Андрей Жуков. У плохого судейства не бывает фамилий

Иными словами, сейчас Андрей ЖУКОВ интересен прежде всего как фигурант большой футбольной политики, а не как толкователь различной громкости склок на ее хозяйственном дворе.

— Ваше годичной давности появление во главе судейского департамента, звавшегося тогда просто отделом, было довольно неожиданным. Ведь возраст вполне позволял еще сезон работать в поле со свистком.
— Все случилось довольно неожиданно и для меня. Честно говоря, желание потрудиться в федерации было. Карьера арбитра в любом случае близилась к финишу, а остаться в футболе хотелось не только путем простой переквалификации из рефери в инспекторы. Поэтому над предложением от прежнего руководства федерации долго не раздумывал. Да и поступило оно в такой форме, что отказа не предполагало. Он повлек бы непонимание, и повторно меня в Дом футбола уже не позвали бы. Это я чувствовал и по интонации, и по глазам предлагавших.

— Речь, как понимаю, шла о замене вами Николая Левникова?
— Как раз нет. Наоборот, рассчитывал, что он продолжит сотрудничество с федерацией и мне доведется год-другой поработать под его руководством. На первых порах разговор был именно об этом. Левников симпатичен мне и как старший коллега, и как человек. За год его руководства судейским цехом почерпнул у него много полезного. Он всколыхнул наше общее дремотное состояние, стимулировал к совершенствованию всех без исключения — и начинавших арбитров, и тех, кто уже заканчивал. К сожалению, Николай Владиславович принял решение контракт не продлевать. Вот тогда и скомандовали впрягаться мне. И вариантов для маневра, откровенно говоря, уже не оставалось.

— Минувший сезон дал много поводов пожалеть о том шаге и сойти с корабля?
— Не было подобных мыслей. Ясно, что мне для такой деятельности недостает многого: знаний, опыта, мудрости житейской. Но, с другой стороны, есть сильное желание работать. Помогает, что всех ребят знаю не понаслышке, со многими плечо в плечо прошел большой судейский путь. Поэтому чувствую поддержку и понимание с их стороны. На первых порах это, возможно, самое важное. Без этого тяжело стоять на своем, держать требования, которые при тех малочисленных ресурсах, что у нас остались, помогли бы перетерпеть трудные времена.

— Несколько лет назад наша федерация снизила возрастной ценз для арбитров с 50 до 48 лет. Фактически это приблизило финиш вашей карьеры. Позапрошлой осенью ее пришлось закончить, на мой взгляд, вполне дееспособным Георгию Вербицкому и Юрию Кунцевичу…
— И ведь в ближайшие пару лет финишных сезонов ни у кого другого не будет. Получается, что поспешное ужесточение ценза пока сказалось лишь на двоих этих судьях. А они сегодня нам очень пригодились бы.

— Возможно, переоцениваю самоощущения. Но мне вообще кажется сомнительным так жестко оценивать физические кондиции человека универсальным мерилом прожитых лет.
— На матч БАТЭ — “Барселона” приезжал инспектором Майк Райли. В Англии он руководит арбитрами двух высших дивизионов. Так вот, британец рассказал, что у них возрастной ценз отменен вообще. В Голландии и Германии — тоже.
В Англии четверо человек судят в 51 год, а еще двое — в 52. Они сдают нормативы на общих основаниях. И если справляются, могут работать, пока в них заинтересована федерация.
И это — при тамошних ресурсах. А у нас же их просто нет.

— Прямой смысл ставить вопрос о перенимании опыта футбольных держав?
— Возможно. Только ведь у нас многие по разным причинам переставали судить, лимитного возраста еще не достигнув. Суховаров, Петрович, Знайдинский, Шмолик, Якубовский, Метельский, Ремин, Дайлид… Только за последние годы насчитал тринадцать таких человек. Фактически обойма высшей лиги.

— А вот почему так?
— Знаете, со временем и у арбитров теряются кураж и мотивация. Могу судить по себе. Вот есть какие-то карьерные ступени. По ним идешь и идешь. Допустим, БАТЭ — “Шахтер”. Потом финал Кубка. А дальше что? Опять тренировки дважды в день? Подспудно начинаешь задумываться: а не пора ли заканчивать? Мне вот кажется, что сейчас что-то похожее происходит с Лешей Кульбаковым. Надо расти, а расти-то некуда. Здесь он все возможное отсудил, и по нескольку раз. А за границей — не все еще получается. С другой стороны — семья, работа. И начинается раздвоение. А с раздвоением арбитр заканчивается. С ним даже разговаривать бывает тяжело.

— Андрей, вы многим жертвовали, соглашаясь перейти на административную работу в федерацию?
— В принципе — ничем. Наверное, мой случай не совсем типичный. Я долго жил один. Не сказать, что вне футбола у меня были в эти годы престижные варианты трудоустройства. Скорее, временные. Старался поддерживать форму регулярными тренировками. По весне отправлялся в Турцию. Централизованных сборов у нас тогда не устраивали. Организовывали все самостоятельно и за свой счет. Об этом мало кто знал. Но ради полутора десятков матчей высшей лиги мы с ребятами отпахивали там за два месяца по шестьдесят контрольных игр. Так и набирали форму.

— Иными словами, были этаким прототипом судьи-профессионала, статус которого у нас до сих пор не узаконен?
— Ну, о профессионализме там можно было говорить условно. Все-таки в тренировках обходился в основном без всяких методик, руководствовался опытом, ориентировался на самочувствие. Теперешней молодежи в этом смысле куда проще. Есть четкие рекомендации по самоподготовке, там все расписано по дням и часам. Только выполняй. Наиболее одаренные взяты под контроль УЕФА. Их оснащают специальными датчиками для контроля нагрузок и самочувствия. Информация считывается, по интернету отправляется в Швейцарию, оттуда приходят новые вводные и коррективы.

— Помню, как вы без всяких контрольных датчиков чудесным образом преобразились после турецкого сбора перед последним своим сезоном.
— Тот сбор проводил Левников. Он был в нашей среде новым человеком. И все мы были для него равны. Он так и сказал: работайте, доказывайте состоятельность на поле. Не получится — будем расставаться. Отчасти это был шок. Передо мной, к примеру, был поставлен жесткий ориентир: рабочий вес — не более девяноста килограммов. К старту сезона подошел даже с перевыполнением задания.

— А с какого показателя начинали?
— Порядка сотни.

— Эти турецкие сборы сегодня в порядке вещей. Большое дело?
— А как вы думаете? Вот только нынешняя зима в этом плане несколько озадачила. Сказать по правде, наша молодая смена тех надежд, что мы на нее возлагали, в целом не оправдала. Причем ребятам изначально дали понять, что многое в их судьбах будет зависеть от того, как они себя на этих турецких смотринах проявят. И отношение некоторых из них к делу оказалось, мягко говоря, непонятным. Были такие, кто прибыл на сбор, не захватив бутс, болоньевых костюмов и шапочек. Это никак не стыкуется с традициями и правилами, бытовавшими среди судей нашего поколения.

— Разделяете впечатление, что сегодня попасть в круг арбитров белорусского чемпионата легче, чем в былые времена?
— С некоторых пор у нас получили распространение и поддержку суждения, будто судить футбол может всякий. Мне кажется, они глубоко порочны. Уверен, арбитра высшей лиги подготовить гораздо сложнее, чем футболиста.
Все-таки в команды мастеров игроки приходят уже с багажом подготовки. А в судейство — зачастую просто с улицы. Мы очень надеемся, что положение исправит учебный центр для арбитров, открытый недавно федерацией. Там наставниками наши аксакалы — Юрий Савицкий и Вадим Жук.

— Ведь они прямо причастны и к вашему крещению на судейском поприще. Напомните, кому из них принадлежит ставшая затем крылатой фраза: “Андрей, а ты не поздно решил начинать? В твоем возрасте чаще уже заканчивают”.
— Юрию Станиславовичу Савицкому.

— По обыденным меркам, вы начали судить и впрямь поздновато.
— Да, в 36 лет, когда перестал играть за “Трактор”. Если бы кто-то пришел сегодня в таких летах за наукой ко мне, наверное, отговорил бы становиться судьей. Арифметика простая. Два года детских соревнований, младшие дивизионы. В высшей лиге дебютируешь лет в сорок. А вот Савицкий и Жук за мое обучение взялись, увидели в этом смысл. И за это благодарен им безмерно. А еще в моей судейской карьере большое участие принимал Яков Шапиро — советами и моральной поддержкой. Светлая ему память. Мы были приятелями с молодых лет. Тогда тренеры и судьи вообще жили дружнее, были доброжелательнее друг к другу. Теперь, к сожалению, все уже не так.

— Если принять за обязательные условия знание правил и здоровье, какие другие качества всего важнее для успешного арбитра?
— Думаю, характер и интеллект. Это то, что помогает провести грань между знанием правил и их применением. Все кажется простым, пока смотришь с трибуны или играешь. Но стоит выйти на поле со свистком — и возникают совсем другие ощущения. Рефери чувствует нерв игры, эмоции, видит глаза футболистов. Он в ответе за решения, от которых зависит не просто справедливость, но и благосостояние десятков людей и их семей. Это тяжкая ноша.

— Думал, вы назовете еще и знание иностранных языков.
— Все верно. С этого начинается сегодня любая международная карьера. На этом же она может и закончиться, если арбитр не выдержит первого испытания общением. В УЕФА настоятельно рекомендуют даже не предлагать для международной практики судей, не способных поддержать рабочую беседу. Мы ввели английский в программу двухгодичных курсов для молодых арбитров. Перед началом сезона проводим экзамен, который принимают сотрудники международного отдела федерации.

— Что в практике вашего дебютного сезона во главе отдела-департамента готовы поставить себе в упрек?
— Многое. Ошибки, если человек работает, будут всегда. Тем более что проблем — уйма. Начиная от отбора, подготовки арбитров и заканчивая назначениями. Теперь понимаю, что год назад несколько смалодушничал на предсезонных сборах, неверно выстроил отношения с некоторыми ребятами. Из-за травмы надолго потеряли Виталия Севостьяника — это моя недоработка. Во мне возобладал тогда арбитр, а надо было повести себя жестче. Думаю, в ответе я и за то, что произошло с Алексеем Кульбаковым. Он ведь не помог нам в концовке сезона. А знаете, сколько нервов и какой бессонницы стоит все угадать в распределении матчей! Важны тончайшие нюансы взаимоотношений и события, о которых порой узнаешь и вовсе задним числом. Несколько раз брал ответственность на себя — и не угадывал.

— Назначение Дениса Щербакова на матч БАТЭ и “Динамо” из этой серии?
— Нет. Та игра стояла особняком. У нас вообще считанное число арбитров, которые готовы к таким матчам: по квалификации, ментальным качествам, физическим кондициям. А тогда ситуация вообще сложилась так, что выбор был лишь из двух кандидатов. Пришлось рисковать. И сейчас сомневаюсь в том решении. Но в любом случае оно пошло на пользу Денису. Да и я как молодой руководитель многому научился, увидев ту игру вживую и пропустив через себя шлейф всех последствий. Через такое надо проходить. Так и растут судьи. А в росте Щербакова не сомневаюсь. Он очень грамотный и внимательный к замечаниям молодой человек. Меня уже тогда поразило и успокоило, как уверенно он объяснял свои решения. И я ему даже благодарен за то, что мы были в тот раз вместе. В результате сегодня у нас есть молодой рефери ФИФА, который себя еще покажет. И сильно нам поможет. Вот увидите.

— Матчи борисовчан с динамовцами — ваша давняя головная боль?
— К сожалению, практически никому не удавалось отработать их без проблем. При Левникове назначали Сережу Цинкевича — неудачно. Виталия Севостьяника — опять скандал…

— Да и в прошлом сезоне вопросы были не только к Щербакову. Вспомним Кульбакова с резонансным удалением Симича в матче второго круга.
— Сказать по правде, мы там до конца блюли честь мундира. Но в принципе тот пример ярок, чтобы поговорить о разумности в применении правил. В идеале, особенно в матчах такой значимости, любые судейские решения должны быть очевидны и понятны для всех.
Дается красная Симичу — он должен опустить голову и уйти без споров. Чтобы так было, надо учитывать многое: и характер нарушения, и минуту игры, и твою позицию на поле по отношению к эпизоду. Наконец, и то, какие команды соперничают, каковы отношения между их руководителями.
Это не всегда удается, но надо избегать послаблений и двусмысленностей.

— Поговорить на такие темы с представителями вашего цеха сейчас получается редко. Уход Левникова стал пограничным рубежом, за которым — отступление от публичности. А при нем она набрала похвальные обороты.
— Это мое второе обстоятельное интервью за полтора года. Не соглашусь с утверждением, что я закрыт для общения. Но и сам напрашиваться в собеседники, разумеется, не стану. Если журналисты полагают, что разговаривать со мной пока не о чем, значит, так оно и есть. Однако ни от одной беседы с ними я не уклонился. Всегда готов пойти навстречу и обсудить любой вопрос. Оговорюсь, правда, что возможны ситуации, в которых по горячим следам нереально быть откровенным и категоричным в полной мере.

— А вот Левников мог и после каждого тура…
— Замечу, что ко мне и в таком режиме никто не обращался. А все те интервью Николая Владиславовича собирал и внимательно анализировал. Это интересно. Но на его месте так часто не выступал бы. Правильно это или нет — судить не берусь. Ясно, что журналистам хочется чего погорячее. Но эмоции — плохой советчик. Иные ситуации полезно обсудить с коллегами, сверить взгляд с другими, прежде чем делать публичные умозаключения.

— Речь, впрочем, не о Левникове персонально. Мы часто слышим от ваших коллег расхожую сентенцию: мол, арбитры — живые люди, давайте признаем за ними право ошибаться. Объясните в свете этого парадокс: почему делается все возможное, чтобы мы перестали видеть в судьях именно живых людей? Почему они предстают перед нами безликим строем нелюдимых истуканов?
— Знаете, тоже часто об этом задумываюсь.

— В пору, когда нашим судейским корпусом руководили Савицкий и Жук, там был парад индивидуальностей. Мы знали характер каждого. Знали, с кем можно переброситься анекдотами, у кого выведать новости и слухи, с кем поспорить о политике, а с кем — только о погоде. Сейчас я понятия не имею, с какой стороны к этим ребятам подходить, они закрыты на ключ в раздевалке, и мы не знаем о них ничего…
— Здесь палка о двух концах. Есть и наша вина. Мало думаем об имидже. Хотя стараемся донести до ребят важность этой составляющей. Они должны соответствовать статусу с минуты назначения и до момента отъезда со стадиона после игры. Прически, гардероб, обязательные галстуки на предматчевых совещаниях. Важно все: что заказываете на обед или ужин, какой у вас телефон и как вы по нему общаетесь. Уважение к вам других начинается с вашего уважения к себе. Есть и другая сторона.
За последние лет восемь у нас укоренилось упрощенное представление о судейском поприще: мол, каждый на нем может все. По мне, это означает совсем другое: никто не сможет ничего.
У меня, как и у вас, ностальгия по былым временам, по нашим старым новополоцким сборам. Они были как отдушина. Там рядом с нами работали, учили ремеслу Геннадий Якубовский, Николай Метельский, Володя Суховаров. Это были личности, яркие персонажи со своими взглядами на жизнь. Причем подмеченные вами процессы наблюдаю и на самом высоком уровне. Коллина, Мерк, Фриск, Нильсен, Майер — они ведь тоже смотрелись на поле колоритными самодостаточными личностями. А сегодня все в судейской элите как-то потускнели. Даже не знаю, с чем это связано. И, положа руку на сердце, я ведь нашу молодую генерацию знаю так же мало, как и вы. Посмотрел вокруг в Турции: на кого опереться? Кто годится в преподаватели, помощники? Никого нет. И здесь выбор очень ограничен.

— Футбол — забава и зрелище, в основе которых интерес людей друг к другу. Вот кто бы объяснил мне доходчиво смысл повсеместных запретов в общении? Зачем в регламентном порядке запрещать тренерам оценивать судейство? Почему не разрешить судьям публично разъяснять свои решения? Ну, пусть не через час после игры, а на следующий день, когда посмотрел запись, подумал.
— Мое мнение: ничего крамольного в тренерских отзывах о судействе нет. Эмоции здесь всегда были и будут. И точно знаю, что запретами ничего не решишь. Все, что тренерам было нужно, я о себе всегда в той или иной форме узнавал. С комментариями самих судей сложнее. Здесь повременил бы. К большому сожалению, не все наши арбитры способны быть четкими и грамотными в формулировках. А это может только усугубить непонимание их позиций, когда ситуация и без того раскалена до предела.

— Хорошо. Возьму пример. Безукоризненно четкий в формулировках Алексей Кульбаков после грубой ошибки в матче “Неман” — “Нафтан” находит способ корректно извиниться за нее в нашей газете. За это он получает нагоняй от начальства и не выходит на матчи до конца сезона.
— Это не так. Алексей не судил, потому что был наказан за ту самую ошибку. А о претензиях к нему по поводу газетного извинения слышу впервые. Что касается того случая, мы применили к рефери санкции чуть строже предусмотренных регламентами. Обоснование? Кульбаков — наш первый номер, работает на топовых матчах и внимание к нему особое. Момент моменту рознь. Одно дело — упомянутый эпизод с Симичем, где можно было спорить до упора: желтая или красная? Но в Гродно и матч был нерядовым, и ситуация для арбитра его квалификации не стоила выеденного яйца. Пенальти и карточка вратарю были видны из Могилева. На сборе в Турции мы с Лешей еще раз все обсудили и нашли взаимопонимание. Думаю, нынешний сезон сложится для него удачнее прошлого. Есть у меня мнение и относительно его экспертной активности в вашей газете. Считаю, действующему судье надо избегать публичных оценок работы коллег. Тем более если это арбитры топ-уровня. А то ведь в прошлом году интервью у Алексея было больше, чем проведенных матчей. Я ему и об этом сказал. Полагаю, он согласился.

— Информация о санкциях в отношении судей отчего-то тоже сделалась тайной за семью печатями. Сроки дисквалификаций мы высчитываем все больше вдогонку — по числу пропущенных туров.
— Это странно. Думаю, с такими вопросами вы смело можете обращаться в наш департамент. Если есть официальное решение судейского комитета и экспертной комиссии, секретом быть оно не должно. Комиссия собирается после каждых двух туров, если возникают поводы для разбора. В новом регламенте процедура прописана четко. К экспертам по поводу судейства конкретного матча может обратиться руководство федерации. Может подать жалобу клуб. Посчитать оценку инспектора необъективной может наш департамент. Наконец, несогласие с оценкой вправе высказать сам рефери. Во всех этих случаях и собирается комиссия, выносящая решение.

— И ведь это очень интересно! Интриги, привлечение к турниру дополнительного внимания…
— К слову, в оценке судейства мы ушли от многолетней и, на мой взгляд, нелепой формулировки: “ошибка, не повлиявшая на результат”. Раньше, если, допустим, арбитр ошибался при назначении пенальти или фиксации взятия ворот, но пострадавшая команда при этом побеждала, последствия просчета смягчались. Сейчас подобной градации не будет. Все такие ляпы оцениваются идентично.

— Как принимает подобные нововведения судейское сообщество?
— С пониманием. С одной стороны, это ужесточение требований. Но с другой — мы сделали мягче наказания для арбитров. Отстранения будут в любом случае, однако скорректировали количество матчей. В принципе все эти меры направлены на то, чтобы ребята прониклись цеховой, командной ответственностью.
Чего отрицать, у нас случалось и такое, что один ждал ошибок другого: мол, ты посидишь, а мне достанется больше назначений. Наш командный дух — это осознание простой истины. Среди 35 арбитров высшей лиги никогда не будет 20 хороших и 15 плохих.
В восприятии футбольного люда они все вместе — либо хорошие, либо наоборот. Ведь когда говорят “плохое судейство”, фамилий не называют. И пока мы не станем одной командой, к лучшему ничего не изменится.

— Как долго ждать?
— Есть важное пожелание всем: перетерпеть. Хотя бы ближайшие пару сезонов. В плане судейства они будут сложными. У нас очень ограничен кадровый ресурс. Поздно рассуждать, кто в этом виноват. Так сложилось. Надо просто дождаться результатов начатой усердной работы. Станет лучше. Уверен. Хотя командовать в поле со свистком намного проще, чем руководить из этого кабинета.