Великая о насущном. Екатерина Карстен: иногда боюсь думать о будущем

Катя прилетела на прошлой неделе в среду, а уехала в воскресенье. Причем сетовала, мол, здесь ей так взяли билеты, что пришлось незапланированно задержаться на субботу, а это выходной день — толку-то от него. Разве что с родственниками больше времени пообщаешься.
В компании родственников я Катю в субботу утром и застала. Она ночевала в квартире у тети, в той самой, где мы встречались в трудный для Карстен период, в 2009 году. Напомню, в том сезоне Екатерина Великая неожиданно пропустила все этапы Кубка мира — сначала из-за травмы, а потом, как сообщил ее немецкий тренер Норберт Ладерманн, “из-за разногласий с Минском, который не выполняет своих обязательств, в том числе и финансовых” (“Екатерина Великая гарантировала медаль в Лондоне-2012, а в ответ ей перекрыли кислород”, “ПБ” от 30.07.2009). К нелегкому 2009 году Катя не раз обращалась в разговоре и теперь, видно, забыть трудно. Подчеркну, она тогда с большим преимуществом выиграла чемпионат мира и тем самым доказала свою правоту.
В начале подготовки к олимпийскому сезону “ПБ” вновь писал о нерешенных вопросах именитой гребчихи, которая осталась без врача и спарринг-партнеров. Карстен тогда сказала по телефону: “Мы говорили о своих проблемах в августе, до чемпионата мира. Говорили после чемпионата. В федерации, Министерстве спорта нам только обещают: “Все для тебя сделаем!” Уезжаю в Германию, и все остается по-прежнему. Ничего не сделано.
Пошел последний год перед Олимпийскими играми. Хочется спокойно готовиться и сконцентрироваться на результате, а не отвлекаться на проблемы. Что, мне опять к Лукашенко обращаться? Не знаю…” (“Внутреннее дело Г.”, “ПБ” от 20.10.2011).
И вот до Олимпиады, кстати, шестой для Карстен, неизменно возвращавшейся с медалями, остались считанные месяцы…

Без “мути” не бывает

— Какие вопросы успели решить?
— Их в принципе уже и не было. Только с лодкой что-то замутили. Ее заказали давно, и Министерство спорта уже работало, оформило все документы. Осталось только перечислить деньги в “Белспорт- обеспечение”, а они в свою очередь, как я понимаю, валюту покупают и пересылают на фирму.

— А что значит “замутили”?
— Ну, в прайс-листе для простых, так скажем, спортсменов одна цена, а мне делают лодку под заказ, специально под условия олимпийского канала, на котором очень сильные ветра. Конечно, такая лодка будет стоить дороже. Однако то ли наши не поняли что-то, то ли нем- цы, но произошла задержка. Наверное, из-за того, что директор “Белспортобеспечения” новый, не сразу во всем разобрался. Поехал выяснять даже на фирму “Эмпахер”. Теперь все должно быть в порядке. Мне обещали, что лодку оплатят еще в первом квартале.

— Как скоро вы обычно привыкаете к новой лодке?
— Быстро. Однажды привезли, и я сразу, даже без тренировок, пошла гоняться на ней на этапе Кубка мира. Правда, она была по конструкции точно такой же, что и старая. А сейчас делают другие борта, чтобы волна не захлестывала. В чем там суть, толком не знаю, потому что сама не видела, это тренер ездил на фирму, заказывал.

Как робот: туда-сюда, туда-сюда!

— Последний раз мы встречались осенью. Как провели отпуск?
— Да какой отпуск… Дома в квартире работали, балкон убирали. Можно, конечно, было бы куда-то поехать, но в сезоне и так постоянно в дороге. Да и Александре надо в школу ходить, там с этим очень строго. Мы же не можем так: сами на море, а ребенок дома.

— Ладно, уходит дочь в школу, а вы чем занимаетесь?
— Ничем особенным. По дому хлопочу. Потому что когда тренируешься, прибрать-то приберешь, но все равно накапливается. Вот в этот отпуск на балконе порядок навели. В позапрошлом году в комнате Александры ремонт сделали, обои переклеили.

— Прошлогодняя девальвация сказалась и на ваших с мужем зарплатах. Как прожили зиму?
— Ну что жаловаться. Когда упал курс рубля, все оказались примерно в одинаковом положении. Может, в Беларуси на нашу зарплату было бы и легче прожить, чем в Германии, но ничего, перезимовали. А сейчас то ли коэффициент, то ли размер президентской стипендии — я в этом не разбираюсь — увеличили.

— Начиная готовиться к Олимпийским играм, вы сетовали, что остались без врача и спарринга.
— Да, 5 октября стала тренироваться. Доктор приехал в январе, а спарринг появился в феврале.

— Вы наверняка наслышаны о спорах: дескать, Катя такая сильная спортсменка, что спарринг ей не нужен. Поясните этим непонятливым людям, зачем он вам.
— Когда есть две лодки, то спортсмены заводят друг друга. Я становлюсь чуть впереди и, конечно, не хочу, чтобы девчонки меня догнали. Стараюсь как можно дольше удержать преимущество или уйти дальше. Мы и длительные тренировки проводим. Двойка идет быстрее, чем одиночка, но я пытаюсь сопротивляться, чтобы партнерши настигли меня не на десятом километре, а где-нибудь на девятнадцатом.
А что одна? Ну тренируешься, работаешь сама себе, смотришь на этот монитор, и все. Устанешь — и ладно, махнешь рукой и делаешь просто ради того, чтобы сделать. А здесь видишь соперника, азарт на каждой тренировке, интерес, и как-то меньше чувствуешь усталость. Когда так изо дня в день, повышается выносливость, работоспособность. Это самая главная причина.
Но есть еще и другая. Приходишь в зал тренироваться. Одна. Темно, особенно зимой. Включаешь свет. Вокруг все серое. Даже поговорить не с кем! И как робот на этом “Концепте” — туда-сюда, туда-сюда! Так и язык родной забудешь, пока тренируешься…

Про Беларусь и Германию

— Не рассматривали вариант присоединиться к какой-либо иностранной группе? Все-таки ваш тренер Норберт Ладерманн — немец, и мог бы содействовать в случае с соотечественницами.
— В Германии такая система, что спортсмены из национальной команды тренируются где-то у себя, а приезжают в Кельн, где я тренируюсь, только по выходным — и то не всегда. В основном я на канале вообще одна. Чаще всего вижу только ветеранов. Или детей. Вот дочь Александра начала заниматься в местном клубе.

— Выходит, вы даже не видите, как работают соперницы?
— Нет, конечно. Во-первых, Германия больше, чем Беларусь. Во-вторых, у них больше спортсменов. Тренируются кто где. Женская национальная команда, например, — в Потсдаме. В Кельне раньше часто проводились международные соревнования. Но сейчас там можно увидеть только весенний чемпионат страны среди мелких лодок.
Гребля в Германии очень развита, много каналов, спортсменов. Вот Александра участвовала в областных соревнованиях на тренажерах “Концепт”, и в ее возрастной группе (13-14 лет) было 44 девочки.

— Ого, какая массовость!
— Да. А у нас, наверное, на всю страну занимающихся всех возрастов ненамного больше наберется.

— Вы живете за рубежом уже давно и можете сравнивать, как развивается гребля там и здесь. Сейчас в нашей стране в этот вид спорта особо и не идут. Каким образом вернуть к нему интерес, как думаете?
— Если взять олимпийский цикл, то в Беларуси народ действительно больше уходит, чем приходит. Не знаю, наверное, в этом есть и какая-то вина главного тренера. У нас в гребле все время идет вражда между тренерами. Есть у кого-то один-два лучших спортсмена — и не отдают в национальную команду. Говорят: мол, зачем отдавать, если их там за людей не считают и смотрят: “Ага, с тренером я не разговариваю, значит, спортсмен не будет сидеть в лодке”. Нет бы сделать экипаж хороший. Взять даже этих девочек — двойку безрульную, которые на чемпионате Беларуси в прошлом сезоне выиграли у Гелах с Бичик, когда у Натальи со здоровьем что-то случилось.

— Что за девочки?
— Фамилий, честно сказать, даже не помню. Их что-то там мурыжили-мурыжили, и в конце концов они бросили. А сейчас в восьмерку, которую хотят послать на олимпийский отбор, некого сажать.
Те девочки были сильные, а с ними незадолго до Олимпиады так обошлись. Они должны были, согласно критериям, ехать на чемпионат мира. Однако Синельщиков заявил, что снова поставит две лодки на старт, чтобы выяснить, кто лучше. Причем дело до этого все-таки не дошло. Девочек вызывали на сбор, а их тренера Квятковского — нет, и так далее. В итоге хорошие спортсменки ушли из спорта.

— Как же наша восьмерка? Им уже в мае предстоит отбираться на Олимпийские игры!
— В том-то и дело. Есть Гелах, Бичик. Фадеенко и Шлюпская, которые раньше со мной в Германии тренировались. Березнева. И одна юниорка, она хорошо среди сверстников ехала. Как раз пару человек не хватает.
А взять ребят — двойку безрульную. Даже не знаю, что у них там случилось, что им не сделали. В итоге эти спортсмены тоже бросили. А ведь надеялись, что они также попадут на Олимпиаду.
Сильнейшие уходят, а молодежь не так и легко заманить в греблю. Что сейчас молодым нужно? Смотрю по своей Александре: компьютер, знакомства в интернете, всякие “одноклассники”. Чем завлечь в греблю? Конечно, надо что-то придумывать, чтобы дети не только веслами махали, но и развлечения имели. Что им сейчас интересно? На роликах ездить, играть. Работы в этом плане много. Думаю, надо с родителями больше общаться, может, какие-то викторины проводить. В академическую греблю идут дети 13-15 лет (я пришла в 15) — это переходный возраст, тяжелый и для ребенка, и для его родителей.

— А как в Германии заинтересовывают молодежь? Александра же с удовольствием ходит на тренировки.
— Ну, Александру я еще маленькой в лодку сажала. Она со мной везде ездила и знает, что это такое.

— Сейчас-то, наверное, наблюдали за ее тренировками в клубе?
— Нет. Однако они тоже сразу сажают ребенка в лодку или на “Концепт”. Дочь ходит на занятия четыре дня в неделю. Играли бы в волейбол, баскетбол, футбол, но нет. А сейчас каникулы начнутся, так вообще сказали, что целый день там будут сидеть. Чем будут заниматься, не представляю. Даже не знаю, чем завлекают детей. В Германии же система другая: пока спортсмен не попадает в национальную команду, все оплачивают его родители.

— Занятия Александры для вас накладны?
— Еще нет, так как пока она никуда не ездит. Платим только клубу за тренировки. Сколько именно, не знаю — этим занимается Вилфрид.
Так что даже не в курсе, как в Германии идет популяризация гребли. Не заметила, чтобы ее часто показывали по телевизору. Вот соревнований действительно много: и клубные, и городские, и районные, и областные.

Кто на что горазд

— Сколько планируете провести гонок до Олимпийских игр?
— Каждую весну мы ездим в Бельгию, это часа три на машине от нашего дома. Мне не нравится там гоняться, потому что на канале всегда волна. Но мой тренер Норберт Ладерманн считает, что эти апрельские соревнования необходимы, чтобы адаптироваться к такой воде. Затем в конце месяца в Бресте пройдет Кубок Беларуси. На первый этап Кубка мира мы не едем.

— Почему?
— Норберту же надо все соревнования выигрывать, поэтому он решил: чтобы к Лондону подготовиться, начать выступать ближе к Олимпиаде. По этой причине участвую только во втором и третьем этапах Кубка мира. В паузе съезжу в Амстердам. Еще планирую быть на чемпионате Беларуси. И все.

— Соперницы по сравнению с предыдущими Олимпийскими играми не поменялись?
— Почти нет. Но шведка, которую я раньше сильно не боялась, взяла и выиграла в позапрошлом году чемпионат мира. Китаянка вернулась после перерыва. Новозеландка все растет. Новый человек — только немка. Она прежде сидела в экипаже, а теперь в одиночке. На этапах Кубка мира боролась со мной, в Мюнхене даже выигрывала, но я догнала ее на финише.

— Как ее фамилия? Боюсь ошибиться: Тилле?
— Ой, я тоже точно не скажу, вчера вспоминала и не вспомнила.

— В общем, соперницы для вас существуют не по именам.
— Я их по странам запоминаю. Нет, конечно, с Румяной Нейковой мы давно знакомы. И с Миркой Кнапковой долго соперничаем. Со шведкой только здороваюсь, она мне не очень нравится. Вилфрид со всеми общается. Если бы не он, я бы им только “привет” говорила, и все. Мирка тоже немного застенчивая. С ней вместе в прошлом году в Америку ездили на соревнования. Нас на экскурсии возили, мы держались друг друга и поэтому стали как-то ближе. В минувшем сезоне еще на допинг-контроле вместе сидели, тоже разговаривали. С россиянкой Левиной, конечно, нормально общаемся. А немка… Не нравятся мне такие люди, которые нос поднявши ходят. И когда с новозеландкой на соревнованиях здороваешься, она как-то очень себя высокомерно держит. Хотя когда после сезона ездили на длительные регаты в Швейцарию, пошли после финала в бар, поговорили — нормальная девчонка!

— Может, она на официальных соревнованиях просто боялась вас? Или настраивалась на гонку.
— Вероятно. Помню, был такой англичанин — одиночник-легковес. Если они с тренером несут лодку, а ты стоишь на их дороге, сметут! Не успеешь отпрыгнуть — пойдут прямо на тебя. Такая у него концентрация на гонку, ни на что не смотрит. А когда стал тренером, пригласил на регату “Оксфорд — Кембридж”. Приятным человеком оказался!

— А вы какая перед стартом?
— Мне кажется, такая же, как обычно. Конечно, концентрируюсь на гонку. Норберт всех старается предупредить, чтобы никто не подходил. Но мне простые разговоры “ни о чем” не мешают.

— Легко засыпаете перед гонкой?
— Вполне. Немного покачаешься-покачаешься и уснешь. Правда, когда в 2009 году пропустила этапы Кубка мира, соперников не знала, то волновалась больше: кто и как себя чувствует, какая тактика? А когда гоняешься постоянно, то знаешь, кто на что горазд.

Мелочи отвлекают

— Этим летом исполнится 25 лет, как вы в гребле. Целая эпоха прошла перед глазами! Как менялся ваш любимый вид спорта?
— Если брать период, когда развалился Союз и я начала выступать за Беларусь, то, конечно, у нас не было ни лодок, ни весел. Весла тренеры переделывали из тяжелых деревянных, лодки переклеивали по сто раз. Не было баз, каналов. Сейчас в Беларуси есть два хороших канала международного уровня. И лодки как-никак покупаются.
Все больше разной техники появляется: пульсометры, строук-коучи, приборы, читающие скорость. Сейчас выхожу на тренировку с тремя датчиками на лодке, и Норберт считывает всю информацию по компьютеру. Раньше, конечно, такое и не снилось. Тренеру стало легче работать, смотреть, контролировать. С каждым годом лодки становятся все лучше. Мне приобретали новую два года назад, сейчас заказали немного другой конструкции. Ведь все в мире развивается — компьютеры, телефоны. Поэтому прогресс идет и в спорте.
Что касается собственно гребли, то здесь, по-моему, ничего такого не происходит. Правда, на чемпионате мира в Польше мы следили по датчикам на берегу, каким темпом идут спортсмены, и были поражены. Просто бешеные темпы! Но мне все-таки кажется, что датчики неправильно показывали.
У каждого тренера свои требования к технике гребли. И спортсменов переучивать сложно. Когда я от Квятковского ушла к Ладерманну, моя техника изменилась, но не сразу, а постепенно. Сейчас гребу так, как хочет мой тренер. Однако когда приезжаю в Беларусь, мне говорят, что мало спиной работаю.

— Вас здесь еще и критикуют?
— Конечно. После пекинской Олимпиады такая критика пошла: “Ой, Катя, ты ж вспомни свою технику, как у Квятковского тренировалась — записи-то, наверное, есть. Посмотри, ты сейчас вообще никакая!”

— Это в 2009 году?
— Да. А потом, когда победила на чемпионате мира, все подчеркивали: “Мы же тебе говорили, вот поменяла технику — и выиграла!” А я думала: “Ага, так легко ее поменять”.

— Как вообще относитесь к подобной критике?
— Мне все равно. Вы говорите, а я свое дело делаю. Нет, конечно, обидно. У самих результата нет, а они мне тут указывают. Ну порассуждаешь-порассуждаешь, и все.
А вот когда Синельщиков начинает считать, сколько я зарабатываю, и добавляет то, чего не было, меня это сильно раздражает. Про технику же пусть говорят, что она у меня никакая, — я выигрываю медали, значит, все делаю правильно.

— Читала как-то по осени в официальном органе Минспорта интервью главного тренера Владимира Синельщикова. Он считает, что Карстен необходимо выделить отдельный бюджет и чтобы вы не выходили за его рамки. Как прокомментируете?
— По-моему, деньги так и выделяются. Как всегда говорили — по результату. Я в эти тонкости не вникаю, мне главное — тренироваться.

— Сейчас все устраивает, все в порядке?
— В принципе да. Конечно, как Норберт говорит, мелочи отвлекают. Например, сейчас с нашим отъездом из Минска что-то намудрили. Мы обычно приезжали на два дня, Норберт так и запланировал. А вдруг задерживаемся в Беларуси еще и на субботу — значит, пропускаю тренировочный день. Тренер волнуется. Или вот с новой лодкой кто-то кого-то не понял. Просто Норберт такой человек, что написал план — и все: ни влево, ни вправо, так и должно быть. Тогда спокойно. А если чуть-чуть изменения, он начинает нервничать. И меня дергает.
А так вроде бы все нормально идет. Мы в эти дни встречались с представителями федерации, с Петром Петровичем Прокоповичем разговаривали, к министру ходили. Особых проблем не вижу.

— А как у вас со здоровьем? Раньше то спина сильно беспокоила, то плечо.
— Сейчас уже нет. И дай бог, чтобы дальше так было. Пусть и без врача три месяца работала, но тренировки из-за болей в спине не пропускала. Нагрузки, объем — все пока идет по плану.

Звонок из Беларуси — стресс

— Вы с тренером Норбертом Ладерманном работаете с 2003 года. Ваш союз претерпел какие-то изменения за прошедшее время?
— Ну как сказать… Вначале было, наверное, лучше — в плане его характера. В том, что касается тренировок, он специалист мирового уровня. А характер с каждым годом все хуже и хуже.

— В чем это проявляется? Ладерманн — диктатор?
— Даже не знаю. Норберт вроде говорит, что у каждого свое мнение, которое тот должен высказывать. А сам не всегда придерживается этого. Конечно, такого нет, как было у нас раньше в сборной, когда потренировался, пообедал и спать, а Квятковский откроет дверь и слушает: ходит кто или нет. Норберт говорит, что каждый человек — личность. Однако все равно чувствуется какая-то тяжесть в отношениях. Он очень вспыльчивый, настроение меняется моментально. Вроде бы все хорошо, и вдруг из-за какой-то мелочи вспыхивает как спичка. Тяжелый характер. Вначале сдерживался, наверное. Приходил к нам почти каждый день, чаи гоняли, разговоры вели. А сейчас только по работе встречаемся: здравствуйте, до свидания — и все, уходишь. На тренировках, конечно, все нормально, Норберт весел, шутит, работа идет. Но как только из Беларуси позвонят и выяснится, будто что-то идет не так, он сразу срывается. А мне обидно: я-то здесь при чем, что могу сделать?

— То есть отрицательные эмоции у Ладерманна вызывают неурядицы, связанные именно с Беларусью?
— Да. А по поводу остального он сильно и не нервничает, все как обычно — рабочий процесс.

— У вас с ним контракт?
— Нет. У Норберта контракт с Министерством спорта.

— Может, он каких-нибудь местных девушек еще тренирует?
— Не имеет права, так как является тренером белорусской национальной команды.

— Значит, его зарплата, по немецким меркам, маленькая.
— Да. Особенно сейчас, когда она стала почти в два раза меньше, чем была. Норберт даже сказал, что собирается все бросить. Но он же без гребли жить не может. Я уже говорила, что у него все в компьютере. Прихожу посмотреть, и если куда-то спешила, но задала вопрос, то лучше бы его не задавала, потому что он как начнет все объяснять — времени не чувствует. Норберт фанат своего дела, и поэтому деньги для него хоть и важны, но на первом месте стоит работа.

Только победа

— Ладерманн настраивает вас на какой-то определенный результат? Он максималист?
— Да, хочет, чтобы я всегда была первая. Нацеливает меня именно на золото. В контракте, правда, написано: 1-3-е место.
Однажды я, Вилфрид и Настя Фадеенко поехали на коммерческую регату в Амстердам, а Норберт — на отбор в Брест с Катей Шлюпской. И я в полуфинале финишировала второй. Подумала: надо сэкономить силы, так как через три часа финал. Вдруг тренер звонит — наверное, по интернету результаты посмотрел. И в крик: “Почему проиграла? Да кому ты проиграла?!” В финале я была, конечно, первой. Наглядный пример того, что Норберту нужна только победа.

— Даже в полуфинале…
— Да. Взять Олимпийские игры в Пекине. Я же все гонки выигрывала. Там поставили спортсменов, которых в сезоне или даже за четырехлетний цикл вообще не видишь, — из Ирака, Ирана. Они едут, проигрывают минуту, полминуты точно. Но из-за них число гонок на Олимпиаде увеличилось: финал был пятой или четвертой по счету. И я должна была каждую выигрывать, чтобы показать, что сильная и никому не уступлю. Вот и докаталась…

— К финалу не успели восстановиться?
— Не скажу, что не успела, что устала. Доктор Дима Гук брал кровь на анализ после каждой гонки — я была в норме. Однако чувствовала какую-то апатию, моральную усталость. Даже сама не пойму, почему у меня в пекинском финале так все получилось. Сколько уже времени прошло — четвертый год идет, однако постоянно возвращаюсь к этой гонке, ищу ответ и не могу найти. Обычно на разминке апатия сменялась живостью, а здесь как будто заставляла себя что-то делать.

— Это состояние больше не повторялось?
— Нет. И кто там виноват или что виновато, не знаю…

И снова Игры. Не последние?

— До Олимпийских игр в Лондоне еще довольно много времени, но и не думать о них невозможно. Каким-то образом моделируете свое состояние? Все-таки у вас опыт просто фантастический — пять Игр за плечами.
— Первые Олимпиады я вообще не думала, была простая гонка, и все. А когда осознаешь, что от тебя ждут медаль, и к тому же золото, — это тяжело. Давит. Очень давит. Раньше я на это внимания не обращала.

— И когда появилось такое чувство? В 2004 году?
— В Афинах оно было не таким сильным, а в Пекине стало очень тяжело. Пытаюсь, конечно, отвлечься. Однако все-таки скоро будет 25 лет, как я в гребле. Гоню эти мысли, но…

— Катя, у вас уже столько медалей. Понимаю, что в гонках вас подстегивают внешние факторы. Но где находите мотивацию, чтобы выкладываться изо дня в день на тренировках?
— Даже не знаю, как объяснить… Вот кажется: зачем это мне? Тяжело. Устаю. Когда тренировалась одна, то и словом не с кем было перекинуться. И все равно говорю себе: надо, это же олимпийский год! Ведь когда на старт встану, сразу почувствую, если где-то недоработала… Я занимаюсь любимым делом. Мне нравится. Поэтому и работаю дальше. Люди ждут от меня результата, а я буду смотреть на какую-то усталость или плохое настроение?

— Короче, я поняла, что после Лондона вы останавливаться не намерены. Правда?
— Да, я так чувствую. Но еще вопрос, каков будет результат на Олимпиаде. Если плохой, то, думаю, меня никто не станет держать в команде. Однако будем надеяться на лучшее…

Что будет после?

— А вы задумывались, что будет после спорта? Чтобы не оставлять любимую греблю, может, тренером станете?
— Не нравится мне быть тренером. Я просто не могу им быть.

— Почему?
— Тренер должен быть жестче. Сказал “надо” — и все. А я не могу. Ладно Александре не в силах так сказать, это мой ребенок. А взять девочек, которые тренировались со мной как спарринг-партнеры: Катю Шлюпскую с Настей Фадеенко, или раньше были Таня с Олей. О новых говорить не буду, они совсем недавно приехали.

— Что за новые девочки?
— Совсем молодые, им по 19-20 лет. Настя Скробут и Таня Пигарева. Одна из них два или три раза ездила на чемпионат мира среди ровесников. А другая только второй год в гребле, до этого плаванием занималась.

— А помогут ли вам при подготовке к Олимпийским играм эти юные гребчихи, одна из которых совсем неопытная?
— Ну хоть веселее с ними. А так придется большую фору на тренировках на воде им давать. На “Концепте” более или менее держатся, стараются.
А что тренером быть не могу… Я на этих девочек смотрю, когда какие-то контрольные, и вижу: им так тяжело. И кажется: лучше уж сама за них все сделала бы. Устаю, и они еле ходят, а надо еще трудиться и трудиться. Будь я тренером, отменила бы им тренировку. Однако результата так не достигнешь. Вот почему это не моя работа.

— Куда тогда? Жизнь-то еще длинная…
— Да я и сама уже думала: куда? И не знаю, даже представить не могу, чем заниматься… Как-то давно в Швейцарии мне предлагали быть в клубе тренером у любителей. Может, и смогла бы. Любителей же не надо заставлять что-то неестественное делать, ни к чему до такой усталости доводить… В общем, пока ничего не придумала, куда идти.

— В сентябре прошлого года, во время празднования 20-летия НОКа, вы общались с представителями Европейского олимпийского комитета. Какие-то предложения от них прозвучали?
— Пригласили только на женскую конференцию. Я съездила ради интереса. Правда, вначале еще что-то на ней соображала, но потом и неинтересно стало, и надоело сидеть. Резко из лодки в кабинет — наверное, тяжело будет перестраиваться.
Вилфрид беспокоится за меня. Он хотел бы, чтобы я работала в международной структуре — МОКе, ЕОКе или где-нибудь еще. Но тогда надо хорошо знать язык. Муж надеялся, что я его выучу, однако сейчас олимпийский год и пока не до этого.

— По-немецки же вы говорите.
— Больше понимаю, чем говорю. В школе нам с четвертого класса преподавали английский. Учительница была хорошая, вроде и получалось у меня. Но в пятом классе иностранный язык стал вести классный руководитель. Так у нас не английский, а классный час шел! И когда через два года пришла новая женщина, она пыталась что-то с нами сделать, но уже куда, столько упущено. Потом, когда мы с Вилфридом жили в Уручье, его друг учил меня немецкому. Я как раз была в декретном отпуске с Александрой. И немного разобралась в грамматике. Однако если бы не Норберт, я немецкий и не знала бы. Разговорную речь понимаю, однако сказать мне трудно, набор слов получается. Все равно, конечно, общаюсь: с представителем фирмы “Эмпахер”, с родственниками Вилфрида, с лучшей подружкой Александры.

— Вот закончите вы с греблей, неважно, когда это случится. И где жить предполагаете: в Беларуси или Германии?
— Мы с мужем разговаривали на эту тему. Конечно, пока дочь учится, пока не стала самостоятельной, мы никуда не двинемся. А так Вилфрид хочет ехать в Беларусь.

— Разве у вашего мужа нет своего бизнеса?
— Раньше был, но сейчас Вилфрид ничем не занимается. Ему в Германии уже и не найти работу. Он перенес четыре или пять инфарктов, микроинсульт, поэтому его никто не возьмет. Он и водительские права боится менять, вдруг лишат.

— В общем, будущее туманно.
— Да. Я даже иногда боюсь и думать о будущем, что и как будет.

Неделовой человек

— А в Беларуси квартира есть?
— В олимпийских домах — пятикомнатная на двух уровнях. Мне ее еще после Сиднея подарили.

— Давно в ней не появлялись?
— Я вообще не помню, где она находится, честно сказать!

— Сдаете, наверное?
— Стоит! Мне уже все говорят: “Как ты можешь? Столько лет! Сколько денег можно было заработать!” Но этим же надо было заниматься. А сюда приезжаешь — только бы быстрее решить дела, связанные со спортом, и обратно, в Германию. Так и стоит квартира больше десяти лет…

— Неделовой вы человек, Катя.
— Совсем неделовой. Вот и говорю: повезло мне, что занимаюсь любимым делом. А больше я — влево, вправо — ничего не знаю…
С этой квартирой меня уже сумасшедшей считают. Председатель федерации Григоров как-то поинтересовался, что собираюсь с ней делать. И выяснилось, что она вообще на НОКе числилась! Ни продать ее, ни официально в аренду сдать. Хотя платила за квартиру я. Пришлось написать доверенность на федерацию, та в прошлом году переоформила документы на меня. Поэтому решила: раз квартира десять лет стояла, значит, ничего страшного, если и олимпийский год постоит. Там голые стены, вообще ничего нет. Что ж, займусь ею после Олимпиады…

Екатерина Великая тяжело вздохнула. В этот момент в комнату вошли ее сестра и тетя и напомнили, что пора ехать на очередную встречу. Карстен бросила взгляд на настенные часы (мы беседовали больше часа), удивилась: “А я и не заметила, как пролетело время…” Мы попрощались. Счастливо, Катя!