Золотая гвардия. Николай Милигуло: Корбут и сейчас звонит. Когда выпьет

А те, украшенные плакатами с изображением Ильича и престарелых членов Политбюро, отзывались радостным гулом.
Немного было развлечений у советского народа в застойное время. Самое популярное — спорт, который позволил нашему герою выиграть серебро гимнастического командного турнира Олимпиады-60, а великолепной Нелли Ким умножить серию своих олимпийских наград на Играх-80.
Самое интересное же в том, что и сегодня, в тысячах километров от родного Минска, Николая Палыча окружают товарищи по советской сборной. А Нелли Владимировна — теперь уже вице-президент Международной федерации гимнастики — живет совсем недалеко от своего тренера и запросто может заскочить на вечерний чай.
Так уж устроилась его американская жизнь, которой Милигуло доволен вполне — и потому никак не похож на человека, разменявшего девятый десяток. “Вы все это напишете?” — спрашивает он в конце разговора. И улыбается, понимая, что у кого-то его интервью вызовет изжогу. “Ну а что, я людям свое мнение всегда в лицо высказывал, что Петру Машерову, что любому другому…”
— Нам с мамой, сводным братом и двумя сестрами удалось эвакуироваться из Минска в первые дни войны — благодаря тому, что папа был военным. Из Свердловской области вернулись домой в конце 1945-го. Отец к тому времени уже погиб на Курской дуге.
Минск был раздолбан в пух и прах. Возле Дома офицеров стояла целая выставка немецких самолетов и танков, и мы с пацанами лазили там с утра до вечера. Квартира наша на Долгобродской не уцелела, и потому мама пошла работать на городскую электростанцию в парке Горького. Грузила уголь в печь. Там же ей дали комнатку метров десять, где мы впятером и жили.
Мама из кожи вон лезла, работала на трех работах, чтобы нас прокормить. Надорвалась, поэтому рано и умерла.
Я, конечно, старался ей во всем помогать — и дворником работал, и грузчиком. Характер шебуршной. В школе то и дело дрался, и наш учитель физкультуры, чтобы меня утихомирить, привлек к спортивной гимнастике. Тогда это было очень популярно, практически в каждой школе ребята занимались. А потом я в секцию пошел в парке Челюскинцев.

— И стали самым высоким гимнастом в советской истории. 178 сантиметров!
— Да, вроде выше меня никого и не было. Валера Кардемелиди — мой товарищ по сборной римского образца — был немного ниже. Борис Шахлин и Юра Титов вообще невысокие.
Знаете, а ведь рост мне никогда не мешал. Раньше и гимнастика была совсем другая. Это сейчас… Хотя нынешние снаряды гибкие, пружинистые, очень комфортные. А мы на деревянный пол расстилали обычный ковер и долбали на нем свои ноги. Но ведь получалось, в институт физкультуры поступал уже мастером спорта.

— Все девочки ваши…
— Да вы что, мы о них и не думали. Хотелось достичь успехов в спорте. Идеологическая подготовка тогда была на уровне. Везде по радио, в прессе, по телевизору твердили: советские спортсмены должны быть всегда первыми! И даже мыслей не было, что можем кому-то проиграть. Да, наверное, можем, но потом надо показать наш особенный характер и взять реванш!
Мне очень хотелось попасть на Олимпиаду. Мечта осуществилась в 1960-м, на чемпионате Союза выиграл золото на брусьях и стал бронзовым призером в опорном прыжке. И меня включили в олимпийский состав, который готовился к Играм в Риме.

— Первый белорусский гимнаст, попавший на Олимпиаду.
— Было непросто, потому что определение тех, кто поедет, — это всегда подковерная борьба. Например, моего тренера Романа Семеновича Ваткина на сборы не брали, и там я работал с первым советским абсолютным олимпийским чемпионом Виктором Чукариным. Но у него были свои ученики — украинцы, те же Борис Шахлин с Юрием Титовым.

— Задвигали вас?
— Ха! Я там самый здоровый, кто меня задвинет? Кроме того, были у меня несколько фирменных элементов, которые выгодно отличали от других. Так что в сборную я попал по делу.

— Цель сборной, конечно, была победа в командном первенстве?
— Безусловно. Еще на чемпионате мира перед Римом японцы дали о себе знать. Они очень сильно прибавили.
А на Олимпиаде-1960 мы уступили им командное первенство — и потом еще двадцать лет проигрывали. Зато победили в личном многоборье — Шахлин стал чемпионом, а Титов третьим.

— Вы же заняли в многоборье 13-е место.
— Хороший результат, потому что в сборной я оказался забойщиком. Спортсменом, начинавшим выступления команды и которому априори полагались самые низкие баллы.
Хотя должен был выходить на помост четвертым. Просто прямо перед стартом получил травму. За час до начала соревнований садились в машину, взялся за стойку рукой, а водитель не глядя захлопнул дверь. Понятно, кровь ручьем, кожа слезла до кости на трех пальцах. Заменить меня уже не имели права, поэтому срочно поменяли порядок выхода на помост.
Парадоксально, но травма помогла мне — напрочь пропало все волнение. Боль была дикой, я думал только о том, когда будут менять повязку. Руку заворачивали в пластырь и заливали хлорэтилом. На двадцать минут боль уходила, а затем возвращалась вновь. Главное было нигде не упасть — с этой задачей я справился и показал для забойщика довольно хороший результат.

— За проигрыш японцам всыпали?
— Нет. План по медалям добрали в личном. Шахлин, Титов, Азарян и Портной в общей сложности выиграли десять медалей, из них пять были золотыми.

— По Риму погуляли? На советских людей вид наполненных товарами западных городов всегда производил неизгладимое впечатление.
— Нас это никак не волновало. Все равно денег ни у кого не было.

— Обидно.
— Ничуть. Тогда не существовало этой материальной заинтересованности. Может, потому что мы так воспитывались, ведь после войны бедность была кругом. Причем у всех. Некому было завидовать, все одинаковые.
А если кто-то воровал, завмаги или еще кто, то они нас особенно не тревожили. В нашей среде не было соперничества, чтобы что-то где-то перепродать. Думали только о спорте, как для страны медали выиграть.

— Олег Караваев, легендарный белорусский борец, после победы в Риме приобрел “Волгу”. На что потратили серебряный гонорар вы?
— Получил четыре тысячи рублей, можно было “Москвичок” купить. Но у меня столько дырок в бюджете было — семья, мать, сестры. Надо было всем помочь, так незаметно деньги и распол- злись.
В сборной Союза продержался до 29 лет, очень хотел попасть на Игры в Токио, но поехал туда как запасной. Видно, Олимпиады были не очень удачным для меня предприятием. В Японии в Олимпийской деревне снова получил травму — рассек голову.
Мы резину закидывали на дверцы шкафа в комнате — и так качались. А поскольку я питался очень хорошо, то здоровья было много. Резину несколько раз натянул до такого упора, что дверцу вырвало с мясом и она со всей дури шарахнула мне по голове. Пальцами трогаю — такое чувство, что мозг достаю. Кожа рассеклась и вздулась, была полная иллюзия, что в этом Токио так и останусь.
Почти сразу сознание потерял. Но японцы молодцы, зашили меня, правда, запасным я уже был не очень надежным. А вообще выступал до 36 лет.
В то время первым секретарем ЦК КПБ был Петр Машеров, с которым меня связывали хорошие отношения. Он любил многие виды спорта, но гимнастику — особенно. Приходил в “Трудовые резервы” на Парковой магистрали на соревнования и тренировки.
Однажды вызвал меня и поинтересовался планами. “Тренером, наверное, буду”, — отвечаю. “А хочешь поступить в Высшую партийную школу?” — “Неплохо бы, но я же военный, а туда только гражданских берут”. — “Насчет этого не беспокойся. Я, на всякий случай, председатель приемной комиссии”.
Закончил я ее, снова вызывает: “Не хочешь пойти инструктором ЦК по спорту в административный отдел?”.

— Карьерная должность.
— Не спорю, но в армии я уже был майором — получал 300 рублей. А там было всего 110. Ну куда я пойду, у меня ж семья. “Петр Миронович, я еще тренером поработаю…” Через какое- то время звал меня на должность руководителя Брестского облспорткомитета, но я снова отказался. Чего мне в какой-то Брест ехать, если в Минске и квартира, и семья.

— Квартира тогда была самым верным поощрением для чемпионов.
— Машеров дал мне однокомнатную после Олимпиады — напротив парка Горького. Но я к тому времени женился, и мы жили в квартире тестя — председателя правления Союза архитекторов БССР Модеста Ивановича Томаха. Хороший дом, где кинотеатр “Центральный”. А потом у тестя начались проблемы. Он связался с женой министра сельского хозяйства, был большой скандал — министр этот потом застрелился. Тестя же перевели в Гомель, куда он отправился вместе с этой женщиной.
А мы остались в его квартире жить. А потом, в 1967-м, мне дали квартиру на проспекте, где центральный книжный магазин.

— Выгодно было спортом заниматься в то время.
— Если чего-то достигал. Хотя не скажу, что мы как сыр в масле катались.

— Кто был самым популярным белорусским спортсменом в 60-е?
— Саша Медведь, Маша Иткина — с ними до сих пор дружу. С Олегом Караваевым были очень близкими друзьями. Но он сгорел быстро. Жаль человека. По идее любого можно спасти, если он сам хочет. Ну и, понятно, многое зависит от среды, в которую попадаешь.
Олег был очень популярным спортсменом, думаю, в этом плане не уступал Медведю. Но страдал от своей доброты, никому не мог отказать.
В те годы белорусский спорт располагал не только спортсменами высокого класса, но и руководителями такого уровня, какого и сейчас нет. Герман Бокун — уникальная личность. Я потом за всю жизнь не встречал человека, который настолько был в спорте, как он. Болел за спортсменов душой — чтобы были пристроены, могли жить полноценной жизнью и после спорта.
По нынешним понятиям Бокун был замминистра спорта. А министр — Герой Советского Союза Виктор Ильич Ливенцев. Тот дружил с Машеровым, считай, соратник его по партизанским делам. Очень спокойный и уравновешенный, отличался в этом плане от Бокуна, которому, чтобы завестись, хватало пары секунд.
Когда Бокуна сняли с замминистра, я ехал вместе с ним из Москвы в одном вагоне, видел, как он переживал. Конечно, это была ошибка, и белорусский спорт получил пробоину, последствия от которой мы ощутили только годы спустя.
Но это был Советский Союз — и так называемый моральный облик чиновникам был дороже, чем деловые качества человека. Хотя все прегрешения Бокуна были только в том, что он ушел от своей супруги и стал жить с другой женщиной.

— Идеальных людей мало. Знаменитый Борис Шахлин каждый день выкуривал по пачке сигарет.
— Поверьте, что и выпивал сильно. У него было, кажется, пять инфарктов. Четвертый случился на моих глазах — в Минске. Но что поделать, такая структура была у человека, на него во время занятий спортом алкоголь или табак не действовали. Своеобразный спортсмен — никогда не разминался. Руками только покрутит и все, готов выступать на снаряде.

— Могли вы подумать, что ваш товарищ по сборной Юрий Титов будет двадцать лет возглавлять Международную федерацию гимнастики?
— На моих глазах все происходило. Юра был отличной кандидатурой, и в 1980 году, когда была Олимпиада, наши “окучивали” членов техкома — людей, которые выбирают главу федерации. Спаивали их целыми днями, они только успевали с одного банкета на другой перемещаться. И вроде получилось — выбрали. А потом, когда Юра уже себя проявил, его с удовольствием переизбрали.
Титов был очень правильным спортсменом, самостоятельно изучил английский. Правда, жена у него была гид-переводчик, известная советская теннисистка Валерия Кузьменко. Дочка расстрелянного футболиста киевского “Динамо” Ивана Кузьменко, который в оккупированном Киеве участвовал в знаменитых матчах смерти с немцами.

— Титов говорил, что Машеров перед Олимпиадами отдавал Дворец спорта на сорок дней в распоряжение советской сборной.
— Были такие времена, даже после него традиция сохранилась. Тогда половина мужской сборной СССР, да и женской тоже, из Белоруссии была. 1972 год, мюнхенская Олимпиада — Саша Малеев, Володя Щукин, Коля Недбальский (запасной), Тамара Лазакович, Ольга Корбут и Антонина Кошель.

— Титов говорил мне, что Светлана Богинская ему больше нравилась, чем Ольга Корбут.
— А мне из белорусок больше всех импонировала Лариса Петрик — олимпийская чемпионка 1968 года. Очень хорошей гимнасткой была Тома Лазакович. Но она тоже плохо закончила, как и Караваев.

— Семья, гены?
— Ну при чем здесь семья? Голова на плечах должна быть. Попала не в ту компанию. А вот Лариса — пример другого плана. Хорошо вышла замуж — за Витю Клименко, который стал олимпийским чемпионом на четыре года позже ее. Уехала в Москву, получила два высших образования, работала на телевидении, а затем вместе с мужем переехала в Германию, где живет до сих пор. А Витин брат Миша работал в Италии, где и умер.

— Михаил Клименко — тренер Елены Мухиной, разбившейся в минском Дворце спорта аккурат перед Олимпиадой-80.
— Я был тогда начальником сбора. И все это видел, занимался транспортировкой Леночки в военный госпиталь. А Миша потом у меня две недели жил.

— Мухина в тот день тренировалась одна — явление все-таки ненормальное.
— Это конечно. Миша уехал в Москву обивать пороги Спорткомитета, чтобы Лену включили в команду. Он тогда очень хорошую программу придумал, но она была сырой и нуждалась в шлифовке.

— Говорят, Клименко был тренером очень жестким и Мухина его боялась. Потому и рискнула выполнить сложный элемент без тренера и страховки.
— Он не был жестким, он был требовательным, а это две большие разницы.

— Кто же виноват в произошедшем?
— Система. Лена была абсолютной чемпионкой мира 1978 года, и как такого человека можно было не включить в сборную? Если бы Михаил не волновался на этот счет, он никуда не поехал бы и остался бы в Минске.

— Каким человеком была Мухина?
— Тихая, спокойная, даже мямлей можно назвать. До сих пор не представляю, как Миша смог из нее вытренировать гимнастку такого уровня. Не было в ней огня, как, например, у Нелли Ким. Это вообще были две противоположности — вода и огонь.

— А Корбут кем была в этой классификации?
— Огонь. Темпераментная девушка. Она мне и сейчас иногда звонит. Когда выпьет.

— Считается, Корбут сама сломала свою карьеру.
— Я бы так не сказал. Она получила заслуженную славу. А что бы Оля делала потом? Возьмите любую олимпийскую чемпионку или чемпиона — кто стал таким уж выдающимся деятелем? Ну, если не считать Титова или Ким. Хорошо, Турищева, Латынина… А дальше уже придется очень сильно напрягаться. Разве можно назвать карьерой депутатство в Госдуме Светы Хоркиной?

— Почему бы нет?
— Это политика. Тебя там всегда кто-то продвигает, надо только плясать под эту дудку. А вот Нелли Ким, за что ей большой респект, сделала себя сама. И Титов таким был.

— Полагаю, тренером Ким вы стали случайно.
— Абсолютно. Дело в том, что я тренировал Володю Ачасова, а он женился на Нелли и привез ее в Минск. Она закончила карьеру после Монреаля, но однажды попросилась в зал, захотела размяться. Ну а там уже и до серьезных тренировок дело дошло. За год восстановилась и на чемпионате мира 1978 года заняла в многоборье второе место после Мухиной. Да и то случайно проиграла на последнем снаряде. Я Нелли с Володей и квартиру трехкомнатную пробил на Коммунистической. Сходил к заместителю командующего округом — имел такую возможность и связи.
Потом по этой же схеме в Минск приехала Маша Филатова — олимпийская чемпионка Монреаля и Москвы, ей тоже квартиру дали, обязали меня ее тренировать. Надеялись, что покажет такие же хорошие результаты. Но я видел, что из нее уже ничего не выйдет.
Главным преимуществом Нелли перед другими гимнастками был характер — очень подходящий для спорта высоких достижений. Правда, возни было тоже много…

— В смысле?
— Психанет, и надо за ней бегать. Как в Москве перед чемпионатом Европы. “Я не поеду!” — сказала и умчалась на вокзал. Мы за ней. Чуть уговорили вернуться.

— Браки между гимнастами были вполне традиционными.
— Володя Ачасов, кстати, был очень хорошим гимнастом. Талантливый парень, но не получилось — такое бывает в спорте.

— Не получился и союз со звездной гимнасткой.
— Приезжаем мы с Нелли с “мира” в 1979-м — чемпионат проходил в Штатах, Ким тогда в многоборье победила. Заходим вместе в их квартиру, а там Володя с какой-то девицей в постели… Нелли почему-то не везло в семейной жизни — со вторым мужем она тоже рассталась.
Ким недавно в Минске была, отмечала 60-летие. А потом приехала к нам, собрала всех, и мы отметили юбилей еще раз. У нас хорошие отношения. Нелли ведь и в Миннеаполис приехала потому, что я здесь жил. Остановилась у нас на первое время.

— На Олимпиаде-80 Ким могла победить в многоборье?
— Да легко, в одни ворота! Но снова взбрыкнула. И я уже ее не тренировал. Последние две недели перед Играми она занималась у своего хореографа, которого меня же и уговорила перевезти в Минск из Казахстана. Ну, я снова пошел к заместителю командующего округом. Мол, так и так, чтобы хорошо подготовиться к Олимпиаде, нам очень нужен хореограф. Пробил той квартиру, а она потом Нелли и подзудила против меня. Делай людям добро…
За две недели до Игр сказал Титову: “Все, Юра, передавай ее кому-нибудь”. Нелли в Москве еле вольные выиграла и командное первенство, хотя могла забрать все золото — настолько хорошо была готова. А победила Лена Давыдова из Ленинграда, неожиданно для всех.

— Я так понимаю, главной советской целью было не допустить победы в многоборье Нади Команечи — румынской суперзвезды и абсолютной чемпионки Монреаля-76.
— Надя уже была не такой блестящей, как четыре года назад. И ее даже не засуживали, это правда. Еще в 79-м Нелли обыграла ее на чемпионате мира, румынка уже тогда была слабее.

— Кого из легендарной плеяды гимнасток 70-х вы считаете самой выдающейся?
— Конечно, Люду Турищеву. Она больше всех медалей завоевала. Ну и характер мне нравился. Собранная, правильная, без закидонов. Тренер ее Владислав Растороцкий был как гипнотизер — станет и смотрит, как Люда работает. Будто помогает ей своим взглядом.
Растороцкий был очень хорошим специалистом. К нему гимнасток свозили со всего Союза. Наташа Шапошникова, Наташа Юрченко — это все знаковые фигуры мировой гимнастики. Кстати, Шапошникова потом к нам тоже переехала. Во-первых, тут все сборы проходили, а во-в1торых, в плане быта жить в Минске было куда интереснее, чем во многих других городах СССР.

— Каким тренером был Ромуальд Кныш?
— Кныш уникальный, феноменальный. Растороцкий ему и в подметки не годился. Но у каждого своя судьба.
Смотрите: Лена Волчецкая не сильно способная была спортсменка, но Кныш вытренировал ее до олимпийской чемпионки. Тамара Алексеева тоже без особенных талантов. Но стала чемпионкой Союза. Корбут — талантище невероятный, но, простите, дура дурой. Как была, так и осталась. Так, может, и нехорошо говорить, но это правда.

— Кныш потом не хотел Ким тренировать?
— Не-а. Нелли никто не рвался тренировать. Уж больно своеобразная. Хороший человечек, но, если надо, пойдет по головам. Может, поэтому своего нынешнего положения и добилась, что умеет концентрироваться на поставленной цели и делать все для ее достижения.

— Почему в 1991-м вы уехали в США?
— В то время сын, его жена, двое их детей и мы с супругой и дочкой жили в одной квартире. И никакого просвета. Надо было что-то менять.
Я тогда работал вместе со своей ученицей Наташей Иваньковой. Как тренер она меня уже переросла — и я мог со спокойной совестью оставить на нее сестер Юркиных. Вернее, на нее и Олю Гоцманову, которая сейчас с мужем Сережкой живет со мной в одном городе — уже здесь, в Штатах. Они довели сестер до Атланты, где белорусская женская сборная стала шестой в командном первенстве.

— Были времена… Когда они вернутся?
— Думаю, что уже никогда. А все началось с того, что руководителем белорусской гимнастики поставили олимпийскую чемпионку Антонину Кошель.

— Не надо было?
— Так она все и загубила, это в первую очередь ее вина. Ну ладно, разъехались тренеры, но кто-то же все равно остался. Почему не берешь ту же Иванькову? А Валера Колодинский — тренер чемпионки мира Лены Пискун? “Он в коллектив не подходит, разрушит его…” О каком коллективе вы говорите? Человек умеет давать результат — и это главное.
А у Тони муж прокурор. Ее все боялись. Потому она и руководила, все очень легко и просто. Я еще лет восемь-десять назад статью написал насчет нее, где все объяснил.

— Вы потом с Антониной Владимировной общались?
— Я с ней и сейчас дружу. И всегда все говорю прямо в лицо. Вот и на 70-летии Саши Малеева все вместе собирались.

— А она что?
— Обижается. Но это же правда.

— Так вы и Нелли Владимировне можете сказать, что думаете насчет двух американок, натурализованных к Рио.
— Ну а что тут говорить? Глупее ситуации и быть не может. Хорошо, что это денег не стоило. Надеюсь…

— На мой взгляд, желания возвращаться на родину у вас никогда и не было?
— С удовольствием вернулся бы, если бы что-то предложили. Так каждый поступил бы — поверьте, дайте только человеку возможность и создайте условия.
Взяли Олега Остапенко — он классный специалист, не спорю. Но эти шесть тысяч долларов в месяц можно было бы поделить между нашими перспективными тренерами. Я дружу с Олегом, мы много разговаривали о белорусской спортивной гимнастике. Сошлись в том, что все надо создавать с нуля. Потому что традиции, к сожалению, уже давно потеряны.

— И никого из наших ребят из Америки уже не вытащишь.
— Даже если и вытащишь, все равно ничего не получится. Вот Иванькова — классный тренер. Но правдоруб, поэтому не сошлась характерами с Кошель. Сейчас в Минске живет, но по профилю не работает.
Вы нашей новой председательше ассоциации гимнастики подскажите — пусть она с Наташей поговорит. Не должен тренер такого уровня заниматься чем-то другим, кроме гимнастики.

— Довольны нынешней жизнью в Америке?
— Да. В первую очередь потому, что мои дети себя здесь нормально чувствуют. Сын с женой имеют собственную гимнастическую школу. 700 детей. Когда уезжал, в Минске работы не было. Они сидели всей семьей и собирали замочки для чемоданов. Надо было тысячу штук в день собрать, чтобы какие-то копейки заработать.

— Америка нравится?
— Хорошая страна, народ хороший. Ну и опять-таки свобода. Никто тебя не душит, не надо ни к кому приспосабливаться. Я на пенсии, помогаю советами сыну. Оля Гоцманова здесь тоже свою школу имеет, так что при желании занятие найти можно. Ну и Нелли рядом живет.

— Так вы там можете все советские праздники отмечать, вплоть до 7 ноября.
— 7 ноября — мой день рождения. США, правда, не та страна, где в этот день выходной, но во времена СССР, помню, отмечать праздник было приятно вдвойне. Выйдешь на балкон, внизу парад. А ты наблюдаешь его и приветствуешь.
Наши часто здесь бывают. Лена Волчецкая прожила года четыре. Да и вообще, кого только у меня не было, стараюсь по мере возможности помогать своим. Юра Титов всегда у меня останавливается, а я у него в Москве, когда бываю.

— Счастливый вы человек. 60 лет вместе с женой, почти всю семью в Штаты перевезли. И никаких претензий у вас к родине, похоже.
— Никаких. В Минске только дочка осталась, но у нее там любимая работа. Если что, прилететь к нам не проблема. Я и сам дома практически каждое лето бываю. В Минске все родное, друзья — не все же время по скайпу общаться.
Хотя, конечно, скажи мне кто-нибудь в советском детстве, что остаток жизни проведу в США — не поверил бы. Скорее всего, в драку бы полез. Как такое может быть? А сейчас на девятом десятке понимаю — может. И ничего в этом страшного нет.