Тур 18. Гвоздь тура. Вокруг матча. Интимная зона

Солигорский люд неотвратимо и с удовольствием, как Мишка Квакин на врученный Колей Колокольчиковым и Гейкой ультиматум, забивал на рейтинговый футбол конкретный болт.
За полчаса до стартового свистка трибуны “Строителя” были пусты, как предвыборные листовки кандидатов в депутаты. Из динамиков неслись традиционные для местного предматчевого репертуара призывы “всем рекордам наши звонкие дать имена”. К началу встречи желтый пластик стадионных ярусов оставался почти на две трети не тронутым болельщицкими чреслами. “Тебе одной меня судить” — надрывно пропела Людмила Марковна о команде чьей-то молодости.
Зато в ложе прессы в тесноте и в обиде на неуют бурлил журналистский “биток”. Причем на местах за столиками по большей части терлись плечами и коленями ушлые представители пресс-службы БАТЭ. Их монолитную шеренгу разнообразили прибившиеся с краешку на специальном пятачке инспектор матча Вадим Жук и делегат БФФ Игорь Белов. Остальные труженики печатных и электронных СМИ взирали на поле с заднего ряда, в стойках с дозором осматривающего владенья свои Мороза-воеводы.
Аншлаг царил и в примыкавшей вплотную к корреспондентскому загончику ложе почетных гостей. Там комфорта было поболе: пластиковые кресла умягчали оранжевые сидушки, обладателям коих полагалась дармовая картонная кепка с символикой “Шахтера”. К слову, простым обывателям аналогичные кепчонки продавались по бросовым ценам — что-то около трех тысяч рублей.
…Жара не думала спадать. Не успевшие “подкоптиться” долго запрягавшим летом руки и шеи на глазах покрывались загаром тракториста. Было жалко всех — футболистов, тренеров, арбитров, зрителей… А в особенности — импозантного аксакала белорусского судейского корпуса Вадима Жука. Наравне со всеми изнывая в июльском пекле, матерый инспектор некисло страдал еще и от навязчивого народного и не только внимания, то и дело перераставшего в тотальный прессинг. Начиналось-то все для Вадима Дмитриевича неплохо. Вот кто-то из знакомцев мэтра отечественного арбитража бородато острит: “Если судит Жук Вадим — наш “Шахтер” непобедим!” Адресат слогана блюдет нейтралитет: “Так ведь он не судит…”
Не судит. Однако по полной программе переживает стресс наряду с, увы, далеко не безупречным молодечненским рефери Игорем Круком. Тому даже в чем-то легче. По крайней мере частому трибунному рефрену, обвиняющему его в особом расположении к мужскому полу, Крук внимает на внушительном расстоянии. Местоположение Жука — живая и близкая мишень для разномастного гнева. До оскорблений, благо, не доходит. Но не отличающаяся эстетикой боления солигорская публика то и дело поворачивает головы в сторону незащищенного инспекторского “дота” и, срываясь на хрип, сотрясает раскаленный воздух зашкаливающими, с матерком, децибелами: “Жук, куда федерация смотрит, сколько можно таких судей назначать?”
Директор ФК “Шахтер” Юрий Вергейчик на истерику не срывался. Но в “интимную зону” Вадима Жука дважды импульсивно вторгся. Первый раз — примерно на доантрактном экваторе, когда возмутился тычком Симича в поясницу Хачатуряна, летящей походкой пересек VIP-секторок и коршуном навис над инспекторскими сединами: “Дмитрич, отмашка Симича — это же чистейшая красная карточка!” — “Где?” — “Как где? Потом посмотрите…” Второй забег Юрия Васильевича случился на 35-й минуте, после острого удара Концевого из пределов штрафной: “Дмитрич, да что ж это такое?! Концевой откровенно толкает защитника в спину и бьет по воротам — Крук даже не фиксирует ничего! А если бы гол был? На камере все будет четко видно!” Вадим Дмитриевич в дискуссии не вступал. Только улыбался, как при виде “живога царя” набирающий “02” Антон Семенович Шпак…
Больше Вергейчик Жука не донимал. Даже тогда, когда Юревич во втором тайме сыграл рукой в своей штрафной. Зато зрители, доведенные до предела этим эпизодом, не могли утихомириться до конца поединка. Надо было видеть, какими жестами и словесами проводили они в подтрибунье Игоря Крука — словно фанаты “Рамштайна”, попавшие на концерт Киркорова…
После матча у раздевалок и служебных входов, вопреки предположениям многих, в атмосфере совсем не чувствовалось электричества. Анатолий Капский — сама корректность и доброта. Погладил давно ставшую знаменитостью собачку четы Леончиков, до этого протяжно облаявшую милицейский наряд. Порукался-побратался едва ли не со всеми шахтеровцами и журналистами, попавшимися ему на глаза. Пожелал удачи всяк к нему подходившему. И то ли сочувственно, то ли в чей-то адрес осуждающе молвил: “Сейчас в раздевалке наши ребята таблетки от головной боли пьют…”
Жара и не думала спадать.