Знакомство. Джек Скилли. Ожидай неожидаемого

В НХЛ он провел десять сезонов за “Чикаго”, “Флориду”, “Коламбус”, “Колорадо” и “Ванкувер”, в совокупности набрал в 368 матчах 84 (43+41) очка, однако на видные роли в сильнейшей лиге мира так и не выдвинулся. В минском “Динамо” Скилли пытается перезагрузить карьеру — и пока получается хорошо. 30-летний легионер блеснул уже в дебютном матче с челябинским “Трактором”, забросив прекрасную шайбу и отдав две голевые передачи. С приходом Джека, составившего тройку нападения с Куинтоном Хауденом и Джастином Фонтэйном, команда вообще воспрянула духом. Найдя все это достаточными поводами познакомить Скилли с нашими читателями, корреспондент “ПБ” взял у него интервью.

— Ты на удивление быстро вписался в состав “Динамо”. В чем секрет?
— Я просто играю в хоккей как умею и хочу приносить пользу команде. Стараюсь быть на льду самим собой. Меня не беспокоила разница в стилях между НХЛ и КХЛ. Не могу поменяться лишь потому, что оказался в другой лиге.

— Твой дебют в матче с “Трактором” получился шикарным…
— Сам не ожидал. Что ж, это приятный сюрприз. Я хотел помочь команде. Когда все думают об этом, а не о личных амбициях, игра удается лучше.

— Твою шайбу в ворота челябинцев КХЛ признала лучшей на прошедшей неделе…
— Серьезно? Даже не знал. Конечно, гол получился эффектным. Не часто удается забрасывать таким образом.

— Что помогло совершить блестящий камбэк в матче с магнитогорским “Металлургом”?
— В третьем периоде действовали как одна команда. Не сдавались, шли вперед и бросали по воротам. Пытались играть в свой хоккей, вот все и получилось.

— Как тебе играется в одной тройке с Куинтоном Хауденом и Джастином Фонтэйном?
— Мы быстро нашли общий язык. Все мы — североамериканцы, придерживаемся схожей манеры игры. Знаем, чего ждать друг от друга, и это помогает наладить “химию”.

— Остальных одноклубников уже выучил по фамилиям?
— Большинство — да, но некоторых еще не запомнил.

— Ты ведь был знаком с Хауденом?
— Кстати, с ушедшим Робом Клинкхаммером тоже. Когда-то мы вместе защищали цвета “Рокфорда”. А с Куинтоном играли за “Флориду”. Несколько матчей даже провели в одном звене, но в основном все-таки в разных.

— Хауден в интервью производит впечатление человека немногословного. Он всегда такой?
— Тихий парень. Просто приходит, отрабатывает и приносит пользу команде. Куинтон предпочитает не говорить, а делать.

— Тебя раньше звали в КХЛ?
— Было несколько предложений, однако я не обращал на них внимания. Мое сердце было отдано НХЛ.

— Что же изменилось сейчас?
— Подумал, что это шанс играть больше. В НХЛ проводил на льду по шесть-восемь минут за матч. Это расстраивало, потому что хотел исполнять в команде более важную роль, которую, как мне кажется, я заслуживал.

— На переезд за океан решился легко?
— Нет. Он дался мне крайне тяжело. Пришлось полностью выйти из зоны комфорта. Мы, североамериканцы, не знаем, чего ожидать от КХЛ. Доводится слышать разного рода негативные истории о том, что здесь происходило раньше. Но пока мой опыт здесь был положительным. Лига растет, развивается с каждым годом.

— А что за плохие истории?
— Не хочу вдаваться в детали. Люди говорят разное — и хорошее, и плохое. Просто когда речь идет о выходе из зоны комфорта и переезде в совершенно другую обстановку, а ты узнаешь какой-то негатив, то склоняешься к тому, что лучше остаться дома. Тем не менее я приехал сюда, и пока Минск производит отличное впечатление.

— И все-таки это не зона комфорта…
— Еще привыкаю. Стиль жизни за пределами льда здесь совершенно другой. Машины у меня пока нет, все время пользуюсь “убером”. В США все необходимое можно купить в магазине шаговой доступности, а здесь продукты и товары как-то рассредоточены по разным местам. Кроме того, в Минске чаще питаюсь в ресторанах, чем дома. Языковой барьер тоже огромен. Теперь я хорошо понимаю, что чувствуют русские ребята, когда приезжают в НХЛ без знания английского. Сам оказался в их шкуре — очень тяжело.

— Все это нервирует?
— Скорее создает дискомфорт. Ощущаю себя каким-то другим человеком. Я приехал всего пару недель назад и еще не приспособился. Думаю, через месяц адаптируюсь и в Минске почувствую себя в своей тарелке. Надо немного подучить русский. В обычной жизни за пределами льда обращаешься к кому-то за помощью, узнать дорогу, а тебя часто не понимают. Хотя иногда везет, и человек говорит по-английски. А если нет — используешь ломаный русский, и над тобой смеются…

— Минск ведь для тебя не совсем новый город…
— Верно, приезжал сюда в составе сборной США на юношеский чемпионат мира. Но это было давно, в 2004 году. Помню, как уступили в финале россиянам. А сам город практически не видели. Поэтому не могу сравнить его с нынешним Минском. Даже не помню, в какой гостинице жили. Проводили время или в отеле, или на арене — нигде особо не гуляли.

— Тогда ты явно не мог представить, что однажды будешь выступать за белорусский клуб.
— Естественно. Даже не думал об этом.

— Хауден сказал, что Минск похож на североамериканские города. Разве это так?
— В целом — да, даже очень. Но есть мелочи, которые отличаются и бросаются в глаза. Например, в каждом дверном проеме на полу какая-то планка. Я все время о нее спотыкаюсь. В Америке такого нет. И сами двери здесь открываются не так, как у нас. Где мы в США тянем на себя — в Беларуси надо от себя, и наоборот.

— В свое время “Чикаго” задрафтовал тебя под седьмым номером. Помнишь тогдашние эмоции?
— Я был очень счастлив и в то же время удивлен. На церемонию приехала моя семья — было с кем поделиться радостью. Ждал, что меня выберут в первом раунде, но не думал, что так высоко. Но когда очередь дошла до “Чикаго” и телеоператор подошел к моему столику, понял: мечта сбылась! Ведь Чикаго не так уж далеко от моего родного Мэдисона, я болел за “Блэкхокс” в детстве…

— Будучи выбранным на столь престижной позиции, ты ощущал давление?
— Огромное. И не очень хорошо с ним справлялся. Был слишком молод и недостаточно профессионален. Честно говоря, в основном “загонялся” сам. В результате совершенно не реализовал свой потенциал. Сильно не хватало уверенности в себе. К тому же в “Чикаго” мне не очень-то давали шанс, все время навязывали определенную роль.

— Если вернуться в прошлое, что ты изменил бы?
— Просто играл бы в своей манере и не беспокоился по поводу некоторых тренеров, указывавших мне, как действовать на льду. Да, надо придерживаться командной структуры, но это не значит, что следует перестать быть самим собой.

— Сейчас, в 30 лет, ты стал увереннее?
— Намного. Просто имею о себе лучшее представление. Знаю, какой я хоккеист и на что способен. Больше думаю о результате команды, чем о личной статистике.

— Ты ведь был в “Чикаго”, когда команда выиграла в 2010-м Кубок Стэнли…
— Да, но за весь сезон провел всего шесть матчей. В плей-офф вообще не играл, находился в резерве, еще и травму получил. Со стороны хорошо было видно, каким трудом ребятам дался этот трофей. Ну и празднования тоже запомнились.

— Во время локаута ты выступал за норвежский “Русенборг”…
— У меня там корни. Предки уехали из Норвегии в США давно — где-то в 1880-х. В Тронхейме живут родственники, хотя и очень дальние — шестиюродные братья и сестры. Захотел с ними познакомиться, лучше узнать свою родословную.

— В Норвегии чувствовал себя как дома?
— Абсолютно нет. Я там пробыл всего два месяца. Да и сложно чувствовать себя как дома где- либо еще.

— Тот европейский опыт сейчас помогает?
— Немного. Но я привык к большим площадкам, еще когда выступал за юношескую сборную США. Европейский хоккей понимаю — да и он, кроме размера льда, практически ничем не отличается от североамериканского.

— Скилли — фамилия норвежская? Как ее правильно произносить?
— Да, норвежская. Мы в США произносим Скилли. В Норвегии, наверное, говорят Скилле, хотя точно не знаю.

— Твой отец ведь был тренером?
— Верно, он работал со мной до тринадцати лет. А начался хоккей для меня в три года. Всегда мечтал стать профи и попасть в НХЛ.

— Твой родной Мэдисон, как я читал, — видный либеральный центр.
— Это университетский город. Практически вся его центральная часть — один сплошной кампус. В этом он похож на Тронхейм, где я жил в Норвегии. В США такого типа города, как правило, весьма либеральны.

— То есть жители настроены против Трампа?
— По-разному. Вообще в нашем штате Висконсин многие поддерживают нынешнего президента. Но в самом Мэдисоне хватает его противников.

— А твое личное мнение?
— Я хоккеист.

— Политикой совсем не интересуешься?
— Дело не в этом. Просто не обсуждаю подобные вопросы.

— Ты ведь религиозен, не так ли?
— Предпочитаю другое слово — “верующий”. Это очень большая часть моей личности. Верю, что Христос существовал, жил на земле и однажды еще сюда вернется — при нашей жизни или позже. Не возражаю, чтобы это случилось, пока я жив. Доведись мне встретиться с Иисусом, просто сказал бы, что люблю его.

— В Минске тоже ходишь в церковь?
— Не нашел подходящей. У вас же какая вера? Протестантская, православная? А я евангелист.

— Ты всегда был верующим?
— Последние пять лет стал им в гораздо большей степени, нежели раньше. А за минувший год моя вера выросла просто астрономически. В жизни происходят определенные события и встречаются люди, подталкивающие к Иисусу. Конечно, это все личное. Но у меня именно в течение последнего года было десять или пятнадцать эпизодов, которые не могу объяснить иначе чем влиянием Всевышнего. Атеисты, услышав мои рассказы, могут подумать, что я сумасшедший. Но вера находится в моем сердце. Это то, что ощущаю внутри себя.

— С тобой случались какие-то чудеса?
— Не сказал бы так. Просто опыт. Помню, однажды просто брел по улице в Манитобе. Была темная ночь — ни огней, ни фонарей, ничего. Я посмотрел наверх — а там звезды, Млечный Путь… Никогда еще в жизни не видел столь красивого неба! Можно сказать, оно осветило мне дорогу. Увидел метеоритный дождь, затем еще один… Да, это сложно объяснить, но в то время у меня были личные проблемы. Нуждался в чем-то, благодаря чему мог бы почувствовать себя лучше. И вот как раз в тот момент это произошло. Вообще за последнее время я понял, что нужно жить по принципу “Ожидай неожидаемого”…