ЛЕГЕНДЫ СПОРТА. Самый долгий матч

Шамиль Анвярович уделил корреспонденту “ПБ” полчаса, а недостающую информацию разрешил взять из своей книги “Самый долгий матч”, которую обещал подарить. Слово свое Тарпищев сдержал, после чего мы лишний раз убедились: два десятка вопросов — капля в море для портрета человека-легенды. Советуем любителям спорта обязательно ознакомиться с автобиографией “главного теннисиста страны”, вышедшей в издательстве “Вагриус”. А пока, с согласия автора, публикуем цитату с первой страницы, объясняющую название книги: “Моя жизнь (впрочем, и ваша тоже) похожа на теннисный матч. Такое сравнение мне ближе. Скрытая драма, открытая радость, а может, и наоборот — падения и взлеты, усталость до судорог, появление “второго дыхания” и снова спад. И бесконечное повторение самому себе: “Терпи, терпи, терпи…” Сколько в себя вмещают несколько часов на корте! Это микромодель моей уже более чем пятидесятилетней жизни.

Все, определяющее ее, происходило вопреки моему желанию. Я хотел заниматься футболом, но оказался в теннисе. Я хотел уйти из спорта, а стал самым молодым за всю историю тренером национальной сборной. Я собирался уехать с семьей за рубеж — меня назначили советником президента России. Я готовил реформы в российском спорте — это была большая кабинетная работа, поскольку пришлось изучать законы чуть ли не сорока стран, — но получил должность спортивного министра, а это исключительно практическая деятельность. Большую часть жизни я отдал “безнадежному” виду спорта, который никого не интересовал, а теперь он чуть ли не самый популярный в стране. Сплошные парадоксы…”

ИЗ ДОСЬЕ “ПБ”

Шамиль ТАРПИЩЕВ. Родился 7.03.48 в Москве. В теннис играет с 8 лет. Победитель cочинского международного турнира в одиночном (1968), парном (1967) и смешанном (1968) разрядах, турниров сильнейших теннисистов Москвы (1968) и 10 сильнейших теннисистов СССР (1972-73) в одиночном разряде, мемориалов Зигмунда в одиночном (1976) и парном (1969-70) разрядах, международного турнира в Цинновицах (ГДР) и чемпионата мира среди теннисистов-железнодорожников в одиночном и парном разрядах (1970), летнего международного турнира в паре (1972). Трижды входил в десятку сильнейших теннисистов СССР (1970-73), лучшее место — 4-е (1972). С 1974 — тренер: старший тренер МГС ДСО “Динамо”, старший тренер сборной команды СССР (1974-91), капитан сборных команд СССР (1974-91), СНГ (1992) и РФ (с 1997) в розыгрыше Кубка Дэвиса и команды СССР в Кубке Федерации (1978-80). Под его руководством советские теннисисты завоевали 26 золотых медалей на чемпионатах Европы (1974-83), становились полуфиналистами Кубка Дэвиса (1974, 1976) и Кубка Федерации (1978-79), финалистами Королевского кубка (1981). В 2002-м сборная России, ведомая Тарпищевым, стала обладательницей Кубка Дэвиса. Капитан сборной команды Европы в матче Азия — Европа (1983). Мастер спорта СССР (1966), заслуженный тренер России (1981) и СССР (1985), председатель Федерации тенниса СССР (1991) и СНГ (1992), почетный президент ВТА (с 1996). Президент Национального фонда спорта (1992 — июль1994), советник президента РФ по физической культуре и спорту (1992-94), председатель Координационного комитета по физической культуре и спорту при президенте РФ (1993-97), Государственного комитета РФ по физкультуре и туризму (1994-96), член МОКа (с 1996), академик Международной академии информатизации (с 1996), член редколлегии журнала “Теннис+” (с 1994). С 1997 советник мэра Москвы по спорту. Награжден медалью ITF за “Заслуги в теннисе” (1987). Лауреат “Русского кубка” (в номинации “За личный вклад в развитие тенниса”, 1994).

О теннисе

— Шамиль Анвярович, белорусы только попали в Мировую лигу. А у россиян позади величайшая победа в “Берси”, одно из слагаемых которой — капитанская прозорливость. Когда вы заявили на решающий матч безвестного в ту пору Михаила Южного, чем руководствовались, интуицией или холодным расчетом?

— И тем и другим. Самое интересное, накануне в Монако у нас был сбор, и французы Эскюде поменяли на Матье. Тогда я Собкину, тренеру Миши, сказал: “Если дело дойдет до пятого очка, будет играть Южный, с листа”. Самому теннисисту об этом ничего не говорили. Так и вышло, но по ходу финала возникли дополнительные сложности: рвался в бой Кафельников, настаивая на том, чтоб поставили его. Тренеры команды Женю поддерживали, причем здесь срабатывало не только имя. Все рассуждали: “Ну, если Кафельников проиграет, ничего страшного не случится. Второе место — тоже хорошо”. А я всегда считал, что задача капитана — отойти от стереотипов и объективно, со стороны, посмотреть на то, что происходит. Поэтому судьбу матча доверил Южному. Единственным, кто разделял мою позицию, был Сафин. Он подошел и сказал: “Кафельникова ставить нельзя”. Матье — растущий, амбициозный игрок. Как следствие, у него нет робости перед авторитетами. И ясно, что молодой француз выйдет на корт, словно на тренировку — раскрепощенным, без боязни проиграть. Это один подтекст. Теперь о другом. Южный последний раз выиграл у Матье в Сопоте на грунтовом корте. И задачей Миши было завязать равную борьбу, при которой Поль-Анри неминуемо волновался бы за результат. Вопрос состоял лишь в том, как это сделать. Мне, конечно, стоило колоссальных усилий вывести Южного из оцепенения. При переполненных трибунах не сразу удалось сконцентрировать его внимание на игре. Я говорю: “Ты меня видишь?” — “Вижу”. — “А девушку свою на трибуне?” — “Тоже”. — “Так вот, нас никого нет. Вот тебе мяч. Когда начнешь работать с ним, будешь получать установки”. В итоге Миша, выиграв последнее очко, не сразу понял, что произошло. Считал, матч еще должен продолжаться. Осознал, что победил, только тогда, когда я к нему побежал.

— Вы когда-нибудь переживали пик счастья больший, чем тогда, в 2002-м, в Париже?

— Разве что рождение детей. Ведь сорок лет шли к этому — пятого мая 62-го, по-моему, состоялся первый матч команды Советского Союза на Кубок Дэвиса. Россияне были близки к успеху в 95-м, когда в финале встречались со сборной США. Тогда на новый корт в “Олимпийском” выходили Чесноков, Кафельников и Ольховский. Мне сейчас пятьдесят пять, больше, чем половина игр, прошли на моих глазах. Конечно, если этому посвятил всю жизнь, то испытываешь ни на что не похожие чувства. Хотя в “Берси” эмоции переполняли первые полчаса, как только выиграли. А потом наступило полное опустошение, провал дня на полтора. Оно и не мудрено: слишком много переживаний выпало на нашу долю.

— Что запомнилось по приезде в Москву?

— Вначале был прием в Париже, который начался в два часа ночи. Из-за того что брали допинг-анализ, с торжествами задержались. После приема приехали в гостиницу — там толпа. В общем, нас отпустили примерно в семь утра. В это время позвонил Ельцин, предложил вернуться домой на его самолете. Я взял детей, поручил сестре собрать вещи и как был улетел. Но никто этого не знал. А когда корреспонденты и фоторепортеры приехали встречать команду, то явился в аэропорт вместе с ними. Те, конечно, обалдели, когда меня увидели. Был такой смешной момент.

С Серебряной салатницей мы проехали по девятнадцати населенным пунктам страны, хотя заявки поступили от восьмидесяти пяти городов. По всей России люди очень тепло нас принимали. Вспоминается один эпизод в Мордовии — оттуда родом мои родители. Когда в киноконцертном зале, вмещающем двенадцать тысяч человек, выставили кубок, порядка трех тысяч не попало. И глава Республики Мордовия Николай Меркушкин предложил вынести наш трофей на площадь. А был 28-градусный мороз. И несмотря на холода, собралось семь тысяч человек. В Казани, где проходили концерты Алсу, на наше совместное мероприятие пришли девяносто две тысячи. Пожалуй, только в регионах начинаешь осознавать, что ты сделал.

— В столице Татарии, по вашему проекту, должна будет располагаться одна из многих теннисных академий?

— Сейчас мы пытаемся создать в областных городах семь-восемь теннисных центров. Потому что сегодня методически подготовлены всего две-три точки. Однако для этого прежде всего нужно создать материально-техническую базу: без необходимого количества кортов ничего нельзя сделать. Надо наладить систему, которая работала бы независимо от того, есть ты или нет.

— Вы назвали такую цифру: чтобы подающего надежды подростка превратить в игрока-профессионала, нужно затратить около 30 тысяч долларов. Коль скоро на всех юных талантов денег не хватит, значит, придется кем-то жертвовать?

— Дело в том, что, помимо денег, мы должны грамотно и правильно дать методику. Когда у личных тренеров, у родителей есть понимание, эти проблемы решат и без нас. Отсечь, не объяснив, — значит убить. А если тренеры вместе с мамами-папами знают, что имеются какие-то перспективы, они сами будут стремиться найти источник финансирования. Ведь как получается? Можно сказать, кто в четырнадцать лет точно играть не будет. Нельзя сказать точно, кто заиграет. Плюс ко всему мы вслепую проводим тестирование: кого отсеивать, а кого оставлять. Все теннисисты идут под номерами, делаются психологические тесты. Потом собираем родителей и объясняем им: у этих — условно говоря, человек шести — лучшие данные. Они имеют такое-то время. И только затем открываем фамилии.

— К вам не обращаются с личными просьбами помочь пристроить своих чад?

— Я всех отправляю на тесты.

— На пресс-конференции вы обмолвились о недостатке Волчкова. Указали на технический дефект его удара справа: Володя бьет по мячу на уровне пояса, что мешает ему одинаково хорошо играть на всех покрытиях.

— Тут-то секретов никаких нет. Когда мы вместе были на соревнованиях в Турции, я помогал, расписывал ему и папе, что надо делать.

— Достаточно ли вам одного взгляда, чтобы поставить теннисисту “диагноз”?

— Не одного взгляда, а одного упорного матча. Когда с равным соперником идет борьба мяч в мяч — тогда проблем нет.

— Сейчас теннис необыкновенно популярен, а вы застали времена, когда он мало кому был интересен.

— Я сам вначале играл в русский хоккей, потом в футбол, а на корте оказался случайно. Пришел домой, и мама, обнаружив надрыв связок, запретила мне прикасаться к мячу. Стал посещать теннисную секцию, но в конце тренировки мы все равно играли в футбол — с тех пор эта традиция и осталась. А теннис — игра уникальная в том плане, что ты один на один с соперником. И естественно, когда нет пауз для отдыха, голова переключается, и ты забываешь обо всех заботах. Взять в руки ракетку никогда не поздно. Не случайно турнир в Уимблдоне в свое время проводили в возрастной группе старше 90 лет — такого нет ни в одном виде спорта. Что интересно, в семидесятых годах сотый игрок Советского Союза среди сотых игроков всех стран мира был первым. Чего сейчас в принципе нет. Поэтому теннис слыл не инородным, а не рекламируемым, методически не обеспеченным. Вот и считалось, что такого вида спорта не существует. По телевидению его не показывали. Когда мы подняли киноархив, оказалось, что с 1963 по 1988 год в киножурнале “Советский спорт”, выходившем раз в месяц, снято всего пять сюжетов. Получилось, за двадцать пять лет — по одному на пятилетку. Хотя на самом деле у космонавтов теннис был профилирующим предметом, необходимым для релаксации, обязательным в программе подготовки с 72-го года. Пользовался спросом в дипломатическом корпусе — при всех посольствах за рубежом имелись теннисные корты. Был инструктор ЦК партии по теннису. То есть на политическом уровне и для возрастной группы старше 35 лет он был интересен. А вот когда Ельцин в шортах вышел на корт играть, мяч упал, что называется, на благодатную почву.

О славе

В присутствии корреспондента “ПБ” Шамиль Тарпищев сделал важный звонок: “Алло, Борис Николаевич, докладываю: первым играет Андреев с Волчковым в три часа дня, стало быть, по Москве в четыре. Метревели прилетел сегодня, будет показывать по “НТВ плюс спорт”. Да, все три дня. Потом выйдут Сафин с Мирным, как и планировалось… Если разрешите, я завтра, после первой тренировки, позвоню еще. Есть. Спасибо”.

— Можно ли дружить с президентами?

— Несомненно. Наши добрые отношения с Ельциным сохранились при всех кремлевских катаклизмах. Были у меня и плохие годы — с 96-го по 98-й, — и хорошие. Все равно дружба осталась. По-видимому, сошлись характерами, ощущаем некие внутренние флюиды. Мы по сей день перезваниваемся, постоянно общаемся, выезжаем вместе в командировки. Последнее время играем в теннис раз в месяц, два.

— Вам было легче поддерживать отношения с Борисом Николаевичем, когда он был у власти или, может быть, сейчас?

— Не имеет значения. Президент — мужчина с большим чувством юмора. Его же никто как человека не показывал. Я тоже не прочь пошутить. Поэтому с помощью юмора мы всегда выходили из любых сложных ситуаций.

— Подтрунивали друг над другом или над кем-то еще?

— По-разному. Однажды был такой случай. Отправились с российским правительством в Японию. Там, вы знаете, особое восприятие цветовой гаммы. Японец подходит ко мне и говорит: “А какая глубина синего цвета вашего российского флага? Какой номер?” Я с подколкой переадресовываю вопрос Ельцину. А он и бровью не повел: “Семнадцатый”. И угадал! Или в Кремле: выхожу из кабинета и лоб в лоб встречаюсь с ним. “С праздником, Борис Николаевич”. — “С каким?” — “Вас увидел”. Много было моментов… Как-то он по кабинетам ходил. Заглядывает ко мне и зовет поздравить нашего товарища с днем рождения. Зашли, поздравили, и в процессе беседы начался какой-то абсолютно недоказуемый спор. Кончилось тем, что Ельцин махнул рукой: “Ладно, я вам верю на сто процентов”. Выходим в коридор, он поворачивается ко мне и добавляет: “А некоторым скажу — на двести”.

— Рассказывают, иногда вы устраивали шуточный теннисный спарринг.

— Однажды против президента и Коржакова мы с Борей Ельциным-младшим вышли играть, скованные наручниками, которые я позаимствовал у охранника. Внук Бориса Николаевича — левша, а я правша. Правда, заранее оговорили условие: в качестве компенсации на стороне противников в определенном месте будет стоять стул. Первый сет мы выиграли, кажется, со счетом 6:1. Когда заметили тяжелый взгляд по ту сторону сетки, дали возможность сравнять счет и разошлись.

— Несмотря на приближенность к первым лицам государства, вы знамениты сами по себе. Именем Тарпищева назван пруд в одном из сел. Может быть, что-нибудь еще?

— Даже не знаю.

— Вы не тщеславный человек?

— Я спокойно отношусь к славе. Наверное, это и спасает. Чувства зависти лишен с детства. Наверное, сама жизнь позаботилась, чтобы я стал таким, какой есть. Когда мне было всего двенадцать лет, в автомобильной катастрофе погиб мой тренер Виктор Николаевич Лундышев. Я отдыхал с мамой в санатории, и он еще написал письмо, обещал приехать. Но во время свадебного путешествия разбился, и я остался один. Наставников-то было много, однако они меня считали приемышем, гадким утенком. Скорее всего, это сформировало мой характер и предопределило выбор тренерской профессии. Я бросал теннис в десятом, одиннадцатом классах, поступал в МГУ. Потом меня уговорили отнести документы в институт физкультуры, хотя ракетку в руки я уже не брал. Когда стал студентом, моей фамилии не было в числе 250 лучших Советского Союза. И, занимаясь самостоятельно, на следующий год я стал 64-м, потом 20-м, потом 8-м и попал в сборную. То есть за три года практически сам себя сделал игроком. Думаю, это явилось хорошей школой, которая помогла перебороть все трудности, в том числе кремлевские интриги. Потому что всегда привык отвечать сам за себя. Когда были наветы, склоки, старался не ввязываться в драку, не реагировать на клевету. Всегда ставил перед собой цель и достигал ее.

О себе

— В 2003-м у вас появился персональный сайт. Однако на нем нельзя найти, как у других звезд, светской хроники и меню на завтрак. Вся информация посвящена теннису. Полным ходом идет обсуждение предложенного вами проекта федерального закона о физической культуре и спорте, есть масса полезных статей вроде “Организация турнира: с чего начать”.

— Нужно больше делом заниматься, а не саморекламой.

— На главной странице написано: “российский теннис… обречен на успех”. Давайте продолжим ряд необычных словосочетаний. Что вам в жизни… причиняет удовольствие?

— Самое большое наслаждение — отвозить ребенка в школу. У меня двое сыновей. Старшему, Амиру, сейчас шестнадцать — его тоже возил в свое время. Младшему, Филиппу, десять. Это единственная возможность с ним пообщаться. Когда сам за рулем, разговариваешь и узнаешь все детские проблемы. Участвуешь в жизни ребенка, заглядываешь в его душу. При наших разъездах, загрузках общение по утрам, когда он свежий, бодрый, — самый оптимальный вариант. Вечером приходишь — дети чем-то заняты, да и сам устаешь.

— Что собой представляет ваш среднестатистический рабочий день?

— Проблема Москвы — расстояния. Одно дело, когда ты принимаешь людей — тогда проходит шесть-восемь встреч, помимо того, что уделяешь внимание членам сборной, если они в столице. Но когда тебе нужно ехать к кому-то на переговоры, теряется полдня. Москва так загружена, что удается побывать максимум на двух мероприятиях — и день прошел.

— Смогли бы жить в другой стране?

— Нет, никогда.

— Вам, гражданину мира, свойственна широта российской души? Говорят, Евгений Кафельников, несмотря на то, что имеет личный самолет и играет в гольф, остается русским человеком. Любит соленые огурцы и в случае чего готов провести “Кубок Кремля” за свой счет.

— Я сделал бы небольшое смещение. Широта и доброта, разумеется, присутствуют и мешают. Но я татарин, а у нас принято опираться на тылы. Так получилось, что с женой я развелся и сейчас как бы не женат. В дом к себе взял сестру с племянницей и мужем, и вместе с моими детьми мы живем одной большой семьей. Потому что иначе сыновей не на кого оставить. У нас, считаю, все хорошо. Кстати, любимое блюдо у меня казы — из конины. О своей национальности я помнил и при всех кремлевских дрязгах…

— … когда вам инкриминировали государственный рэкет?

— Да, разные были обвинения. Мне говорили: ты должен сделать то-то и то-то — тогда останешься министром. Я ответил: нигде в книгах — ни в поэзии, ни в прозе — нет такого, чтобы татарин был предателем. Поэтому я не хочу быть первым. После этого меня начали прилично прессовать. Но себе я не изменил.

— Кто ваш любимый автор? Это часом не классик марксизма-ленинизма? В разговоре с моим коллегой вы процитировали Троцкого.

— Очень люблю стихи Игоря Северянина, особенно дореволюционных времен.

— Вы производите впечатление спокойного, уравновешенного человека. Во гневе Тарпищев страшен? Что вас может вывести из себя?

— Ну раньше — ничего. А сейчас проблемы возникают только с теми людьми, которые тебе близки. На игроков никогда не повышал голоса, однако собственного ребенка тренировать не могу, для меня это труднопереносимое “развлечение”.

— Кроме того, что вы уже сделали, какой след на земле хотели бы оставить?

— Результатами россиян в теннисе покорить весь мир.