“Пшеки” 1960 года. Дебют брестского “Спартака”

В канун шестидесятого сразу трем белорусским областным центрам выпало счастье: Спорткомитет СССР выделил штаты на формирование команд мастеров. Профессиональных, по сути, коллективов, где спортсмены получали зарплату за тренировки и игру.
Париж стоит мессы! Города, десятилетиями варившиеся в своем соку, начинали участвовать в регулярном союзном чемпионате. С весны до зимы! С разъездами!
Годом раньше подфартило Гомелю. Второй по масштабам белорусский город получил прописку на футбольной карте страны. На Соже хватало местных любителей, но ставку решили сделать на выпускников минской ФШМ, а бразды отдать их наставнику Павлу Баранову, приехавшему с приятелем — тренером юношей “Урожая” Вадимом Радзишевским. Первый блин вышел комом: последнее место без единой победы с гигантским отставанием от пелетона. Но опыт — дело наживное. На другой сезон, когда в класс “Б” включили Брест, Витебск и Могилев, гомельчане считались уже бывалыми.

Своих тренеров нигде, кроме Минска, не было. Что объяснимо: в классе “А” с перерывами играла лишь главная команда, институт физкультуры тоже готовил кадры в столице. Отсюда и стали командировать специалистов на открывшиеся вакансии. Могилевский “Химик” в первый сезон возглавил 36-летний экс-динамовец и тренер ФШМ Владимир Мацкевич, довольно скоро это дело оставивший, переквалифицировавшись на судейство. В витебское “Красное знамя” отдали гостренера Алексея Шпаковского, работавшего с юношами республики. Наконец, в город над Бугом, где команду создавали под флагом “Спартака”, уговорили отправиться прочно осевшего в столице брестчанина Виталия Косенюка, преподавателя ИФК, успевшего поиграть в минском “Динамо” и поработать в нем тренером.
Мягкий, интеллигентный человек, игравший на флейте и говоривший с легким польским акцентом, он был единственным уроженцем Бреста в новой брестской команде. Хотя нет, взял на развод полузащитника Александра Тарасюка — 24-летнего помощника машиниста, выступавшего за местный “Локомотив”. В остальном играли приезжие — восточные белорусы, несколько россиян да армянин Жора Саакян. Тем не менее на чужих стадионах команду встречали по прописке — в Витебске, Могилеве, Гомеле кричали с трибун: “Пшеки!”
“Пшеками” и не пахло. Из довоенных команд — польских “Погони”, “Кресов”, “Руха”, еврейских ЖКС и ЖТС (“Жидовски клуб спортовы”, “Жидовске товажиство спортовэ”) — поляки попали в депортацию и сталинские лагеря, ушли с армией Андерса или выехали по линии послевоенной репатриации, а евреи сложили головы в годы оккупации. Новую генерацию игроков, поднимавшуюся из дворового футбола, тренировать и просеивать было некому. А тут как снег на голову отмашка: даешь срочно команду мастеров!
Собирали по миру впопыхах, списывались кто кого знал, некоторые приезжали самотеком. Среди тех, на ком Косенюк остановил выбор, были защитники Юрий Бочкарев, Борис Караваев, Анатолий Рябов, полузащитники Сергей Ильин, Евгений Козлюк, Александр Тарасюк, нападающие Виктор Жимерикин, Владимир Шиманович, Виктор Богомолов, Виктор Шумарин. Намаялись с вратарем, не слишком надежным Константином Шуцким, пока второй тренер, ленинградец Анатолий Захаров, не позвал из Питера Виталия Худана. Того самого, которого по итогам сезона болельщики назовут лучшим в команде, а федерация наложит дисквалификацию за самовольный отъезд в “Зенит” в конце года. И придется — попалась, птичка! — возвращаться…

Чемпионат спартаковцы открывали в Бендерах. В канун матча подошли к стадиону, где тренировались соперники, местный “Ниструл”. Сергей Ильин, первый капитан, вспоминал: посматриваем через решетку, а молдаване что ни удар — в “девятку”! Ильин постарше других был, поопытнее, за Харьков поиграл — и то не по себе стало, а ребята шепчут: “Михалыч, куда мы попали…”
Но футбольный бог любит первачков: хозяева всю игру давили — а забивали брестчане в контратаках. По ходу матча вели 5:0 и при этом не раскрывались, сбивали темп, отдавали вратарю, перепасовывались в “квадратах”… В итоге все что позволили сопернику — гол престижа.
А через неделю “сгорели” в Кишиневе “Виерулу” — 0:3.
Зато в Брест пришел праздник, у болельщиков появился объект критики и любви. А соперники! Люди не то что команд — городов таких зачастую не знали: первыми приехавшими были “Лори” из Кировакана (0:0), “Ширак” из Ленинакана (1:0), ереванский “Буревестник” (3:0). Спартаковцы поднялись в группу лидеров, и только четвертому гостю — будущему победителю зоны тбилисскому “Локомотиву” — уступили 0:1.
Матчи проходили на стареньком польском стадионе “Локомотив” с гарево-травяным покрытием: большая часть поля была засыпана мелким угольным шлаком. В ширину, чтоб соблюсти размер, пришлось на добрый метр выйти разметкой на беговую дорожку. В таких условиях отыграли полкруга, пока строители готовили городской стадион “Спартак” — сооружали деревянную восточную трибуну, которой не было вовсе, и наращивали западную.
“Локомотивом” стадион назвали после войны. При Польше более резонансным объектом для горожан был стоявший в полсотне метров от поля Клуб железнодорожников “Огниско”. По старой памяти продолжали говорить, собираясь на футбол: идем на “Огниско”.
В два польских десятилетия — до тридцать девятого года — здесь, равно как и на главном стадионе имени Пилсудского (позже “Спартаке”), одиноко стояла высокая трибуна, накрытая козырьком. Ее каркас был сварен из рельс, игровые ворота — по разным воспоминаниям, не то из труб, не то из рельс тоже, но главной особенностью их была не капроновая, а металлическая сетка.

В конце войны стадиону досталось от авиации: сразу за забором лежали пути, служившие целью бомбометания. В один из налетов трибуна сгорела. От взрывов или пожара покрутило рельсы остова. Футбольное поле было изрыто ямами, в которые, как в окопчики, съезжали при появлении самолетов немецкие танки.
После войны все пришлось восстанавливать. Руки дошли в 1946-м, когда на субботник вывели молодежь железнодорожного узла. Рядом посадили духовой оркестр, под марши которого бодрее махалось лопатами и ломами. Засыпали рвы, ровняли беговые дорожки. Сварщики обновили каркас трибуны — уже пониже и без крыши.
Поставили стандартные ворота, подсеяли траву, выправили дорожки и виражи для трековых гонок, корт, волейбольную и баскетбольную площадки. Здание бывшего “Огниско” перекроили в спортзал, подняв на два метра стены. Пристроили раздевалки и пункт проката инвентаря, тех же коньков, на которых гоняли зимой по катку, заливавшемуся поверх поля. А под клуб железнодорожникам передали костел на Граевке, богохульная такая комбинация.
Старый добрый “Локомотив” прослужил городу еще пару десятилетий. Пока не попал в зону расширения “Газоаппарата”. Сговорились на том, что завод в другом месте построит спортивные объекты по перечню — футбольное поле, трибуну, площадки, спортзал, после чего физкультурники туда перейдут. Всё так и сделали, игровой зал возвели лучше чем был, добавили борцовский, запасное футбольное поле. Только место нашли ни в какие рамки — старое еврейское кладбище. Когда делали планировку под поле, стали выкатываться черепа, город загудел. На совещании в горкоме партии нашли выход: не разравнивать, а возить землю из девятого форта — на полметра подняли уровень.
Неплохой стадион получился, только как-то на новом “Локомотиве” не игралось и травм было много.

А тогда, весной шестидесятого, на намоленном старом “Локомотиве” у брестских спартаковцев поперло. И, такое совпадение, стоило перейти на реконструированный “Спартак” — игру как языком слизало. Завершили сезон на предпоследнем, 15-м, месте. Остальные белорусские дебютанты тоже не блеснули. Могилевский “Химик” оказался всего двумя строками выше, витебское “Красное знамя” — тремя. Гомельчане закончили сезон девятыми, и лишь бывалый минский “Урожай” занял второе место, но был расформирован как распыляющий футбольные кадры и отнимающий зрителя у “Беларуси”.
Игроки распавшейся команды разъедутся по городам. Бресту от урожаевского пирога достанутся Василий Кадров, Станислав Юркевич и Александр Манойло.