Цех Белецкого. Александр Белецкий: болею дольше, чем лечу

Республиканский научно-практический центр травматологии и ортопедии — вот уж скоро пять лет как вотчина Александра БЕЛЕЦКОГО. Он пришел сюда в ранге доктора медицинских наук и профессора. А за время директорства добавил к регалиям звания заслуженного деятеля науки и лауреата Государственной премии. Но вся эта слава — лишь придача к благодарной доброй памяти о докторе Белецком и его команде. Ее увозят отсюда тысячи пациентов. А спортсмены в их числе — только малая часть.

— Александр Валентинович, предыдущий раз мы встречались на чемпионском чествовании БАТЭ. Как бы вы определили свое участие в этом событии? Дань вежливости? Следование нормам светской жизни?
— Нет, большее. Побывал на празднике у добрых друзей. Кстати, эта дружба, как ни странно, довольно коротка. Еще три года назад был горячим поклонником борисовчан, но никого из них близко не знал. А затем позвонил отец Коли Рындюка и скромно так попросил принять тренера Гончаренко. У Виктора были проблемы с ногой. Так и познакомились. Он полежал у нас две недели. Симптоматика полностью прошла. В подарок от Вити остался комплект клубной формы. Стали перезваниваться. Общались по медицинским вопросам. Затем директор клуба Миша Деменцевич вернулся с отдыха в Египте с практически оторванным пальцем. Палец мы ему заново прижили. Так дошла очередь и до знакомства с Капским. Оказалось, Анатолий Анатольевич родом из Червеня. Я ведь тоже. Разговорились. Столько общего! По одним улицам ходили. Ну а после общения с Толей на прессболовском двадцатилетнем юбилее, которое собственно юбилеем не ограничилось, я уже ни одного важного матча БАТЭ не пропускал. Даже в Борисов с сыновьями езжу. Включили меня и в группу еврокубковой поддержки. Вот только слетать пока никуда не довелось — не находилось времени…

— Короче, сделаться спортивным болельщиком для человека вашей профессии — участь неизбежная.
— Может, оно и так. Только это не про меня. Потому что болею я куда дольше, чем врачую. В футбол и хоккей влюбился в шесть лет. Было это в 63-м году. Мой отец заведовал в червенской больнице хирургическим отделением, мама была районным педиатром. Жили мы у бабушки. А ее брат возглавлял райпотребсоюз. Вот в его доме и появился первый в округе телевизор. Мест для всех желавших посмотреть на ту “Беларусь” не хватало. Теснились кто на печи, кто на стульях. Очень скоро я всю хоккейную сборную Союза легко называл по пятеркам. А английский футбольный чемпионат мира могу и сейчас воспроизвести по дням и матчам. Сам в футбол так вообще с четырех лет играл. Когда пошел в первый класс, Гриша Федоров — будущий министр авиации и председатель федерации, тоже червенский, — учился уже в шестом. Он сколачивал коллектив. И меня, как самого младшего, определяли в ворота. Носились круглое лето. Так и повелось. В студенческие годы, уже в Минске, ходил по воскресеньям играть “на доски” — была такая площадка во дворе Дома офицеров. Элитный район — собирались все больше дети начальников. У меня нормально получалось, много забивал. А завершал бомбардирскую карьеру в парламентской команде “11+”.

— Круг теперешних футбольных предпочтений?
— В союзные времена на “Динамо” ходил всегда, абонемент был. А сейчас на играх белорусского чемпионата бываю очень редко. В основном наведываюсь на сборную. Ну и на международные матчи БАТЭ и “Динамо”. Если Юра Чиж приглашает.

— А по телевизору?
— У меня спортивных телеканов — с два десятка. Если не занят, смотрю не только футбол — все игровые виды. Когда ничего подходящего нет, дохожу до зеленого сукна — снукер тоже годится. Дома уже всем надоел.

— Бывшим пациентам из числа спортсменов — симпатии особые?
— Такого нет. Да и обращаются к нам звезды спорта чаще уже, так сказать, после славы. Сейчас двое таких лежат. Олимпийскому чемпиону велогонщику Володе Каминскому пришлось поменять два тазобедренных сустава. А двукратному чемпиону мира по борьбе Василию Петровичу Сюльжину колено искусственное поставил. Саша Алексейчиков наведывается раз в год. Вообще многих бывших футболистов знаю по парламентской команде. Витя Сокол, Игорь Гуринович, Паша Родненок, Андрей Зыгмантович, Ваня Жекю, Саша Лухвич — большинство из них у нас тоже бывали.

— А скажите, это правильно и нормально, когда тот же Виталий Родионов отправляется со своими бедами в Италию, Андрей Мезин — в Испанию? Почему не на минскую улицу Кижеватова?
— Мое правило — никогда никого сюда не зазывать. Не говорить, что мы лучшие — нигде и никому. Есть желание и возможности лечиться в Германии или Швейцарии — ради бога. Тот же Капский придерживается такой практики: диагностика здесь — лечение за границей. Так люди настроены. Так проложены дорожки. Для меня здесь нет темы для агитации — это же не техобслуживание с автомобилем пройти. Только можете спросить, например, у футболиста Сережи Гигевича, у гандболистов Миши Нежуры или Макса Бабичева, как их прооперировали и выходили на улице Кижеватова. Жалеют ли, что не поехали куда подальше. Все образуется само собой. Спортсмены предпочитают лечиться у нас все чаще.

— К иностранцам их все-таки ревнуете?
— Нет. Абсолютно. У нас центр больными и так забит. Только сейчас лежат пятнадцать человек из дальнего зарубежья. Это палаты повышенной комфортности — валютные доходы, возможность увеличить зарплату персоналу. При этом никого специально не приглашаем.

— Так чем все же обусловлен западный вектор при выборе вариантов лечения спортсменами?
— Думаю, это просто доминанта в голове. Стереотипы, родившиеся пятнадцать-двадцать лет назад. Тогда здесь, утрированно выражаясь, оперировали со стамесками, молотками да топорами.

— Хорошо помню историю, как в этом здании, еще в пору директорства вашего предшественника Евгения Белоенко, появилось чудо — первый артроскоп. Его привез в 92-м году из Германии доктор Моральдо при посредничестве Спартака Мироновича и Герда Бутцека. В нашей газете был классный репортаж Оли Киселевой о первых таких операциях. В сравнении с теми временами здесь действительно пронеслась революция.
— Ежедневно мы делаем шесть- семь эндопротезирований — это полные замены суставов — и столько же артроскопий. Оборудование современнейшее. Стоимость артроскопической стойки, которая работает у нас сегодня, 150 тысяч евро. Все новации — за счет госбюджета. Скажу так: за пять лет здравоохранение у нас рвануло по всем направлениям. Переоснащены научно-практические центры и областные клиники. Завершены реконструкции вплоть до районных больниц. Установлено самое передовое операционное, диагностическое и реанимационное оборудование. К нам в центр приезжают коллеги из Москвы, смотрят и ахают: мол, им не дорасти до такой базы никогда. Белорусская травматология на территории бывшего Союза на бесспорном первом месте. Это вам скажут все.

— А я думал, вы станете сетовать, что на Западе все сложилось намного лучше исторически. Что козырь тамошних частных клиник — в специализации на спортивных травмах.
— Во Всемирной организации травматологов-ортопедов членствуют 184 страны. Раз в год проводится ее конгресс. Последний был в Праге. До этого — Гонконг, Сан-Диего, Гавана. В 96-м году все начиналось для нас с одного буклета. До нас словно снизошли: так и быть, давайте уж вступайте после распада. Тогда я впервые поехал представительствовать в Амстердам. Поднимались постепенно. Сначала нам позволили вывесить один постер — что-то вроде стенгазеты. В 99-м в Париже мы сделали первый доклад. А нынче в Праге, вот посмотрите проспект, делегация белорусов была из тридцати шести человек. Нам доверили там шестнадцать докладов. И лучший на конгрессе, с премией, сделала Даша Тесакова, из нашего центра. Интерес к белорусскому опыту во всем мире колоссальный. Это объективно.

— Ваш центр курирует работу травматологов по всей стране?
— Да. И здесь еще десяток лет назад подход был неверным в корне. Мол, никто нигде ни хрена не умеет. Сложные операции делались только в столице. Но при этом все главные областные травматологи имели высшую категорию. Им что, сложно было научиться ставить коленные протезы? Добились, чтобы каждый по месяцу поучился здесь. Потом с заведующим отделением Павлом Скакуном поехали в областные центры, сами сделали там первые операции, а на вторых помогли коллегам. И пошло развитие во всех регионах. В 2007 году, когда пришел сюда, по стране поставили 1964 эндопротеза. В этом году будет около пяти тысяч. Сейчас уже каждая область охвачена как минимум четырьмя межрайонными структурами. Допустим, на Брестчине это областной центр, Пинск, Барановичи, Ивацевичи, Кобрин. Везде есть полноценные травматологические отделения на шестьдесят коек. И в каждом делаются высокотехнологичные операции. Пришлось, конечно, повоевать. Меняли кое-где и главных травматологов, и заведующих кафедрами. Всех, кто сидел на старом багаже и был доволен унылой жизнью. Двинули дело силами молодежи.

— Какую долю времени и усилий посвящает ваш центр лечению собственно спортсменов?
— Всего у нас триста пятьдесят коек. Отделение спортивной и балетной травмы — это шестьдесят из них. Каждый день оперируем кого-то из спортсменов разных уровней. Могли бы и больше, если бы не стереотипы в головах, о которых мы говорили. А время? Все относительно. Первые протезы коленного сустава отнимали до трех часов. А вот Сюльжину поставил такой всего за 35 минут.

— Разве не актуально организовать под вашим патронажем и сугубо специализированную спортивную клинику, как это практикуется на Западе?
— Года четыре назад от футболистов приходил с такой идеей Михаил Вергеенко. Но развития она пока не получила. Хотя здесь многое можно проработать и продумать. Общался в Испании с Сережей Рутенко. Летом он и здесь побывал, брата Дениса с больным плечом приводил. Показал ему наше хозяйство. Сергей согласился, что в плане операций все на уровне. Но вот что касается реабилитации, научно рассчитанной, детально расписанной в части нагрузок на мышцы, сгибания суставов и так делее, мы, конечно, отстаем. Здесь пригодилось бы то, о чем вы спросили. Но это, признаться, не самая актуальная проблема для нашего центра.

— А как часто оперируете сами?
— Во вторник утром ставлю одно колено. А по четвергам — детская ортопедия.

— Верны первой любви?
— Да, не забываю. Когда начинал в шестой минской больнице, бывало по двести операций в год. На суставах сделал, наверное, все, какие только были тогда возможны.

— Возглавляли там отделение?
— Сначала прошел все ступени после институтского распределения: врач-интерн, врач, ассистент, доцент, профессор, завкафедрой — все на одном месте. Когда сюда переводили, три раза министру отказывал. В итоге мне сказали: кто отказывается, а не рвется делать карьеру, тех и надо назначать. Если честно, все решил звонок Коноплева. Ему министр нажаловался. Умеет Владимир Николаевич помочь в принятии решений. Теперь вот ему благодарен.

— Совсем другой организационный размах?
— Выше на порядок. Тогда не вполне это понимал. Думал, ничего лучше шестой клиники быть не может.

— Тяжело?
— Теперь уже нет. Все налажено, идет по накату.

— Вспомните самые интересные случаи из своей спортивной практики.
— В 80-м году смотрел в гостевой ложе матч олимпийского турнира. Там ко мне подошли Трухан с Янушевским — тогда уже динамовские звезды. Мне 22 года, только из интернатуры вышел. Уж не знаю, кто их ко мне направил. Юра говорит: “Посмотри-ка, врач, что у меня с коленом”. Ну, обследовал наскоро, как мог: повреждение переднего рога внутреннего мениска. И забыл. А Трухан потом поехал куда-то на операцию, и там все в точности подтвердилось. Так и пошла обо мне в “Динамо” слава: мол, есть студент, который безошибочно ставит диагноз прямо на трибуне. Много лет спустя играли с Юрой за парламентскую команду. Он на свое перемотанное колено показал: видишь, так с тех пор держусь, кряхчу…
У Игоря Макарова, олимпийского чемпиона по дзюдо, были проблемы с ключицей. Операции он боялся панически. Мне тогда здорово все удалось. Вставил две спицы, они хорошо прижились. С тех пор дзюдоисты и самбисты к нам зачастили. Приятно было, когда в знак благодарности пригласили меня на чемпионат мира — побывал в Рио-де-Жанейро.
Историй уйма. Не только спортивных. Недавно заходит мужчина. Не узнаете? Тридцать лет назад вы мне оперировали врожденный вывих, спасли, поставили на ноги. Потом брата моего выручили, он в ДТП попал. Теперь вот маму привез, она ногу сломала. Операция на его тазобедренном суставе была по тем временам большой, очень сложной. Спрашиваю: Паша, что-нибудь беспокоит? Вообще ничего!
Как-то известный бизнесмен пожаловал. Пошутил, что в модном ресторане открыл на меня кредит. Оказывается, он только недавно узнал, что это я двадцать два года назад оперировал его двухлетнюю дочку с врожденным вывихом бедра. Сейчас та девочка стала фотомоделью.

— Заметил, что про выступления за команду “11+” вы говорите в прошедшем времени.
— Четыре года назад отбирал мяч у Валеры Величко. Он не виноват. Играли в зале. Нога поехала, полетело все: передняя крестообразная, внутренний мениск и внутренняя боковая…

— Ой! Оперировались за границей?
— Вообще не оперировался. Но футбол пришлось бросить. Перешел на тренажерный зал и плавание по полтора километра. По понедельникам и четвергам. А мой бомбардирский рекорд в той команде с тех пор не побит. За одну двусторонку “восемь на восемь” — 23 гола. Не верите? Зря. Это вам и Сокол подтвердит, и тот же Величко — с их пасов забивал. И Жекю — он был в воротах. И главное — Родненок, он тогда счет вел.

— Давайте, наконец, раскроем вашу близкую причастность и к спортивной журналистике. Ведь вы женаты на дочери Эдуарда Сушкевича, легендарного редактора “Физкультурника Белоруссии”. Многие прессболовцы первого созыва профессионально оперились под его крылом. В этом смысле нас можно считать родственниками.
— Пожалуй. Эдуард Степаныч был удивительно скромным человеком. Когда он впервые застал меня у себя дома за чаепитием, то, думаю, оробел больше гостя. Мы за пятнадцать лет ни разу не поссорились. Он сделал из меня завзятого грибника. Его нет уже с 93-го года, а я с тех пор, едва боровики появятся — сразу в наши места. Из былого состава редакции хорошо знал многих: Сашу Борисевича, Мишу Дубицкого, Петропавловского, Болдырева, Майского, Ивана и Нину Прокопович, Терехова Доброслава. Все они мне не чужие, годы спустя обращались уже как к доктору.
Ах, Беленького забыл! А он же был вообще первым из журналистов, с кем познакомился. Родители Дмитрия как-то пригласили Эдуарда Степаныча на семейное торжество. Жили мы неподалеку. Тесть и говорит: а пошли-ка со мной. Там тогда и Булацкий был, декан журфака. Из того вечера крепче всего отложился в памяти вкуснейший торт, испеченный по рецепту хозяйки, Диминой матушки. С Дмитрием Ильичом были потом приятелями. Конечно же, это он меня с Сергеем Алейниковым знакомил. Потом долго не виделись, лет двадцать. Рад был обнять Беленького на вашем редакционном юбилее.

— Мы приглашали туда только верных друзей, из числа самых-самых.
— Приятно, что заслужил. Я ваш всегдашний подписчик. Читать стараюсь от корки до корки. Ну и отмалчиваться не стану. Бывает, звоню Володе Бережкову с рецензиями. Поддерживаю, замечания делаю. Свете Парамыгиной всегда говорю, что она молодец и не надо никого бояться. Главное, писать аргументированно и справедливо, чтобы не подкопаться.

— А ведь можно провести параллель между нашими профессиями. Нам для пользы дела тоже приходится иногда делать людям больно.
— Только вы работаете без анастезии. Это важное отличие. Вот недавно из командировки вернулся — первым делом взял ваш номер. Тот, после Барселоны. Сразу жене сказал: “Лиля, елки-палки, почитай вот эти абзацы. Не позовут же ребят к БАТЭ на праздник…” Честно — такой была первая реакция. Супруга у меня тоже журналист. Посмотрела: ну да, жестко. Хотя в принципе был согласен с вами полностью. Вот так же чувствовал и думал. Но, знаете, так уколоть, видимо, не смог бы… Жалко стало Капского. Наверное, вы сделали ему уж слишком больно. Однако Толя и здесь остался молодцом. После первых его слов во Дворце Республики я успокоился. Ясно стало, что все у него будет нормально. Да и у вас тоже. Вот в ординаторских наших примечаю — свежий “Прессбол” с утра в каждой лежит. Слышу, бурчат, шушукаются, что цены поднимаете. Но ведь все равно — покупают…