В особых представлениях Андрей Барбашинский не нуждается. В 1992 году в составе сборной СНГ белорусский гандболист завоевал золото Олимпиады в Барселоне, а на клубном уровне выступал за минский СКА, испанский «Хувентуд», венгерский «Веспрем», немецкие «Хамельн» и «Эмсдеттен».

Завершив игровую карьеру, Барбашинский долгое время занимался бизнесом, а в прошлом году был назначен директором Республиканского государственного училища олимпийского резерва. Андрей Станиславович уже стал и основателем спортивной династии — его 20-летний сын Матвей выступает за минский СКА, а Захар, которому 16, выбрал баскетбол. Барбашинский — человек занятой, но в напряженном графике он нашел час для общения с корреспондентом «ПБ».

— Начало учебного года — непростое для вас время?

— Первого сентября отмечается День знаний, и это всегда напряженная пора. Заезжают новые спортсмены, идет подготовка — работа здесь не прекращается никогда. Огромная ответственность собирать на линейку школьников, их родителей, приглашенных гостей. Но когда все проходит в торжественной обстановке, это дает заряд на целый учебный, тренировочный, спортивный год.

— Вы руководите РГУОРом второй год. К чему было труднее всего привыкнуть?

— Наше учреждение — не только спорт и учеба. Здесь есть еще и медицина, питание, ЖКХ — и все это, как говорится, в одном стакане. У нас большой коллектив: 275 сотрудников, 620 учащихся в школе плюс 45 на курсах. Это все нужно организовать, и когда ты, по большому счету, не сталкивался со многими программами, надо вникать. Наверное, года мало, чтобы все и всех знать. Кроме училища, есть общественная работа, спартакиады, выезды, командировки, подготовка к каким-то мероприятиям. Это не так просто, но интересно.

— Что больше всего удивило за прошедший год?

— На мой взгляд, у нас очень хорошая молодежь. Хотя, сказал бы, она немного разбалована родителями. Легко воспринимает то, что происходит. Здесь парни и девушки с 12 до 17 лет — самый трудный возраст. В РГУОРе 26 видов спорта, есть ребята целеустремленные, есть талантливые, а есть те, кого нужно постоянно подталкивать, чтобы они чего-то добились. Вот это удивило. Раньше спортсменов было меньше, но они были более целеустремленные, по-своему талантливые. Сейчас их вроде бы больше, однако не все относятся к спорту как надо.

— Проблемных учеников у вас, как и в школе, могут вызвать к директору?

— У нас есть правила, которые существуют давно и не мной придуманы. Необходимо посещать занятия, выполнять требования наставника. Без дисциплины результата не будет. Плохо, когда спортсмен говорит, что знает лучше, чем тренер. Или его родители так считают. Если ты так полагаешь, может, следует задуматься вопросом: а стоило ли вообще сюда идти? Есть хороший девиз «Быстрее, выше, сильнее». Надо добавить к нему «вместе», потому что в подготовке атлета участвуют и те, кто его укладывает спать, будит, кормит за государственные деньги, одевает, тренирует, направляет на соревнования, обучает. Один спортсмен появился — а вокруг него огромная армия людей, работающих ради того, чтобы он стал достойным профессионалом.

— Вы в их возрасте были дисциплинированным?

— Я рос в совершенно другое время. За себя скажу лишь одно: если меня сюда пригласили, было стыдно подвести родителей, которые меня отпустили, республику, за которую выступал. А самым большим страхом было то, что, если не отработаешь как следует, тебя отправят назад на малую родину. И там будут говорить, что ты неспособный. В небольших городах раньше всегда могли показать пальчиком: что ты там делал? Если бы я вел себя так, как некоторые молодые сегодня, то папа, наверное, открутил бы мне голову. Конкретизировать не буду, сор из большой спортивной семьи не выносят. Пытаемся всеми доступными и цивилизованными методами решать эти вопросы.

— Если бы не гандбол, кем вы могли бы стать?

— Мой папа, которого с нами, к сожалению, уже нет, говорил: «Слава богу, что ты пошел в спорт». Иначе стал бы милиционером, таможенником, а может, уже и заключенным… Я рос в Ошмянах — это приграничный город, полный соблазнов.

— Как у вас было с успеваемостью в школе?

— Отличником не был, но учился хорошо. Так как моя мама работала бухгалтером, до сих пор неплохо считаю в уме. Легко давалась и история.

— Сейчас вспомните даты из учебников?

— Вряд ли. Голова — это такой же компьютер, который надо периодически очищать. Зато не забываю, с кем, когда и против кого играл. Что касается дат, помню 7 августа 1992 года — финал победной для нас Олимпиады. Но совершенно забыл, когда забросил первый мяч или дебютировал в составе СКА…

— В середине восьмидесятых вы перебрались в Минск. Каким он был в то время?

— Тогда и сейчас — словно два разных города. Проведу такую параллель: что такое для человека 30 лет? Возраст расцвета. А Минску как столице суверенной страны как раз тридцать с небольшим. Он расстроился, стал больше, красивее и насыщеннее. Появилось много памятников и значимых объектов. Сколько здесь хоккейных арен? Четырнадцать. В девяностых было только две. Всего же по стране их сейчас пятьдесят.

А если взять Национальную библиотеку — такого объекта в Европе нет. Стела, музей истории Великой Отечественной войны — тоже грандиозно. Помню, как из района Комсомольского озера мы, 14-15-летние пацаны, каждое утро ездили на Филимонова, чтобы тренироваться. Автобус мог работать, а мог и нет. Никого не интересовало, что он мог опоздать или быть битком набит. Занятия начинаются в восемь утра, и ты должен прийти. Если не успевали, нас ругали или заставляли бегать по стадиону.

— Когда вы пришли в основную команду СКА, игроки вроде Александра Каршакевича или Юрия Шевцова казались небожителями?

— Для любого мальчишки, который занимался гандболом, мечтой было попасть хотя бы в дубль армейцев. А я оказался там, затем в основе, в молодежной сборной СССР, в национальной. И мне довелось выступать вместе с этими уважаемыми спортсменами и людьми, творившими, на мой взгляд, фантастику. Это было честью — и сейчас честь с ними общаться. Надеюсь, будучи молодым игроком, не испортил их традиции. Не стану говорить, что я какой-то там великий, но какую-то маленькую частичку в развитие СКА тоже внес. Эта команда по сей день для меня эталон.

— Кто был самым колоритным персонажем в той дружине?

— У нас такой был один — Спартак Петрович Миронович. Спрашиваете, как он ко мне относился? Как ко всем. Никого не выделял.

— На смену ветеранам пришло ваше поколение — Якимович, Паращенко, Халепо, братья Миневские. Если бы СССР не распался и игроки не разъехались по заграницам, СКА мог бы доминировать в Европе и дальше?

— Это трудный философский вопрос. Помню, как журналисты поинтересовались у Мироновича: «А сумел бы Рутенко играть в том СКА?» Или еще: «А смог бы тот состав армейцев играть в сегодняшний гандбол?» Никто из нас не становится моложе, но на тот момент мы были хороши. Сейчас есть другие, которые тоже интересны для спорта, сборных, команд европейского и мирового уровня. Но Беларусь уже четвертый год под санкциями. И кто может сегодня гарантировать, что, если завтра нас допустят, будем не хуже, чем кто-либо? Никто не стоит на месте. В свое время все удивлялись, что Исландия с населением 350 тысяч человек участвовала в чемпионате мира по футболу и боролась там, выставив столяров, учителей или еще не знаю кого. А посмотрите сегодня на Фарерские Острова! Играют в гандбол, футбол, а население — всего 50 тысяч. Так что важнее: количество или все-таки душа?

— Ваша юность пришлась на годы перестройки, затем распался Советский Союз. Как воспринимали те события?

— Мне было около двадцати. Родителям приходилось тяжело — благодарен им за то, что они все отдавали для развития сына. Покупали рубашки, шили брюки. Может, сами недоедали, но я должен был вырасти. И когда ты попадаешь в обойму СКА и сборной, не замечаешь того, что происходит вокруг. Ты бежишь, бежишь, и время бежит. Лишь в 1992-м, когда мне пришлось идти в РОВД и доказывать, что я белорус, понял, что у нас была какая-то штуковина под названием перестройка. А до этого — зачем интересоваться?

С 1990-го по 1992-й мы лишь пару месяцев провели дома, остальное время находились на сборах и соревнованиях. А когда были в Минске, знакомились с девчонками, чьи мамы работали в столовых, чтобы можно было как-то добывать себе пропитание. У меня это получалось, причем в одно лицо я не ел. Пока мы тренировались, мой друг Александр Жиркевич, которого с нами уже нет, делил сосиски, рулеты и так далее — что удавалось достать. Ведь многие ребята уже обзавелись семьями, и хотелось побаловать близких. Как-то так и жили.

— В 1992-м вы стали олимпийским чемпионом…

— Это был сложный и интенсивный турнир, на который мы поехали даже без формы — получили ее лишь в Олимпийской деревне. В нас никто не верил, у нас был некомплект игроков, так что пришлось хватать в аэропорту ребят, у которых были паспорта, и везти на это чудо-мероприятие.

— В той сборной СНГ играли еще два белоруса — Михаил Якимович и Андрей Миневский. Держите с ними связь?

— Конечно. У них все прекрасно. Да, мы стали немного старше. Андрей живет в Германии, Михаил путешествует по миру. Чем занимается — не знаю. Всегда рад видеть его, но не сторонник лезть в душу. Захочет — сам расскажет. Якимович хорош так же, как и раньше — да, стал немного грузным, солидным дядькой. Отношусь к бывшим партнерам с глубоким уважением.

— После Олимпиады вас звали в сборную России. Хоть немного колебались при выборе?

— Когда мы приземлились в Москве, нам предложили оформить российские паспорта, выбрать клуб, получить по указу президента Ельцина квартиру в том городе, где захотим выступать. Ну и, конечно, играть за их национальную команду. Но мне было 22, родители еще молодые. Не возникало мыслей, что нужно уйти. Отказался и приехал домой — где родился, там и пригодился.

— Тогда верили, что сборная Беларуси может достичь серьезных высот?

— Мы играли на топ-турнирах, заняли восьмое место на чемпионате Европы, девятое на мировом первенстве. Это до сих пор лучшие результаты команды, но тогда мы их не считали успешными. Ведь у нас были Тучкин, Якимович, Барбашинский, Паращенко, Миневские… Приличный состав, но чуточку не повезло. Проиграли всего мяч шведам — серебряным призерам Олимпиады. А затем началась смена поколений, и на какой-то период мы остались без больших турниров.

— Насколько вы довольны игровой карьерой?

— Она получилась яркой, но короткой. Когда ты в 20 лет попадаешь в сборную СССР, где на одно место претендуют больше десятка человек, там не спрашивают, болит или нет. Иногда нужно наступить на горло собственной песне, потому что если не ты — значит, кто-то другой. У меня было желание чего-то добиться. Если не ошибаюсь, по числу голов вхожу в тройку лучших белорусских гандболистов, выступавших на Олимпиадах. В Барселоне, по-моему, забросил 18 мячей. Считаю, это достаточный вклад в успех сборной. Хотя Миронович по возвращении сказал: «Ребята, в гандбол играть вы не умеете».

Надо знать Спартака Петровича — юмор у него интересный. Когда ты с ним общаешься, понимаешь его, но если читаешь где-то его высказывания, не будучи лично знакомым, можно нафантазировать разное. Так вот, Миронович, конечно же, пошутил — мы ведь выиграли Олимпиаду. А мой отец воспринял все всерьез. Говорит мне: «Что ты там творил?» Я ему: «Папа, так вот медаль». А он в ответ: «Не знаю, твой тренер сказал, что вы балбесы и ничего не умеете». Долгие годы отец мучил себя мыслями, что я на Олимпиаде ничего не делал. Лишь когда вышел приуроченный к какому-то юбилею фильм о Мироновиче и он тепло о нас отозвался, папа сказал: «Извини!».

Олимпийские чемпионы-1992 из Беларуси: Михаил Якимович, Андрей Барбашинский,
тренер Спартак Миронович и Андрей Миневский

— А если говорить о легионерской карьере: жалеете, что не поиграли в более успешных клубах?

— Мы были первопроходцами. В 1988-1989 годах уехали лишь несколько человек — Рыманов, Гагин… Никто ничего толком не знал. И мы не представляли, какие расценки, где, кто и как платит. Просто поехали и играли. Нас приобретали, чтобы научить тех же испанцев. Сегодня все скупают датчан или исландцев, чтобы с их помощью расти. А раньше предпочитали русских. За один год 200 гандболистов перебрались из России в Европу. Десять хороших команд! Представляете, насколько наша школа разъехалась по всему миру. Отправлялись туда выживать — как-то в ту пору я попросил маму показать расчетник, так она получала и 7, и 9, и 23 рубля. 1994-1995 годы — работы нет. Мы радовались возможности поехать и что-то заработать, дабы помочь родителям, семьям. Кстати, играл в «Веспреме» — сейчас это гранд, и тогда тоже был им.

Все говорят: «Ой, вы были медленными». Но нас телевидение снимало одной камерой, а сейчас на игре их одиннадцать. Олимпийский чемпион Резанов как-то решил выяснить, кто же бегал быстрее: Каршакевич, Филиппов или, скажем, Дибиров? И его исследования показали: Каршакевич был самым скоростным и прыгал дальше всех.

Французы на два года забрали топовые турниры себе, Canal + подписал контракт и это финансировал. Они все поснимали, затем в академиях разобрали по полочкам. И те же голландцы на этом учились, исландцы. На мои 45 лет профессор из Нидерландов прислал видео с разбором игры сборной, поздравив таким образом. Сказал, что у них это пособие. А мы сейчас говорим: ой, в Дании круче система подготовки. Какое там, если они частично взяли ее у нас, а кто-то вообще работает по советским методикам.

— У вас были мысли остаться за рубежом?

— Это не мое. До Нового года еще как-то держался, а потом начинало плющить, хотел домой. Понимаете, те же немцы живут размеренно. Вот он расписал себе на год вперед: утром встал, зубы почистил, позавтракал и пошел. Жизнь по рельсам. В Венгрии ты не знаешь языка, выучить его трудно, и много что пугает. Испания — это как наша Грузия или Молдова. В Беларуси я у себя дома. Радуюсь, какая у нас природа, как чисто и здорово. Вот вы были в Испании?

— Доводилось.

— Видели, что там происходит? Грязь, разрисованные дома, асфальт, мочой воняет. Конечно, если приехать только на курорт, ходить по гостинице — все кажется классным. Но ты заплатил, за счет этого и содержится отель. Выходишь за территорию — руины. А в Вильнюсе давно бывали? Если ехать из Минска, то эти двадцать километров после границы литовцы обустраивают. А я, когда работал в Гродно, проезжал через Друскининкай. Там как построил СССР им дороги, такими они и остались. Как были маленькие скворечники, которые разваливались, так и есть. Самый цивилизованный город Литвы — Каунас. Все остальное — Советский Союз. Ну чем гордиться-то? Минск по сравнению с Вильнюсом — как абсолютно разные размеры обуви. Я никого не агитирую, но убежден в этом.

— А есть за границей страны и города, где вам нравится?

— Провел шесть лет в Германии — считаю, это неплохая страна. Но сегодня там очень большой поток мигрантов, и в этом сложность. Даже когда мы с друзьями гуляем по небольшим городишкам, в которых я играл, приходится делать замечания иммигрантам. Идут большой компанией, шумят… Мамочки и пожилые люди разбегаются. Вообще приятно смотреть, когда народ в хорошую погоду наслаждается общением, сидит, пьет кофе с круассаном. Это хорошая традиция. Но вдруг из-за угла с криками вылетают семь или девять человек — непонятно, почему вообще они орут. И люди шарахаются.

А ко мне в Беларусь приезжают друзья, с которыми играл и работал, — немцы, голландцы. Они говорят: «Слушай, мы в десять вечера своих детей на улицу не пускаем». А здесь они гуляют, к ним подходят, пытаются поговорить на иностранном языке. Ни у кого нет никакого отторжения. А там все время спрашивают: «Откуда ты?» Я наглый — останавливаюсь, окошко машины открываю и на немецком говорю: «Ich bin von Weissrussland. Я из Беларуси». Они не понимают, где это — Россия, что ли? Нет. Казахстан? Тоже нет. Говорю, Вайсрусланд. Спрашивают, а где это? Отвечаю: «В центре Европы. Изучайте географию».

— Вернувшись на родину, вы долгое время занимались бизнесом, который затем пришлось свернуть. Болезненная для вас тема?

— Знаете, этот бизнес был единственным в своем роде в Беларуси. Мы делали ортопедические кроватные решетки из бука и отправляли их только на экспорт. Я переехал в Гродно, а всего посвятил этому делу двадцать лет. Чтобы вы понимали, даже спортом занимался меньше — пятнадцать или семнадцать лет. И вот ты попадаешь в жернова и делаешь все возможное. Но, к сожалению, партнеры, приезжавшие в гости, к которым ты приходил в дом, видел, как растут их дети, берут и тебя кидают. Конечно, это болезненно. Пытаешься за счет характера как-то вытащить, однако не всегда получается. Так что эту страницу я перевернул и надеюсь, что кому-то повезет больше.

— Ваша известность как спортсмена помогала в бизнесе?

— Мне многие говорили: мол, ты известный и можешь открывать любые двери. Но это не в моем характере. Никогда не бравирую завоеванными титулами. Живу обычной жизнью, и если у меня спрашивают, кто я, отвечаю: «Человек». Но иногда могу спросить, с какой целью интересуются.

— Вы еще и заместитель председателя Белорусской федерации гандбола. Эта работа отнимает много времени?

— Сейчас меньше, чем раньше. В основном занят, когда нужно готовить тот или иной турнир. Уже начинаю работать для Спартакиады, которая пройдет в марте. Звонки, переписка, разговоры со сборными России: какой возраст собрать, что сделать?

— Наверняка активно участвуете и в подготовке турнира на призы Андрея Барбашинского в Ошмянах?

— А как вы думаете? Знаете, почему многие известные спортсмены не проводят свой турнир? Во-первых, это затратно как финансово, так и энергетически. Во-вторых, надо еще умудриться организовать проживание, питание, залы, собрать команды, чтобы было интересно. Это 150 спортсменов, которые пять дней с девяти утра до семи вечера на арене. Легко ли это? Попробуйте. Многие хотят просто прийти, сесть в кресло героя и сказать: «Это же я!» Вот почему активно участвую в закупке подарков, поиске спонсоров и команд, в общении. Пятнадцать лет назад никто не знал, что есть Ошмяны. А сегодня город известен до самого Владивостока. Бог знает откуда звонят: «Пригласите — приедем». Говорю им: «Вы чего?! Трое суток добираться!» Но все равно хотят. Это радует.

— Возвращаясь к гандбольной федерации: вас же в свое время выдвигали и на должность ее председателя…

— Взял самоотвод. Скажу так: белорусскому гандболу очень повело, что его возглавляет Коноплев. Человек, как говорится, впрягся и уже долгое время тащит наш вид спорта на своих плечах. Даже если все мы, восемь олимпийских чемпионов, соберемся, не думаю, что сможем сделать то, что ему уже удалось. Пользуясь моментом, хотел бы пожелать Владимиру Николаевичу счастья, здоровья, чтобы его харизма и энергетика еще долго помогали нашему гандболу.

— Ваши сыновья тоже занимаются спортом, а старший Матвей уже стал чемпионом Беларуси в составе минского СКА. Довольны им?

— Я вообще доволен своими детьми — не важно, спортсмены они или нет. Горжусь ими, прекрасные пацаны. Из мужчин в семье я уже стал самым маленьким — и Матвей, и младший Захар обогнали по росту. Желаю им всех возможных успехов на жизненном пути.

— Порадовались за ставших чемпионами армейцев? Их успех удивил?

— Не скажу, что это оказалось сюрпризом. У каждого есть тот или иной герой, и для меня это целая команда — минский СКА. Она сделала из меня человека, воспитала мой характер, дала путевку в жизнь. И сейчас переживаю за армейцев: огорчаюсь поражениям, радуюсь удачам. Они вернули чемпионский титул через 23 года — представляете, сколько всего произошло за это время! Конечно, я был доволен. Хотя и «Мешков Брест» выступал достойно. Но ты не можешь все время побеждать — иногда приходится и проигрывать. Считаю, это назревало.

Общаясь и с брестским руководством, и с болельщиками, говорил им во время матчей: «Если так будет продолжаться, СКА вас все-таки где-то накажет». И армейцы отобрали у них Кубок, а сейчас и чемпионство. Причем минчане выиграли не один матч, а серию из пяти поединков. Это грандиозно. В прошлом году, например, СКА выступал неудачно, и финальная серия получилась короткой, хотя во всех встречах уступал мяч- два. Я говорил, что и для зрителей, и для телевидения с прессой было бы здорово, получи серия развитие. Но спорт есть спорт — тогда команда Дмитрия Никуленкова проиграла. А сейчас завоевала золото.

Матвей Барбашинский пошел по стопам отца

— Матвей говорил, что хотел бы попробовать силы в бундеслиге. Вы со своими старыми немецкими связями могли бы ему помочь?

— А каким образом? Что для этого нужно сделать?

— Позвонить кому надо…

— Ну хорошо, позвонить можно многим. И что дальше? Если у игрока есть задатки, европейские менеджеры в любом случае будут его просматривать через интернет, ютьюб и так далее. Они видят наш чемпионат или матчи сборной и знают больше, чем мы можем себе представить. И если у спортсмена есть потенциал, связи не нужны. Когда люди узнают, что это чей-то сын — да, генетика, давайте-ка мы возьмем его на карандаш. Но Матвею двадцать лет — ему еще учиться и учиться. Если он попадет в следующем году или через пару-тройку лет в топ-клуб, в котором сможет развиваться, естественно, буду только рад.

— Ваш младший сын пошел не в гандбол, а в баскетбол. Какие видите у него перспективы?

— Я в этом спорте не сильно разбираюсь, но, на мой взгляд. Захар тоже очень способный. У него светлая голова, он хитрун, настоящий игровик. Как будет развиваться — это уже зависит от тренера, от команды, которую он будет представлять, и от его желания. Если стремление будет, думаю, Захар достигнет успехов в баскетболе. Парень сам его выбрал, обожает этот вид. При этом я не видел, чтобы он когда-то играл в гандбол.

— А вы баскетболом занимались?

— Нет, хотя когда-то моего первого тренера просили отдать меня в баскетбольную академию в Каунасе. Но все-таки меня забрали в Минск, в училище.

— В вашем или моем поколении Матвей и Захар были крайне редкими именами. А сейчас они снова в моде…

— Помню, мой отец тоже удивился, что мы так назвали сыновей. А нам с женой просто нравились эти имена. На моду не смотрели.

— Дмитрий Никуленков сказал, что хорошие парни в гандбол не играют — для этого надо быть, как он выразился, «такой сукой». Согласитесь?

— Хм, здесь надо читать между строк. На площадке да, ты должен быть зверем. А в жизни мы все хорошие парни. Я сам во время игры был одним, а в обычной жизни — совершенно другим. Смотрю, Матвей тоже такой. Для спортсмена важно, чтобы в трудные моменты руки не потели и не тряслись. Как бы тяжело ни было, всегда нужно выполнять свою работу качественно.

С женой Ириной, сыновьями Матвеем и Захаром

— Как вы познакомились с женой?

— Ха, на вокзале. У Иры есть сестра на двенадцать лет старше, причем они родились в один день, 16 августа. Она была замужем за Сашей Жиркевичем. Мы куда-то ехали со СКА, и Саша позвонил теще, а она принесла на вокзал блины. И Ира тоже пришла — я высунул нос и спросил: «Выйдешь за меня замуж?» Промолчала. Я рыжий, худой какой-то, неказистый. Но потом жизнь так распорядилась, что мы вновь встретились и сошлись. Сейчас Ира работает администратором в общежитии РГУОРа, так что постоянно видимся и на работе.

— Кроме работы и семьи, что еще есть в вашей жизни?

— Раньше любил рыбалку, а сейчас времени нет. Но принцип — не поймать для еды, а чисто отдохнуть, расслабиться. Посидеть, пообщаться… Мы утром вставали рано, ехали, а потом я ложился на берегу и спал. Получал удовольствие. Иногда коровы шли на выгул и лизали, будили меня. Насыщался кислородом и потом возвращался одурманенным от свежего воздуха. Люблю природу. Еще охотно готовлю — в частности, мясо. Дети часто просят, им нравится.

— Ваши предпочтения в литературе, музыке?

— Сейчас как-то отбило охоту читать. Книжка лежит, возьму ее, перелистну несколько страниц — и все. Раньше же читал на историческую и военную тему. Любил брать в дорогу книги Дарьи Донцовой, как бы смешно это ни звучало. Это как семечки. За день можно было осилить несколько произведений. А что-то заумное — нет.

Что касается музыки, то предпочитаю русскую. Шансон, народную… Раньше любил слушать Наталью Сенчукову — жена все смеялась. В машине радио у меня постоянно играет такую музыку. Кто-то спрашивает, мол, чего ты это слушаешь? А я говорю: мне нравится! У нас в РГУОРе есть работник, который исполняет частушки, так он выступил у нас на линейке 1 сентября, сыграл на гармони. Тащусь от этого, получаю большое удовольствие от наших простых белорусских песен. У мамы недавно был юбилей, приехал к ней, и был сюрприз — пришел ошмянский народный ансамбль, исполнил энное количество песен. И я получил от этого такой заряд!

— А что в жизни вас раздражает?

— Вранье. Очень не нравится, когда люди что-то обещают, а потом не делают.

— В этом году вам исполнилось 55 лет. Как отметили?

— В два этапа. Собирались родственники, знакомые, люди, которых глубоко уважаю. Это все происходило в разных местах и разными компаниями. Праздник удался. Друзьям понравилось — это главное.

— Кто был из гандболистов?

— Каршакевич, Шевцов, Шароваров, Якимович. Это те люди, с которыми я вместе шагал и находился рядом.

— 55 — это расцвет сил? Или уже давит груз прожитых лет?

— Знаете, а я не задумываюсь. Страшнее было несколько лет назад, когда случилась сердечная проблема. Тебя везут — не понимаешь, что, где, как… Очнулся — слава богу, живой. Сейчас в плане здоровья бывает по-разному, но жизнь на этом не останавливается.

— Можете назвать себя счастливым человеком?

— Да. Считаю, счастье — понятие растяжимое. Для каждого оно свое. Я живу под мирным небом в шикарной стране, у меня замечательная семья, отличные дети. Слава богу, еще живы мама и теща — увы, папы и тестя уже нет. Есть друзья — что еще нужно? Надо жить и получать удовольствие. Можешь что-то делать — делай, можешь изменить — меняй, а не можешь — сиди и жди. Я вполне счастлив, и у меня все хорошо, несмотря ни на какие шероховатости в жизни.

«Играть в гандбол уже не тянет, а в теннис — с удовольствием». Большое интервью с Сергеем Рутенко

Дмитрий Никуленков: не хочу говорить о «Бресте». Меня интересует моя команда

Борис Пуховский о завершении карьеры: словно вышел ловить рыбу не в знакомый пруд, а в большое озеро

Сергей НИКОЛАЕВ

Фото Бориса САМКОВИЧА, sb.by, пресс-службы СКА