НеПрофильный актив. Егор Хрусталев: думающий человек всегда сомневается

Совсем как герои абдрашитовского “Парада планет” — когда кажется, что прошедшие годы выстраиваются в одну линию, и попытка устроить им смотр с подведением итогов превращается лишь в напрасную надежду догнать то, что обозрению не поддается и струится между пальцев, как вчерашний день. Вы же помните потерянные лица Борисова и Шакурова в финальных кадрах фильма?
“Не знаю, что ты из нашего разговора наваяешь”, — говорит Егор, по-журналистски точно угадывая мысль, которая и меня, знаю, будет точить весь следующий день. И добавляет, тоже вполне ожидаемо: “Пришли только потом почитать, я же ведь свои “вью” должен с телеканалом согласовывать. Порядок такой”.
Я мысленно представляю себе пресс-секретаря СТВ Ирину Ромбальскую и думаю, что о красивых бабах мы так и не поговорили. Нет, само собой, обсудили если не всех, то многих — под кофе и сигару, которые Хрусталев курит с каким-то особенным шиком. Но писать о конкретных персоналиях, конечно же, дурной тон. То, что еще вчера казалось немаловажным, сегодня стало банальным до обыденности, и романтический флер отношений уступил место поискам ответа на извечный философский вопрос.
Как-то все слишком быстро… Явственно помню время, когда юный Егор Хрусталев вел самую популярную программу перестроечного периода под названием “Крок”, и в него были влюблены, следует полагать, целые поколения юных белорусских красавиц.

— Провел первую программу “Крок” в 16 лет, еще будучи школьником. Вообще, начало 90-х — чудовищно интересное время. Только представь: в гости ко мне на ток-шоу “Карамболь” приходили Зенон Позняк, Станислав Шушкевич, Геннадий Карпенко — люди, которые тогда определяли лицо страны.
У Позняка, кстати, тогда не было ни одного видео, ни одной фотографии, где бы он улыбался. И я придумал, что начну программу с просьбы улыбнуться в камеру. А для большего веса этого предложения обратился к массовке (которой тогда не надо было платить — люди сами валом валили в студию), чтобы она меня поддержала. Когда обратился с этим предложением к Зенону Станиславовичу и тот стал предсказуемо возражать, зал тут же начал бурно аплодировать — и нашему герою не оставалось ничего иного, как улыбнуться…
Времена были чумовые. БТ уже руководил Кисель. Лукашенко был президентом, но в каждой редакции было, по сути, свое независимое СМИ. На одном канале огромное количество разномастных проектов, порой с диаметральными высказываниями и философией. Но тогда еще журналистское слово не девальвировалось и страна действительно впитывала с экрана все, что оттуда лилось. Очереди выстраивались за газетами. Журналы “Новый мир”, “Огонек” — каждый номер был несусветным откровением. Сам помню, как меня обухом перешиб роман Гроссмана “Жизнь и судьба”.
Все эти Гроссманы были накоплены годами и десятилетиями, и когда шлюз запретов был прорван, мы вдыхали ветер перемен полной грудью. Появилось столько нового в телевизионной журналистике! Да люди просто наконец узнали, что журналистика может быть и такой — без идеологии и пропаганды в каждом слове. Удивительное время, которого никогда уже не будет…
А ведь многие, уверен, и не знают, что и как было — весь этот щенячий восторг от чувства собственной силы и пьянящего ощущения свободы. Помнишь, как в “Тупом и еще тупее” герой Джима Керри случайно обнаруживает на стене бара вырезку из газеты многолетней давности и оглашает помещение радостным криком: “О боже, мы высадились на Луне!!!”

— Да, было время. Тогда кумиры легко находились — в том числе и в журналистике.
— Когда ты молодой, то много внимания уделяешь внешним эффектам — как появляешься в кадре, как говоришь, какую интонацию выбираешь. И, естественно, я внимательно наблюдал за теми, кто вел программу “Взгляд”. Хотя, признаюсь откровенно, больше всех мне нравился ведущий “До и после полуночи” Владимир Молчанов. Тембр голоса, интеллигентность… Когда какая-то газета заклеймила его за излишнюю рафинированность, он сделал колоссальный материал прямо из шахты, измазанный донельзя угольной пылью. Этот ответ был таким непринужденным и красивым, что, как видишь, помню его до сих пор.
Многие подражали Владу Листьеву, очень многие — Леониду Парфенову и, кстати, продолжают делать это до сих пор, старея в кадре вместе со всеми его интонациями, жестами и проходочками. Как говорила мама Парфенова, разглядывая его очередного подражателя по телевизору: “О, еще один трясет головой…”
А давай вспомним людей, которые делали советскую тележурналистику. Например, “Международную панораму”.

— Каждое воскресенье в шесть вечера. Последним сюжетом был традиционно развлекательный, типа как в Париже готовятся к Рождеству…
— Ты его тоже ждал? Согласись, озабоченные “гонкой вооружений” и “очередным американским вмешательством” обозреватели казались нам тогда абсолютно несимпатичными. Но я понял начинку этих людей — безусловно, кастовых в советской журналистике — только потом, через много лет. Ведь их доклады о международном положении были, как правило, пронизаны тончайшей иронией, которую не могли заметить даже самые вышколенные цензоры. Но это 70-е годы, когда вообще ничего было нельзя.
Теперь другое время — информация передается зрителю с коэффициентом степени затраченных средств. Чем больше их вложено в продукт, тем успешнее выполнит он свою миссию. Еще кто-то из знаменитых американских телеведущих обратил на это внимание, и я склонен с ним согласиться. Подспудно все мы подчиняемся этому закону.

— Но есть еще и “дорогие” герои.
— А вот знаешь, давно уже заметил закономерность — чем глубже человек, тем он проще. Самое сильное впечатление у меня осталось от Иннокентия Смоктуновского. У меня тогда не было даже машины, чтобы привезти его из театра в студию, это сделал мой папа. Но Смоктуновский все-таки приехал на наше ток-шоу и так аккуратно сел в уголок, так спокойно принимал аплодисменты, что сразу расположил к себе практически всех.
Вместе с тем он не старался кому-то угодить или заиграть с публикой. Это было просто спокойное величие человека, который понимает и знает о жизни если не все, то очень многое.
Вместе с тем могу рассказать много историй, когда люди, даже мало-мальски не сравнимые с этим великим артистом, вели себя так, будто к нам спустилась звезда воистину космического масштаба. Люди научились побеждать алкоголизм и наркозависимость, но против звездной болезни лекарства, как мне кажется, нет. И поэтому самое страшное испытание в жизни любого человека — это медные трубы.

— Но нам, журналистам, деваться некуда: зритель хочет видеть на экране звезд, а те — живые ведь люди — не всегда находятся в хорошем расположении духа.
— Когда-то давно у меня был показательный случай с Лаймой Вайкуле. Она категорически не хотела давать нам интервью и в принципе никуда не хотела ехать. Поэтому сами приехали к ней после концерта в КЗ “Минск”, устроили там маленький павильончик. Она пришла, но интервью, по большому счету, не состоялось. Лайма отвечала довольно односложно, и я не знал, что потом делать с материалом. И все-таки решил его показать, поделившись, правда, своими сомнениями в необходимости этого со зрителями. И потом в городе встретил одного из них. И он сказал мне спасибо.

— Не любит Лайму?
— Вовсе нет. Ему было интересно увидеть ее с другой стороны. Да и вообще узнать, что у нас не все бывает гладко. Мы спрашиваем — герой жмурится от удовольствия и выдает фразы, которые можно записывать за ним и цитировать потом всю жизнь. Но тогда поэт был еще, что называется, больше чем поэт. Моя программа выходила в прайм-тайм, в девять часов вечера в воскресенье. Телеканал НТВ еще не вещал в Беларуси. Было ОРТ, РТР и единственный белорусский. Вот они и соревновались за зрителя. Поэтому обсуждение гостя нашей студии начиналось в понедельник, когда люди приходили на работу.

— Ох, где те времена…
— Изменились времена, изменилась аудитория. Теперь рейтинг программы в какой-то степени можно просчитать, руководствуясь количеством ее просмотров на “ютубе”. И если успех Павла Воли в “Простых вопросах” вполне можно было прогнозировать, то ажиотаж вокруг программы с несостоявшейся подружкой солиста Ivan Настасьей Самбурской мне, например, понять трудно.
Есть, конечно, чувство внутреннего удовлетворения, когда после программы ты с телезрителями открываешь для себя нового человека. У меня было такое, когда в гости пришел философ, академик Вячеслав Степин. Я потом начал читать его книгу — перед сном, но это, конечно, невозможное занятие. Она не детектив, не бестселлер — все время наталкиваешься на вопросы, которые хочешь задать автору.
Получаю огромное удовольствие от работы над своим проектом “Простые вопросы” (выходит в эфир на телеканале СТВ во вторник и четверг в 23.00. — “ПБ”.). После возвращения в профессию в качестве интервьюера я стал иначе относиться к подготовке. Уже нет наскока, более тщательная подготовка и выбор собеседников — хочется услышать от них ответы на вопросы, которые волнуют меня сейчас, и суметь выстроить драматургию беседы. Временной формат стал меньше, и потому надо успеть многое рассказать за собеседника.
Поэтому у Ника Вуйчича надо сразу спросить, почему бог так несправедлив к людям, почему одному при рождении он дает все, а другому почти ничего. А у Познера, как у человека неверующего, спросить не о боге, а о дьяволе, который может искушать человека, принимая разные обличия, в том числе интеллигентного человека в очках и в возрасте, с безукоризненными манерами, которому так и хочется верить. А в итоге получается как всегда — у верующего человека нет вопросов, а у неверующего ответов. И потому многие мои знакомые совершенно сознательно ушли в веру. И с ней жить проще. А я все время копаюсь в себе, сомневаюсь, спрашиваю у собеседников. Например, у Екатерины Рождественской, дочери великого советского поэта, фотографа и журналиста, переводчицы, модельера, интересного творческого человека: почему людям при рождении достаются разные лица? Кому-то красивые, кому-то не очень? Это получается просто так, или же в этом есть какая-то закономерность?

— И?
— Она сказала, что у каждого человека есть свое древо предков и все достается от них.

— Предсказуемо.
— Но это же не говорит о том, что мое любопытство удовлетворено. Возможно, в несколько иной форме спрошу об этом у другого собеседника, к которому почувствую такое же расположение. Возможно, закрою для себя этот вопрос, когда услышу удовлетворяющее меня объяснение. Но хочу слышать разные мнения и разные версии, потому что очень много людей в мире задаются проблемами подобного рода.
Человеку думающему вообще свойственно сомневаться. Потому что идти строем в ад могут только не очень далекие люди, полагающиеся лишь на нехитрый постулат, что так делают все. Но история хранит немало примеров, когда как раз таки большинство и ошибалось.
Вечные вопросы — как рождается в человеке творчество и любовь? Жизнь слишком коротка для одной любви или, наоборот, слишком длинна? И противоестественно ли это — прожить столько лет с одним лишь человеком, когда их так много вокруг, красивых и разных? Все естественное или божественное предначертано сверху? Я спрашивал об этом у того же Познера, и он улыбался, говоря, что и эту тайну человечество скоро раскроет — как узнало когда-то секрет северного сияния, казавшегося нашим прадедам волшебным и неземным.

— Ты часто встречаешь идеальных героев?
— Совершенно точно знаю, что все известные люди, независимо от их успехов в искусстве или в спорте, далеко не всегда успешны в личной жизни. А есть многие другие, у которых нет этой славы и обожания толпы, зато они абсолютно счастливы с человеком, которого раз и навсегда встретили в жизни. Наверное, весь их фарт ушел именно туда. Гармония.

— А что делать тем, у кого нет ни первого, ни второго таланта?
— И я тоже думаю о вселенской несправедливости, которая достается вот этим третьим людям. Сам ли человек является кузнецом своего счастья? Воздается ли ему по заслугам при жизни, хотя бы в самом конце? Кто прав: невзрачный философ или, например, удачливый бизнесмен Александр Шакутин, который заявляет со свойственной ему прямотой, что любви нет, а есть лишь одно только плотское влечение?

— Я вот тех, кто знает ответы на все вопросы с железобетонной уверенностью в своей правоте, почему-то не люблю.
— А меня удивляют те, кто на вопрос, хотели бы они что-нибудь изменить в своей жизни, если бы представилась такая возможность, ни секунды не подумав, отвечают: “Ни в коем случае!” Ну как так — ведь не может быть, что ты все и всегда делал правильно. Да и в любом случае, мог бы пережить совсем иные эмоции и жизнь могла открыться тебе с другой стороны.

— Да, встретил бы другую женщину — и все пошло бы иначе…
— Знаешь, недавно посмотрел кино с Софи Марсо — называется “Одна встреча”. Сюжет банален: встречаются двое женатых людей, и между ними происходит вспышка. Герой советуется с другом, и тот, конечно, приветствует предстоящее любовное приключение приятеля. А тот отвечает, что еще несколько лет назад нашел бы в этом новый виток интереса к жизни, но теперь считает, что настоящие герои — не те, кто коллекционирует новые победы, а те, кто может сохранить и сберечь старые отношения. Сохранить верность.
Что касается меня, то я больше времени проводил бы с отцом и дочерью, был бы более внимателен к друзьям, которых обидел, начав терять ощущение реальности. Все-таки власть, широкий круг приятных и серьезных знакомств не могут не сказаться на человеке, и он подспудно начинает урезать время для тех, кто всегда знал его как обычного парня. Надо признать: я тоже заразился звездной болезнью, но, к счастью, уже переболел. И, глядя на жизненный путь с вершины 44 лет, мне, признаться, хочется, чтобы некоторых встреч в моей жизни не было. Тогда определенно был бы более счастлив.
А вот отец — это да… Он всю жизнь курил, и мы с мамой пытались отучить его от этой привычки. Я, например, табак не приветствовал никогда. Сейчас могу только сигару закурить, да и то в конце рабочего дня, когда надо дать голове отдохнуть.
Так вот отец всегда прикрывался Львом Яшиным, которого искренне боготворил и в общем-то хорошо знал. Лев Иваныч, оказывается, курил всю сознательную жизнь, и никто с ним ничего поделать не мог. В конце концов, ему разрешили это делать легально — единственному человеку в московском “Динамо” и сборной. Он, правда, этим не злоупотреблял, делая затяжки в душевой перед матчем. Но, судя по тому, как играл, никотин отменно действовал на обостренные вратарские нервы.
Папа успел рассказать о футболе больше, чем я потом прочитал о нем в газетах. От него услышал об Алексее Хомиче, который заработал прозвище Тигр в турне по Британским островам. Две недели, легендарный матч в тумане с “Арсеналом” — и он остался Тигром на всю оставшуюся жизнь, успев, к счастью, привести минских динамовцев к первым в их истории медалям в чемпионатах СССР в 54-м году.
А Эдуард Васильевич Малофеев? Я ведь тоже познакомился с ним через отца. Они испытывали друг к другу искреннюю симпатию, и я, признаюсь, тоже заразился ею к самому искреннему тренеру Советского Союза. Для меня он не изменился до сих пор — все тот же открытый и добрый человек.

— Говорят, послечемпионская отлучка в Москву сильно его поменяла. Хотя кому я это говорю… Хрусталев ведь, поди, тоже вернулся из белокаменной другим человеком?
— По идее “завоевывать Москву” надо было ехать лет в 25. Например, вместе с командой КВН БГУ — ребята перебазировались туда почти в полном составе и, как показали дальнейшие события, сумели раскрыть там многие свои таланты. Но в то время — в начале 2000-х — я был генеральным продюсером БТ и в общем-то был востребован.
В Москве на канале СТС я не был творческим работником, занимался скорее продвижением контента за пределы России. Зато удалось увидеть телевизионное производство, стоящее на профессиональных рельсах. Там оно не несет столько абсурда, как у нас, поскольку отсутствует главный механизм оценки успешности. Телевидение, наверное, наш единственный национальный ресурс, который не поддается никакой разумной регулировке. Никто из наших соседей такого не позволяет.
Существует множество непонятных структур, занимающихся ре- трансляцией телеканалов, которых, разумеется, тоже невероятное количество — даже я их не все знаю. Другими словами, есть одна большая труба, к ней приделано множество самых разнообразных трубочек, которые что-то там для себя отрывают и фактически растаскивают рекламные доходы. Пользы от последних практически никакой, только вред — таким образом, мы теряем деньги для оплаты специалистов, которые делали бы хороший продукт. Мы могли бы не брать из бюджета деньги на трансляцию Олимпиад или чемпионатов мира, а заработать их.

— А можем ли мы снимать свои самодостаточные телесериалы?
— Понимаешь, люди, которые делали “Кухню”, “Молодежку” или “Папиных дочек”, начинали даже не с “Солдатов”. Еще до них уже была какая-то история — россияне в этом плане прошли значительный путь. Даже при том, что много сценариев было написано белорусами, мы не можем прийти и перепрыгнуть через три пролета.
Все должно иметь свой смысл и коммерческую основу, потому что выбрасывать деньги на воздух мы уже научились, хочется начать и зарабатывать. Мне очень нравится литовский путь — кстати, им идут и другие небольшие европейские страны. Они снимают малобюджетные фильмы по франшизе или по собственным сценариям. Выходит, например, очень успешный французский комедийный фильм и его начинают переснимать по всей Европе, каждая страна со своими селебрити. Они не претендуют на многое, но свою славу имеют. Так же как и сугубо национальные проекты. Людям нравится, залы заполняются. Может, не очень большая выручка, учитывая количество населения, но ведь и затраты не космические. Гигантский промоушн таким фильмам тоже не нужен.

— Приятно, что ты назвал наших известных людей селебрити, а не звездами…
— Звезда белорусской эстрады — это звучит как проклятие, согласен. Кто-то придумал это словосочетание и его стали штамповать все кому не лень. Но надо отделять мух от котлет. Я это не так давно понял — не тогда, когда мы начали делать первый выпуск “Песни года”. Без ложной скромности, тогда это было что-то мегауспешное. Достаточно сказать, что по объемам продаж диски с записью концерта уступили лишь альбому Земфиры. Просто у всех накопилось такое количество шлягеров, что успех можно было предугадать.
А потом, когда поработал в продюсерском центре “Спамаш”, понял, что зрительные залы по билетам гарантированно могут собрать лишь единичные артисты. Вот они и есть Артисты с большой буквы. Люди, которые просто пашут с утра до вечера и для которых эстрада — дело всей жизни. Сейчас все просто — и песню записать, и фильм снять, и несколько интервью раздать. Это стало просто одним из видов развлечений, но, по сути, все эти люди — пыль, которая оседает и не оставляет после себя следа.

— Самый уверенный след, на мой взгляд, это Михалок.
— Как мне кажется, Сергей — это персонаж, который находится уже вне музыкальной культуры. Ты меня спроси о его последних песнях, я и не отвечу, хотя всегда интересовался его творчеством. Отношусь к нему с большим почтением, в далекую студенческую пору в 93-м мы даже вместе концерты играли. Но сейчас, когда пришел в один из московских клубов на концерт его группы, не почувствовал того восторга, который испытывал раньше.
Михалок, конечно, человек уникальный. Очень много рокеров перешли в “попсу”, но он, наверное, единственный, кому удалось обратное путешествие. Я, например, не любитель этого направления, но, знаю, многие люди приветствовали это его перерождение — и в первую очередь он сам. Здорово, когда человек может совершать резкие развороты в жизни, ничуть о них потом не жалея.

— Вот кого надо было на “Евровидение” от Беларуси отправить. Или все-таки Солодуху с крыльями?
— Да я бы вообще не заморачивался на персоналиях, а устроил бы из этого грандиозное шоу длиной на полгода — так, как я его вижу. Все наши лауреаты почему-то считают этот конкурс медом намазанным, а ведь, по большому счету, из него чистым вышел только Тео. Для остальных он стал каким-то проклятием.
Все почему-то готовятся к “Евровидению”, как спортсмены к Олимпийским играм, — и непременно что-то ждут по его завершении. А не надо ничего ждать. Относитесь к этому не как к пику карьеры, а как к интересному приключению и просто идите дальше. Вы же артисты, боритесь за зрителя, удивляйте его. Делайте работу, которая вам нравится.
Однажды седьмое место на “Евровидении” заняла литовская команда, составленная из местных селебрити — трех журналистов, двух спортсменов и еще кого-то. Они чего только не делали — снимали штаны, эпатировали, пели о том, что они чемпионы “Евровидения”. Люди просто прикалывались и хорошо проводили время, заняв при этом место, о котором нам, со всей громоздкой и чрезвычайно серьезной государственной машиной поддержки, приходилось только мечтать. А финские “Лорди”? Да у нас их даже в отборочный тур не пустили бы.
Знаешь, после долгого перерыва я еще не насладился творческой работой. И хотя за год у меня побывало более ста собеседников, не устал. Получаю удовольствие от общения с ними. Дорвался до любимого Олега Митяева и наконец выдал ему все, что думаю о его творчестве. О том, как он рождает гениальные стихи, откуда они к нему приходят, через какие переживания и ассоциации. У меня была своя версия, он ей был удивлен: мол, да ни о чем я не думаю — просто пишу, и все.

— Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…
— Именно.

— Режиссер Астрахан вообще уверен, что Пушкину диктовали стихи откуда-то из космоса.
— Мне для написания песни всегда был нужен какой-то щелчок или идея. Какая-то фраза, вокруг которой все и крутилось. У меня так, у профессионалов по-другому. Антонов утверждает, что может просто сесть и написать песню. Но почему-то не пишет. Как говорится, пусть новые пишет тот, у кого старые плохие. Но я ему верю.
На самом деле мне, чтобы написать более или менее приличную песню, которую с удовольствием возьмут потом в эфир FM-станций, понадобится не больше нескольких часов. Это будет не мегахит, но тем не менее. Сейчас этим не занимаюсь, но знаю, что при необходимости смогу.
Люблю профессионалов. Академик Степин, о котором уже говорил. Александр Тиханович, вернувшийся в свое время чуть ли не из ада — и который сегодня работает с такой отдачей, что и у молодых-то не часто увидишь. Восхищает наш знаменитый трансплантолог Олег Руммо, который спасает людям жизни. Но это все люди, что называется, прошедшие через жизнь, уже много знающие, умудренные опытом. А вдруг повеет такой свежий ветерок и подумаешь: боже, как же давно я его не ощущал…
Имею в виду Сашу Герасименю и Владислава Гончарова. Может, это эйфория спортивной победы. Может, эти люди достигли пика своих возможностей, реализовали себя и теперь чувствуют свободу, которая известна лишь покорителям Эвереста.
Заметно, что у Александры характер отнюдь не простой, а вот наш чемпион действительно как майский ветерок. Зашел в студию, и все как будто оказались на Балтийском побережье. Мне очень интересно, каким этот парень станет потом. Ведь история знает немало случаев, когда одержанная в юном возрасте большая победа играла с героем плохую шутку. Не хочу, чтобы Гончаров повторил чью-то грустную историю. За эти двадцать минут эфира он по-настоящему стал нам близок.

— Нам всем хотелось бы, чтобы спортивные звезды сияли вечно. Увы, этой привилегии у них нет — не то что у артистов. Можно ведь и в 70 лет получать звания и награды.
— Можно. Но всех ли из них мы любим так же искренне, как в двадцатилетнем возрасте? Исключения довольно редки. Я, например, на всю жизнь запомнил концерты с Владимиром Мулявиным в Москве. Мы вели их с Еленой Спиридович в Концертном зале “Россия”. А после них я записывал программу с Владимиром Георгиевичем. Конечно, тогда был совсем молодым и не поговорил с ним так, как сделал бы это сейчас. Но запомнил этот ажиотаж на концертах, этот биток — днем и вечером. Видел фанатов Мулявина, у которых точно так же были отпущены усы, и понимал… Нет, тогда еще не понимал, что людей с таким масштабом дарования в жизни встречу очень мало. Они все штучны, и потому, наверное, до сих пор приятно греет теплота, с которой ко мне относился легендарный песняр. Хотя уже тогда даже моему плохо вооруженному глазу было заметно, что внутри “Песняров” что-то происходит.

— Тебе сейчас либо книги писать, либо в депутаты идти.
— Знаешь, а среди депутатов тоже есть немало интересных собеседников. Я же приглашаю к себе на ток-шоу разных людей и наблюдаю за ними. Например, очень симпатичен Валерий Бороденя. Ходит на все доступные заседания Совета министров. Вникает во все тонкости тем, которые, как он считает, помогут ему лучше сориентироваться в том или ином вопросе. Видно, что он этим живет. Недавно записывал интервью с Игорем Марзалюком, Вадимом Лакизой, Валерием Воронецким. Каждый имеет свой взгляд, к примеру, на путь возрождения национального самосознания. Но совершенно очевидно, что это далеко не безразличные и бесчувственные чиновники. Люди дела — вернее, даже результата.
Вадим Девятовский тоже на своем месте. Мне кажется, наш спорт нашел замечательного чиновника из бывших чемпионов, исполнив старую мечту целых поколений спортсменов, которые хотели бы видеть у руля человека из своего круга, а не присланного по почте. Таких людей, как Валерий и Вадим, в наш парламент надо побольше.

— Ты так и не ответил о своем депутатстве.
— Может, в другой жизни? Пока лучше “Карточный домик” посмотрю. Кстати, отлично сделанный сериал. Ты, конечно, видел?