться. Познакомился с Виктором Александровичем Руденковым. Как раз летом 1982-го в Минске должны были пройти Всесоюзные молодежные игры. Я неплохо отборолся, остался в Минске и пошел сдавать экзамен на исторический факультет БГУ, который с треском провалил.
Руденков говорит: мол, езжай, договаривайся со своими, а в ноябре я тебя устрою на подготовительное отделение в университет. Прибыл в Баку, рассказал о своем решении. Тренер поначалу вознегодовал, дескать, как так. А потом, подумав, сказал: “Все правильно делаешь, сынок, езжай”. В то время позиции белорусской школы выглядели значительно мощнее, она была одной из лучших в Союзе.
Прилетел в Минск и уже не уезжал. Хотя много куда звали: Штаты, Турция, Франция. Но не тянет меня никуда отсюда, и все.

— Какими показались тренировки в белорусской сборной?
— Я учился на курсах и, получается, мог тренироваться только вечером, когда сборная уже закончила занятия. Ну, кидал в одиночестве чучела. Как-то пришел, смотрю: возится плотный такой парень, старательный. Отлично, спарринг есть. Как думаешь, кто это был? Юрий Чиж! Первый белорусский борец, с которым я познакомился в Минске.

— Хорошо боролся?
— Его беда в том, что он поздно начал заниматься. А так, думаю, был бы отличным борцом. Сила имелась, и немалая. Да и характер тоже. Во всяком случае, мастера спорта он выполнил, а тогда это было сделать куда труднее, чем сейчас.
Когда перешел на первую смену, начал тренироваться со сборной республики. В то время там такие ребята были…

— Тренера Ивана Коршунова боялись и звезды, и новички.
— Он работал по плану главного тренера сборной СССР Геннадия Сапунова. Мы больше опасались Геннадия Андреевича. Но Коршунов тоже отлично выполнял задачи — дисциплина и порядок у него были жесточайшими.
С Сапуновым впервые встретился в Новосибирске, в гостинице “Обь”. На турнире Поддубного отборолся два круга. Обе схватки поначалу выигрывал, а в итоге проиграл. Еду в лифте, дверь открывается, и заходит Сапунов. Посмотрел на меня: “Что ж ты, Маджидов, такой сильный и проигрываешь?” Меня как током пронзило. На самом деле очень важно, какие слова находит для тебя тренер. Ремарка Сапунова, что я сильный, вдохновила не- обычайно. В следующем году закрепился в сборной СССР. В 1984-м стал чемпионом Европы и победителем “Дружбы-84”. А ведь был, считай, никто…

— Пройти жернова сборной Союза удалось немногим…
— Там никогда нельзя было расслабляться. Чуть снизил требования, сразу же улетел в конец очереди. Очень жесткие критерии всегда были по весу. Разрешалось иметь пять “лишних” кило, не больше. Иначе сразу отправляли со сборов домой.
У меня тоже были проблемы с весом. Я десять лет в сборной держал пост. Воды немного, пищи тоже. У меня всегда глаза и живот были голодными.

— Сурово по отношению к молодому организму.
— Ну, извини: хочешь чего-то добиться — терпи. Дают тебе витамины, вот ими здоровье и укрепляй. Да, есть икра и мясо. Но опять же кусок мяса переваривается восемь часов. Поэтому надо кушать небольшие порции и с зеленью. Кто-то от мяса отказывался, но это тоже минус. Когда организму не хватает белка, начинаются травмы.
Я не знал, что такое гарнир. Только фрукты и овощи. Когда перешел в категорию 68 килограммов, стало проще. Но вес все равно приходилось гонять.
У Сапунова все было строго. Нет тебя в номере в 11 часов вечера — свободен. Сборной СССР такие спортсмены не нужны. Даже если ты неоднократный олимпийский чемпион, не было ни для кого исключений. Вовремя на сбор не приехал — до свидания.

— Почему-то уверен, что борцы успевали выйти и вернуться между отбоем и подъемом.
— Это понятно. Но этим и отличалось наше поколение от сегодняшнего. У нас были ребята, которые и курили, и пили, и с женщинами каждый день дружили. И все равно боролись — и, как правило, за первые места. Сейчас такого нет, но люди почему-то не борются даже за призовые.
Далеко за примерами ходить не надо. Бенур Пашаян — чемпион мира, дымил как паровоз. Я приехал на свой первый сбор, меня поселили вместе с еще одним чемпионом мира — Темури Казарашвили. А был у нас Роман Владимирович Руруа, он его курировал в этой весовой категории. И вот Руруа заходит к нам в комнату, залазит в карман куртки Темо и — р-раз — вытаскивает пачку сигарет. И мне: “Только не говори ему, что я приходил”.
Потом возвращается Казарашвили. Достает сигареты и идет в ванную курить. И вдруг — крик. Выскакивает: “Что, Роман заходил?!” — “Да”. — “Смотри, что он мне написал”. Достает пачку, а там аккуратно выведено: “Темури, ты — гад!”
Потом уже, когда начал работать в связке с Сапуновым, он мне признался: “Камандар, ты думаешь, я не знал, кто в сборной курит и пьет? Если бы всех выгнал, остался бы в сборной один”.

— Борцы много пили?
— Нормально. Но все равно с хоккеистами, гребцами или, например, гандболистами соперничать не могли.
Помню, в Шереметьево встретились с минскими армейцами. Саша Каршакевич и Миша Якимович быстренько сообразили по стопочке, бахнули. И сразу же сделали умиротворенные лица — из-за угла появился Миронович. Они его, похоже, за версту чуяли. У нас таких артистов, хоть в театр отправляй, точно не было.

— Александр Анпилогов рассказывал, что в сборной Союза был трехдневный цикл, в конце которого они отправлялись компанией в ресторан. На каждого по бутылке водки, закуска, и наутро все как новенькие.
— У нас цикл был похожий, только на третий день футбол и баня. А потом… У борцов традиционно преобладали девушки. Если вставала дилемма — они или спиртное, то преимущество отдавалось первым. Но опять же такими были не все.
У меня, например, после бани был закон — бутылочка пива и спать. Ну, может, прогуляться еще перед сном. Но чтобы идти на дискотеку и лазить до полуночи — нет, ребята, это не мое.

— Кто для вас был идеальным спортсменом?
— Николай Балбошин — олимпийский чемпион и четырехкратный чемпион мира. Я с ним познакомился, когда еще за Азербайджан выступал. Бежали кросс, и я пристроился за Николаем. Он в тяжах боролся, однако бегал очень быстро. Мне было интересно, смогу ли выдержать его темп.
Тяжело было, но терпел. На дворе конец октября, холодно уже. Он прибежал к морю, разделся — и бултых. Я тоже — мне все хотелось делать, как он. Правда держался я все же немного поодаль, робел. Потом уже ближе познакомились в сборной, когда поехали вместе на “Дружбу-84”. Он уже заканчивал свою карьеру. Человек большой души, таланта и труда.

— То есть и не пил никогда?
— Пил, и еще как! Трудно даже рядом кого-то поставить. Обычный человек, я идеальных вообще мало встречал. Да и что такое “идеальный”? Главное, чтобы человек хорошо делал свою работу и окружающим было приятно находиться в его компании.
Знаешь, в той сборной, лучшей в мире, все были фигурами. Вот, например, Сапунов. Его боялись все без исключения, он был предельно жестким. При этом никогда не оскорблял человека — за всю жизнь не слышал от него матерного слова.

— Редкость в спортивном мире.
— Не будем лукавить, мы с тобой знаем много видов, в которых тренеры матерятся даже перед детьми. Они матом разговаривают и нормальных слов, наверное, даже не знают. Многого эти тренеры достигают?
А Геннадий Андреевич показывал: все это шелуха. Если у тебя есть что сказать человеку, ты донесешь это без оскорблений. Мне в Сапунове нравилось то, что национальность спортсмена не имела для него никакого значения. Если ты лучший, то будешь отстаивать честь страны.
На чемпионат Европы 1985 года он взял сразу пять белорусов. Если кому-то это и не понравилось (а такие, конечно же, незамедлительно нашлись), то итоги турнира в ГДР показали, что тренер сделал правильный выбор. Каждый из нас вернулся домой с золотой медалью.
Единственное, он мог подчеркнуть какую-то характерную черту представителей каждой республики. Например, грузины плохо дышали, но они были очень техничными. Россияне выносливые.

— А белорусы?
— Тягучие. С ними неприятно бороться. И сам не ам, и другому не дам. Будут мурыжить тебя всю схватку, и к ее концу ты будешь полностью опустошен.

— Это свойство национального характера?
— Да, я это потом понял. Белорусы сами по себе ребята немножко поздние, поэтому раскрываются где-то в 23-24 года. Но когда они достигают своего зенита, могут оставаться в нем лет десять.
Белорусы долго и упорно — этого не отнять — идут к цели. Но потом… Что мне нравится в иностранцах? Они только за что-то зацепятся, выиграют буквально чуть-чуть и сразу же приободряются, прибавляют. И их потом уже не остановишь. А наш станет третьим и, вместо того чтобы рвануть потом за первым местом, начинает топтаться на месте. Это не только борьбы касается, во всех видах спорта такая картина. Вот есть у меня это — и нормально. Не хотят они высоко взлетать.
Вот Игорь Каныгин — призер московской Олимпиады, двукратный чемпион мира и четырехкратный Европы — был совсем другим человеком. На ковре просто зверь. Монстр. Монотонно — опять же белорусский стиль — прессовал соперника так, что потом тот сам становился на колени. Очень мощные руки, выносливый неимоверно. Он в финале Олимпиады проиграл, считай, случайно, потом этого венгра Новеньи на следующих турнирах по ковру размазывал.

— Давай обратимся к твоей Олимпиаде.
— На тренировках был ад — кто выживет, тот и поедет. Утром пробежка на стадионе, разминка. Отработка приемов сорок минут. Потом завтрак и утренняя тренировка. Чаще всего ОФП в зале штанги. Штангисты нам говорили: “Вы, ребята, точно больные, даже мы столько железа не тягаем”. Понятно, что они работают с большими весами, у нас они меньше. Зато повторений бесчисленное количество.
Лучше всего “физика” поднимается с железом — приседания, рывки, толчки. Никакая тренажерка с ними не сравнится, только что можно рельеф прокачать. Штанга, гиря, перекладина, канат — больше ничего не надо.

— Кто был самым сильным в этом плане борцом?
— Левон Джулфалакян. Он маленький, боролся в категории до 68 килограммов. Но рвал 90. Для сравнения: 130-килограммовый Саша Карелин — максимум сто.

— Борцам, следует полагать, физическая сила и в обыденной жизни помогает.
— А где видел слабых чемпионов? Даже гандбол возьми. Вроде игровой вид спорта — надо много бегать, развивать координацию, нельзя мышцы забивать, слишком закачиваться… Но посмотри на того же Каршакевича и Якимовича в период расцвета — это ведь здоровенные лоси! Без “физики”, даже если ты трижды талантливый и техничный, в спорте ничего сделать нельзя.
Кстати, по моему мнению, в нашей стране гандбол должен стоять на первом месте из игровых. У белорусов есть природная склонность к этому виду спорта.

— В чем она проявляется?
— Не буду говорить, что именно в этом виде, а не в футболе или в хоккее у нас самые весомые победные традиции. Это очевидно. Белорусы сами по себе люди рослые и сильные, а гандбол дает возможность потолкаться и проявить свои физические способности. Скорость, выносливость, способность долгое время переносить физические нагрузки… Считаю, надо развивать те виды, в которых у нас уже были достигнуты результаты, где мы были на вершине не только союзного, но и мирового рейтинга.
Возьми норвежцев. Потомки викингов. Ну, понятно, зимние виды у них традиционно сильны. А что еще? Гандбол и борьба. А знаешь, сколько видов спорта культивируется в Беларуси?

— Даже трудно представить.
— Я недавно был на коллегии Минспорта и знаю точную цифру. 77! Чуть не обалдел. Мы что, держава, претендующая на мировое лидерство в спорте? Да, поддерживаем спорт высоких достижений, но, простите, надо же какие-то разумные пределы иметь!
Министр выступает, зачитывает, вот у нас такой-то вид завоевал столько-то медалей, мол, берите другие с него пример. Я смотрю и думаю: если этот вид включить в олимпийскую программу, смогут ли они привозить оттуда тот же чемодан медалей, который дает вес всем спортивным достижениям страны за отчетный год?

— Могут и не попасть на Игры.
— И я о том же. Здесь каждая медаль на вес золота, потому что конкуренция в олимпийских видах сегодня неимоверная. А мы рассказываем о наших замечательных достижениях в неолимпийских видах. Ну, давайте не будем себя самих обманывать…

— Однако вернемся в Сеул.
— Последний этап подготовки был в Хабаровске. Помню, сидим с Мишей Мамиашвили, подходит Сапунов: “Как дела?” — “Геннадий Андреевич, вы за другими следите, мы-то точно олимпийскими чемпионами станем”. Он нам до сих пор это вспоминает.

— Откуда такая уверенность была?
— Тренировались как звери. На сборе в Кисловодске бегали мы с Мишей в гору, туда-сюда, а она градусов в семьдесят. На нее карабкаешься чуть ли не на четвереньках, а обратно бежишь так, что ноги забиваются после первого же спуска.
Сели после нее замудоханные в край и сказали друг другу: “Ну, если после этого мы Олимпиаду не выиграем, то грош нам цена”. Если спортсмен не умеет самоистязать себя, то ничего из него не получится. Прости за подробность, но, если после нагрузки тебя не выворачивает наружу, значит, ты недотренировался.
Когда со сборной Турции работал, знаешь, что мне в них нравилось? Необычайно высокое чувство патриотизма. Они знают: за родину надо умереть. Поэтому когда даешь им нагрузку — отходят в сторону, их вывернуло, потом возвращаются и снова пашут. Похожи на сборную Союза.

— Сапунов говорил, что еще за год до Олимпиады дал тебе совет, как справиться со своим главным соперником — болгарином Вангеловым.
— Живко меня хорошо тянул в партере, и потому на тренировках я специально готовился к схватке именно с ним. А сам изменил свой захват в партере. Это стало для него сюрпризом.
Вангелов на голову выше меня, но очень пластичный, как змея. Литовцы, латыши такого же плана, с ними тяжело бороться. Пока в тиски не зажмешь, ничего не получится. Если такого хорошо не подберешь, то и не кинешь, он тебя еще потом и накроет.
Первая схватка на Олимпиаде у меня была с иранцем. С представителями этой страны расслабляться нельзя, там всегда были хорошие борцы. Сапунов правильно говорил: с иранцами надо начинать очень жестко, им такая борьба не нравится. Так же как кубинцам и представителям Балкан. Сникают. Выиграл я 8-3. Потом южнокорейца досрочно победил, поляка, француза, американца… И вышел в финал. Где меня ждал, конечно же, Вангелов.

— Финал был назавтра после полуфинала.
— Я в зале был. Не любил прятаться, как некоторые, мол, можно перегореть. Сидел на трибуне и смотрел за поединками в других весах. Как зритель. И неплохо себя чувствовал. Если ты сильный, то как перегоришь?

— План на золото в Сеуле-88 у греко-римлян каким был?
— Три первых места. Получилось четыре. А могло быть и шесть. Команда силы необычайной. Даже Сапунов был нами доволен: “Мои ребята как волки. Выброси их в любом месте, выживут и всех перегрызут”.
Знаешь, чем отличается выдающийся тренер от просто хорошего? Последний часто действует интуитивно, может попасть, а может, и нет. А первый всегда знает, что надо сделать, какие слова сказать, какую струну затронуть.

— На той славной Олимпиаде в составе сборной СССР было много отличных тренеров.
— После победы ко мне подошел Александр Гомельский, посмотрел с умилением: “Сынок, а теперь иди и домой позвони, порадуй родителей”.

— Баскетболисты его золотой сборной, следует сказать, собираются довольно регулярно.
— А мы только в дни рождения. Или на соревнованиях — Карелин, Мамимашвили, Турлыханов

— Кого ни возьми — или экс-министр, или депутат, или глава федерации. Маджидов пошел по стопам Мамиашвили. Не страшно было, когда избрали?
— Раз не отказался, значит, не боялся. Отлично знаю, что надо ходить по кабинетам и просить. Но и за нас ведь тоже кто-то ходил. Система всегда была одинаковой. Научиться можно всему.

— Много кабинетов прошел?
— На самом деле к каждой федерации прикрепляют спонсоров, и проблем с ними нет. Просто многие боятся ответственности, а я не боюсь. Ну почему нет? Я знаю все проблемы, которые есть и у ребят, и у девушек. Ко мне каждый день кто-то приходит, и мы разговариваем. На должности я всего два месяца. А к сентябрю, когда составлю всю картину, то начну чистку…

— Предлагаю начать с вопроса о квартирах для олимпийцев. Набившая оскомину тема.
— Я пробиваю этот вопрос, записался на прием к главе Администрации президента. Но квартир не только нам, вообще ни одному виду спорта не дают. Ладно, не надо давать, мы понимаем, что в стране не лучшие времена. Но сделайте какую-то льготу, потому что люди реально заслужили уважение. Не могу понять, ну неужели крупный областной центр не может решить вопрос с двумя-тремя квартирами?

— Все зависит от конкретного чиновника. Если хоть как-то интересуется спортом, трудностей быть не должно.
— При Союзе, кстати, тоже квартирами особенно не разбрасывались. Я уже был олимпийским чемпионом, а давать жилье мне никто не торопился. Прихожу к зампреду Путькову, он спрашивает: “А зачем тебе квартира?” — “А вам зачем?” Получил только благодаря Григорову, он тогда работал в профсоюзах. Однокомнатную сдал и только в 90-х переехал в трехкомнатную. А были люди, которые не то что Олимпиаду или “мир” не выигрывали, а становились лишь призерами Союза — и получали такие же квартиры. Все зависело только от того, кто тебя лоббирует.

— Сейчас от тебя тоже многое будет зависеть. А играл бы в хоккейной команде, глядишь, проще было бы вопросы решать.
— Я не хоккеист, но со многими выдающимися игроками был знаком. Видел тренировки сборной Тихонова в Новогорске. Скажу честно, впечатляло — люди играли в хоккей блинами от штанги. Но ребята говорили, что Тихонов, при всей жесткости, уступал Тарасову. Тот был в хоккее, как у нас Сапунов. Два сапога пара.
Сапунов меня многому научил. Как с начальством общаться — тоже. Будь хорошо одетым, костюм, галстук, не надо пугать людей в кабинетах спортивной формой. Дверью не хлопай, будь дипломатом, не показывай эмоций. Я созрел для этой работы. Тренировать уже не очень интересно. Все, что произошло, когда меня убрали, может, и нужно было. Но у меня зла нет. Хотя я и знаю, чьих это рук дело.
Я хочу работать и ничего не боюсь. Боятся те, кого уже никуда не возьмут. А меня возьмут, и сейчас ведь в зарубежных предложениях недостатка нет. Но прикипел к Беларуси и ни на какую другую страну менять ее не хочу. Семья здесь, жена работает в 7-й клинической, заведует отделением функциональной диагностики. Лучший специалист в стране, между прочим. Дочка окончила консерваторию, преподает в музыкальной школе. Ну куда можно уехать от таких женщин?