ЮБИЛЯР. Лучшее, конечно, впереди

— Давай копать не очень глубоко. Все-таки полвека — серьезный срок, всего и не упомнишь. К тому же не такая я и звезда, чтобы скрупулезно изучать мою биографию.

— Ну вехи-то из памяти не сотрешь. Тем более они очевидны. Родившись в Кирово-Чепецке, вы были обречены стать хоккеистом?

— Наверное, да. Городок-то небольшой, и у мальчишек, как правило, имелась одна дорога — в хоккейную школу, традиции которой уже во времена моего детства гремели на весь Союз. Так что конкуренция за право называть себя ее воспитанником начиналась на стадии набора в секции. И проходили далеко не все. Мне, правда, было чуть проще: старший брат уже занимался хоккеем, выступал в команде мастеров — местной “Олимпии”. И я мог, например, похвастать наличием собственных коньков, доставшихся по наследству. Вообще, конечно, в хоккейном смысле мой родной город уникален. Даже не знаю, кто впервые “привил” игру Кирово-Чепецку, но то, что она там благополучно прижилась, — однозначно. Стотысячник, воспитавший трех олимпийских чемпионов, — не шутка.

— С одним из них — голкипером Владимиром Мышкиным — вы, кроме того что земляки, еще и одногодки.

— И неплохие приятели. Действительно, я с Володей поиграл в одной команде почти до выпуска нашей группы СДЮШОР. Приличный был составчик: кроме Вовки в воротах — Витя Вахрушев. Тот самый, который в свое время в “Крыльях” выступал, а нынче тверской МВД тренирует. Соответственными являлись и результаты: в 71-м наша группа заняла 3-е место в Союзе. Обошли нас, как сейчас помню, только ЦСКА и воскресенский “Химик”. К слову, минчане в том году стали, кажется, 12-ми. А годом ранее мы и вовсе взяли главный приз “Золотой шайбы”.

— Недурно. По нынешним временам игроков столь успешной юношеской дружины взрослые команды непременно расхватали бы, как горячие пирожки.

— Так, по большому счету, и получилось. Конвейер был налажен четко: перспективные воспитанники дома не засиживались. При этом, обладая отличной школой, “Олимпия” неизменно выступала во второй лиге. Что ж, являться лишь кузницей молодых талантов — удел большинства небольших городов. Но “ковали” исправно, один Мальцев чего стоит. Неплохо удавались вратари: кроме Мышкина был ведь еще и Андрей Трефилов.

— Однако ваша фамилия по какой-то причине столь же громко не зазвучала.

— Причина очевидна и печальна. Тема методики подготовки юношей в 60-80-е годы упоминалась уже не раз. Она была, конечно, эффективной, но не слишком продуманной. Мы, 16-летние пацаны, до одури таскали штангу, и мне это аукнулось травмой позвоночника. После года лечения, во время которого о хоккее вынужденно забыл, мечтать о том, чтобы стать четвертым олимпийским чемпионом из Кирово-Чепецка, уже, естественно, не приходилось.

— Но и желания свернуть с хоккейной стези тоже не присутствовало?

— Можно было бы, конечно, пойти по стопам брата. Он рано закончил играть, отучился в политехническом и дослужился до начальника цеха на заводе. Но я считал, что диплом спорту не помеха. Тем более подвернулся удачный случай: мои друзья решили ехать поступать в Минский институт физкультуры.

— Почему именно в минский? Все-таки для Кировской области столица Беларуси — не близкий свет.

— Был еще вариант с Волгоградом, однако в Минске соблазнило наличие студенческой команды, в которую нас приглашал Владимир Алонсов — ее тренер и институтский преподаватель. Моя карьера в большом хоккее, возможно, и не задалась, но играть хотелось. Наездились мы тогда со СКИФом: Альметьевск, Лениногорск… Стадионы открытые, морозище — жуть. И все равно уровень класса “Б” союзного чемпионата был очень приличным. Да и мы в 18-20 лет особого комфорта не требовали.

— Более успешным в спорте ровесникам не завидовали?

— Разве что по молодости. Мы ведь, даже разъехавшись, не теряли связей, постоянно общались, встречались. У них был другой уровень, другой хоккей, который самому попробовать так и не довелось. Осознание того, что каждому свое, пришло позже.

— Когда вы задумались над завершением не слишком удачно сложившейся игровой карьеры?

— В этом смысле я как раз не торопился. Тем более что после окончания института стали поступать предложения и от взрослых команд. Звали домой в “Олимпию”, имел даже почти экзотическое предложение из Комсомольска-на-Амуре. Туда бы, вероятно, и сорвался, если бы однажды судьба не свела с хорошо известным белорусским болельщикам Владимиром Бляхманом. Тогда в Новополоцке хоккей только зарождался, и Владимир Леонардович убедил нас попробовать. Наверное, этот момент и предопределил мою ассимиляцию в Беларуси. Скоро женился, после чего мотаться по Союзу не было ни особого смысла, ни желания.

— То есть начальство не обижало?

— Как везде. Мы же по распространенной тогда традиции являлись “подснежниками”: числились на заводах кто токарем, кто слесарем, и играли в свое удовольствие. Ясное дело, что на заводе появлялись только в день зарплаты, ну какой из меня слесарь? Хотя руководство считало своим долгом, чтобы спортсмены не отрывались от народа, проводя для нас экскурсии с описанием тонкостей технологического процесса. В общем чувствовал себя довольно уютно. Тем более что в неполные 30 лет появилась новая перспектива — предложили стать тренером “Химика”. Рано или поздно заканчивать все равно пришлось бы, и такой вариант продолжения карьеры виделся едва ли не лучшим.

— Не тяжело было без опыта?

— Скорее интересно. Конечно, хотелось поднабраться опыта, поработав в связке с опытным тренером. Но и тут звезды благоволили: на стыке 80-90-х, когда “Химик” получил право выступать во второй союзной лиге, из Челябинска приехал Юрий Перегудов. Пять лет работы в его штабе подарили колоссальный опыт, пригодившийся впоследствии.

— Однако, судя по всему, вас тянуло в “автономку”?

— Имеешь в виду польский период карьеры, работу в Саноке? Ну, тут грех было не попробовать. Хотя бы с точки зрения любопытства. Все-таки другая страна, другой хоккей.

— …Поляки, которые вплоть до середины 90-х славились склонностью “кидать” наемников из бывшего Союза.

— Не без этого. Когда через три года уезжал на родину, часть причитающейся мне суммы хозяева по традиции “зажали”. Ну да ладно, я всегда привык уходить красиво. Да и не такие уж там большие деньги были. Если они пошли на развитие польского хоккея — бога ради. И это все равно не смазало общего благоприятного впечатления, оставшегося у меня от работы с СТС-“Автосаном”. Уровень-то действительно был неплохой. Думаю, что внес свой вклад в развитие тамошнего хоккея. При мне клуб добился лучшего в своей истории результата, заняв в национальном первенстве четвертое место.

— Середина 90-х для белорусских игроков и специалистов вообще прошла под знаком польского вектора. Вскоре вслед за вами отправился Сидоренко.

— Андрей молодец, со своей “Унией” не раз завоевывал чемпионский титул. Он-то приехал в Польшу через год моей работы, и я уверен, что советы коллеги там оказались для него небесполезны. Мы же на то время были в отличных отношениях уже давно, вместе работали в сборной.

— Однако в отличие от него вы решили ограничить свое пребывание в соседней стране тремя годами. Наелись легионерских хлебов?

— Не знаю, как сейчас, но десять лет назад польские хоккейные клубы в основном жили по правилу трехлетнего цикла. Выглядело это так: у команды есть деньги, появляется результат, сезон-другой она держится на вершине — и спад. Пока не найдут нового хозяина, желающего вложить средства в благое дело развития хоккея. Через три года моей работы в Саноке цикл подошел к концу, а заодно истек и срок контракта. Кроме того, нужно было уделить время и семье: жена находилась со мной, но дети жили у ее родителей в Уфе. Дочка — вообще с трехмесячного возраста. Год отдыха после польского периода я вполне заслужил.

— А после отпуска вернулись в Беларусь?

— Само собой. Родину, конечно, не забывал, но в Новополоцке уже пустил корни: тут и квартира, и работа. До того момента, пока стал у руля “Витебска”, поработал с интересной молодежью 1984-85 годов рождения.

— Куда уж интереснее — Костицын, например.

— Андрюха уже тогда подавал большие надежды. Парень, что называется, в коньках родился, отцовские гены взяли свое. И, честно говоря, до сих пор переживаю за него: все-таки тяжело парню сейчас за океаном. Однако проблемы у него могут возникнуть скорее на бытовом уровне: знания языка, тамошних нравов. А на площадке у Андрея должно пойти даже в НХЛ. Но молодежь молодежью, а меня вскоре ожидало еще одно испытание на прочность.

— “Витебск”?

— Точно. Представь: в мае со мной заключается контракт, и я стою у недавно возведенного Дворца спорта. Красивое сооружение, и на крыльце его главный тренер — генерал без армии. Пришлось приложить уйму сил, и в итоге уже в июле новая команда вышла на свою первую тренировку. Именно поэтому витебский отрезок тоже вспоминается с теплотой. Когда успешно решаешь столь масштабные задачи, присутствует законная удовлетворенность. После ухода с поста наставника витеблян в городе осталось много друзей.

— Неужели и из славящегося любовью к смене тренеров Витебска удалось уйти красиво?

— По крайней мере ни с кем не конфликтовал, кулаком по столу не стучал. Хотя, не скрою, неприятный осадок был, особенно в первое время. Нормально закончили сезон, еще оставался год работы по контракту. Однако в апреле случилось горе — умерла моя мама. Я, понятное дело, срочно выехал в Кирово-Чепецк. Вернулся — вроде бы никаких проблем. Но когда уехал на 40 дней, мне позвонили и сообщили: я больше не являюсь главным тренером “Витебска”, на это место есть другие кандидаты. Что ж, нет проблем, скандалистом никогда не был и, приехав клуб, спокойно написал заявление об уходе. Отправился в Уфу к дочке, где меня и застал звонок Сидоренко, принявшего “Химик”-СКА. Видно, судьба была против того, чтобы я покидал Новополоцк. Андрей тогда здорово помог. Он ведь уже имел ассистентов — Бориса Косарева и Валентина Лебедева. Но место тренера-селекционера нашлось и для меня. Главное — постоянно находился с командой и не остался вне хоккея.

— Судя по всему, близкие отношения с Сидоренко сослужили вам службу и в последнем на данный момент межсезонье?

— Имеешь в виду назначение на пост главного? Вот уж не знаю, я ни о чем не просил. Возможно, перед второй командировкой в Польшу Андрей и высказывал свои соображения руководству клуба. Со мной же он лишь советовался на предмет целесообразности отъезда. Но двух мнений здесь быть не могло. “Уния” — богатый клуб, который в состоянии создать условия для нормальной тренерской работы. Тем более — сборная. Вероятно, Сидоренко нравится трудиться на два фронта, и поляки прогрессируют. Насколько бурно — мы увидим уже через две недели на олимпийской квалификации в Риге. Так или иначе, но предложение возглавить “Химик” поступило именно мне. И пока я ни минуты не жалел о своем положительном ответе. Как минимум, мы до сих пор не уронили знамени команды, способной обыграть любого соперника. По традиции прогнозисты отводили нам место в лучшем случае в группе дружин, которые будут бороться за место в восьмерке. Мы же и в тройке успели довольно долго покрасоваться. Причем вполне заслуженно. Надеюсь, в плей-офф тоже не затеряемся.

— Как это часто бывает, скорее не благодаря, а вопреки?

— Нет, почему же. Конечно, если мерить хоккей исключительно размером бюджета, то наше место за пределами зоны плей-офф. Но я никогда не “выбивал” дополнительные матсредства любой ценой. Брали другим — той самой атмосферой, которая иной раз действует на игроков благотворнее нулей в контракте. И это, поверь, совсем не идеализм, ауру нужно уметь создать. Надеюсь, что научился это делать. Заметь, “Химик” нынче вышел из летнего отпуска раньше других команд — еще в июле. И никто не роптал, все работали в охотку. Так же и играют.

— Вас можно назвать смельчаком тренерского цеха. Пока многие коллеги стонут о нереальности найти достойных 17-18-летних хоккеистов, вы выпускаете на лед Ворошилова 15-ти лет от роду. Такого не позволяет себе даже Михаил Захаров.

— Просто вижу, что у парня явный талант. А раз так — какой смысл искусственно держать его в яслях? Он уже может на равных бодаться со взрослыми. Естественно, не в каждом матче и не весь сезон, но давать эпизодические шансы попробовать мужской хоккей ему стоит уже сейчас. Уверен, что меня не обманывают опыт и интуиция, и из Ворошилова выйдет как минимум не менее яркий форвард, чем из того же Андрея Костицына. Если не собьется с правильного пути, вы еще о нем услышите.

— Какое-то остронаправленное интервью у нас получается, не юбилейное совсем. Давайте, что ли, побеседуем о ваших увлечениях за рамками площадки.

— О чем вы, какие увлечения — сезон в разгаре! И, честно говоря, работа не настолько утомляет, чтобы требовалась какая-то отдушина. Я занят любимым делом, на виду.

— Быть на виду важно?

— Без самолюбия в нашем деле никуда, соперники растопчут в пять секунд. Для тренера необходимо еще и уметь заразить им подопечных. Кажется, получается, и мне это нравится. Как там о рецепте счастья: с утра идти с удовольствием из дома на работу, а вечером — с работы домой? В десятку, у меня именно так. Выходит, праздник каждый день. А еще на юбилеи принято спрашивать об удачах и разочарованиях прожитых лет. Главное разочарование уже вспоминал — ту самую штангу, которая еще в юношеском возрасте закрыла дорогу в большой хоккей. А удачи… Хочется верить, что главные еще впереди.

— Что ж, обсудим их на ваше 60-летие.

— Отличная идея, так и сделаем.