На злобу дня. Юрий Сиваков: деньги дали? Сел в кресло и рычи

Последнее вбрасывание

— Как происходит процесс увольнения, ухода с поста министра?
— Элементарно. И в шоу-бизнесе, и в спорте, особенно в высших кругах, везде интриги. И есть целый ряд людей, которые в них поднаторели. Они сканировали своих руководителей. Вот как получилось в моем случае? Сначала президенту стали вбрасывать: “Хороший мужик Сиваков, но непрофессионал в спорте”. — “Ерунда, научится. Не боги горшки обжигают”. Но семя брошено. Прошла неделя, вторая, третья. Звонок: “Как там в хоккее?” — “Да никак”. Один пунктик, второй. Семя разрастается.
Когда накопилась критическая масса, делается очередное вбрасывание. Можно испытывать к человеку разные чувства: любовь, ненависть и так далее. Но самое непреодолимое из них — брезгливость. И вот когда окончательно созрело мнение “Сиваков — непрофессионал”, было сделано последнее вбрасывание: “Вы знаете, он еще и педофил! В центре спортивной медицины создал ФОК, куда в баню таскает девочек из художественной гимнастики”. Все, чувство брезгливости вызвано. Позднее ничего не подтвердилось, но что сделаешь — время прошло…
Вот почему я в дальнейшем отказался от любых предложений пойти на государственную службу? Со мной никто не поговорил. Вот так, “сам на сам”. Даже приговоренный к высшей мере наказания имеет право на последнее слово! Оговорить можно каждого из нас. Я помню свою практику, когда был командиром полка. Приходит жена жаловаться на мужа и так ситуацию представит… “Не волнуйтесь, я эту сволочь — к стенке и расстреляю! Разве можно так над вами издеваться?” Приглашаю ее мужа, он рассказывает… Я: “Ты еще с этой сволочью и живешь?!”

— У каждого своя правда.
— Да. И невозможность изложить свою точку зрения, видение, предопределяет многие наши кадровые ошибки. А потом идет процесс, о котором я говорю… Нужно что-то делать, что-то менять, и мы начинаем улучшать качество питания военнослужащих посредством более тщательного подбора дежурных по столовой — в надежде на то, что придет другой и все наладится. И каждый раз наступаем на одни и те же грабли.
Я был, наверное, пятым министром спорта?

— Да, Олег Качан — седьмой.
— Мне жалко людей. Они устали подстраиваться! А некоторые только тем и начали заниматься, что изучать нового министра. И едва руководитель отработал сто дней, как ползут сплетни: “Его снимут, скоро уберут!”

— Точно.
— Мерой управления любой организацией является обеспечение “устойчивости по предсказуемости”, есть такой термин. Когда этой устойчивости нет, система разбалансирована! Со мной после афинской Олимпиады в 2004 году подписали контракт на пять лет. А проработал я восемь месяцев, убрали без объяснений. Этот контракт до сих пор у меня лежит.
Перед Новым годом я почувствовал: что-то не так. Попрощался с людьми, взял отпуск. Отгулял его — никто не убирает. Значит, буду работать. Миновал январь. Потом февраль, март, апрель… Я уже успокоился, начал набирать обороты, реализовывать задуманное, ведь после Афин было четкое понимание, куда и как двигаться. Провожу совещание со строителями в теннисном центре. Мне звонят: “Юрий Леонидович, срочно назад — Григоров назначен!” В течение двух часов освободил кабинет и уехал…

По учебнику замполита

— В Лондоне мы завоевали 12 медалей. До сих пор подводятся итоги Игр, готовимся к Олимпийскому собранию. Коллегия Мин- спорта и исполком НОКа в постановлении рекомендовали “усилить идеологическую работу по патриотическому воспитанию спортсменов”. Прочитав такое, инстинктивно втянула голову в плечи…
— Мы неправильно понимаем саму сущность идеологии. Идеология — это государственный сервис общества, который должен быть рассчитан на изысканный вкус и высокий интеллект потребителей. Если этого нет и все еще со времен Заметалина ведется по учебнику замполита мотострелковой роты, то мы вырабатываем у людей не что иное, как тошнотный рефлекс.
Я никогда не произношу, не люблю слово “воспитание”. Больше приемлю — “формирование”. Формирование личностных качеств, наиболее ценимых в обществе. Формирование деловых качеств, наиболее ценимых на современном рынке труда.
Когда мы говорим “организация”, то подразумеваем, что она имеет три составляющих: условия, персонал, технологии. Это касается и спортивной отрасли. А патриотизм… Задача не языком молоть о каких-то идеях — “халва сладкая”, — а делать. В каких условиях растет спортсмен, тренируются национальные команды, работает тренер? Как происходит отбор и набор персонала? Какие новейшие технологии внедряются? Есть ли чем гордиться?.. Все это очень сложно, и проще отписаться: “Усилить идеологию”. Никто более чем спортсмен и его тренер не хочет высокого результата. Поэтому все упирается в непонимание сущности понятий и процессов, которые мы громко декларируем.
Привыкли ведь как: “Да что там управлять? Сел в кресло и рычи”. Нет. Это очень серьезный процесс, который требует не только профессиональной подготовки, но еще и склонности к управлению. Возьмите афоризм “Каков поп, таков и приход”. И поинтересуйтесь системой роста и отбора священнослужителей. Как все продумано и расписано! Поэтому католическая и православная церкви растут и процветают, несмотря на все социальные потрясения. Постоянная борьба за выживание предопределила очень грамотную систему управления. А мы… Чего нам выживать? Деньги дадут, кого-то назначат. Особо думать не надо. Вот в этом вся проблема. Повторяю сотый раз: нет плохих подчиненных, есть несостоявшиеся руководители. И нечего с больной головы перекладывать на здоровую.

Толкаем в бок!

— Вы и до поста министра спорта были на различных руководящих должностях. И сейчас, уверена, следите, что происходит в системе госуправления в целом. Как полагаете, можно ли что-то изменить в отдельно взятой спортивной отрасли? Ведь проблема с квалифицированными кадрами очень остро ощущается по всей стране.
— Мы все равно будем вынуждены (ситуация заставит) привести вопросы мотивации, стимулирования и так далее в научное соответствие. Потому что дойдем до какого-то края, когда уже дальше отступать будет некуда. Дойдем и страной, и отдельно взятой организацией.
Считается, что поколения сменяют друг друга каждые 25 лет. Приезжаем, допустим, в Швецию, восхищаемся: какая красота, культура. Но там идет постоянный, эволюционный путь развития. А у нас если не гражданская война, так репрессии, если не перестройка, так надстройка. Ни одно поколение не обошлось без потрясений! А по науке, необходимо 75 лет эволюционного, стабильного, целенаправленного развития, чтобы сформировалась какая-то культура (управленческая или другая). Мы еще пока не имели такой возможности.
Единственное, на все должна быть политическая воля. Я не приемлю этот принцип — “не боги горшки обжигают”. Я обжегся и на МВД, и на спорте. Назначение непрофессионала в качестве первого лица — это трансплантация чужеродного органа в организм. В любом случае, какой бы я ни был, изначально на меня аллергия. Пока аллергию эту преодолеешь, приобретешь авторитет и моральное право управлять людьми, проходит время. И ты уже успел наломать дров.
В связи с этим снова повторяю: должна быть четкая система подбора кадров. Мы уже сегодня среди молодых спортсменов должны видеть пятерых-шестерых, которых имеет смысл вести на руководящие должности.
Вот я в юности занимался старательским делом. Насыпал в лоток породу и мыл. “Значок” — это миллиграммы золота, “жучок” — до 5 граммов, а свыше того — самородок. И дабы самородок блеснул на дне лотка, знаете, сколько породы нужно было перелопатить?
Чтобы найти руководителя-самородка, нужна специальная служба — не отдел кадров, который сидит в кабинете и думает “Кого назначить?”, а служба по персоналу. Ее менеджеры должны искать будущих управленцев еще на третьем курсе института, на практических занятиях, беседовать с преподавателями и прикидывать: кто способен в министерстве работать, кто в НИИ, а кто в школу пойдет преподавать. И находить тех, в кого имеет смысл вкладывать. Самые эффективные инвестиции — в человека. Но нужно найти такого, чтобы в коня был корм, тогда инвестиции дадут результат. Мы пока этого не понимаем.
Мне в свое время, после академии, предлагали поступать в адъюнктуру. Но захотелось практики, и я поехал командиром полка. А мой одноклассник принял предложение. Через пять лет приезжаю в Москву: “Ну, как дела?” “Хорошо, — говорит, — толкаем науку в бок!” — “Это почему же?” — “Да вперед ума не хватает, назад начальство не дает”. И мы сегодня все толкаем “в бок”. И как далеко продвинемся, можно только предполагать…

Прокладки и подельники

— Вот что нужно, чтобы не было потрясений при назначении нового руководителя? У меня как министра есть заместители. Они и должны быть потенциальными кандидатами на мое место! Замы видят мою работу, мы согласованно принимали решения. И когда я ухожу и приходит мой зам, причем мною же рекомендованный, система не испытывает потрясений. Эстафета передана, ритм отработан, все знают, как и что. А то получается: передал непонятно кому, кто или бегать не может или вообще не в ту сторону бежит…
Ведь как бы то ни было, движение вперед в спортивной отрасли — это эстафета. Рыженков передал Ананьеву, тот — Ворсину, тот — Сивакову и так далее. Но как надо менять руководителей? Допустим, отработал я пять лет министром, меня с этим же окладом переводят в институт физкультуры. Я не должен бояться, что меня вышибут из седла, а должен воспринимать смену как закономерность. А в нас вечный страх: вот снимут с должности. Понимаю сейчас Качана. Он в агонии какой-то. И в этом состоянии может наломать дров, наделать ошибок.

— Думаете, агония?
— А разве не было заметно по прозвучавшему на коллегии, что Качан явно пытается перевести на кого-то стрелки? Разве он глупый и не понимает, что виноватых может и не быть, а должны быть наказанные? И надо подготовить списки тех, кого принесут в жертву, пошлют на заклание.
Вон Дражин, вице-премьер в мою бытность министром, правильно поступил. А Тозик нынче ошибся — в силу своей порядочности. Дражин дальновидный был человек. Он еще за полгода до Олимпиады начал меня мочить и президенту закладывать. Это была целая система, очень интересная. Я, допустим, пытаюсь что-то в центре спортивной медицины сделать. Убираю Лосицкого — по материалам расследования. Назначаю Байчорову. Ее мой заместитель Галина Забурьянова предложила: мол, давайте, это хороший врач, авторитетный человек, жена дипломата, обеспеченная, воровать не будет. Взяли. Пришла коллективная жалоба. Президент пишет Дражину: “Разобраться”. А тот как разбирался? Ходит, смотрит, нюхает: а что президент хотел бы? Советчиков же за язык тянуть не надо. И Дражин чует ситуацию, пишет: дескать, очередная дурь Сивакова. Так же было и по Ратомке, где я пытался навести порядок. В результате Сивакова сняли, а Дражин — чрезвычайный и полномочный посол в Прибалтике, то есть сориентировался вовремя.
А Тозик не сориентировался и тоже может попасть под раздачу. Он же на Олимпиаде был. И ему следовало Качана не поддерживать, а критиковать — еще за полгода до Игр. Понимать же должен, что 25 медалей не дадут. А он его поддерживал! Теперь пойдут как подельники — по одной статье.

— Вот вы смеетесь. А насколько вообще велика роль вице-премьера, курирующего спорт? Влияние на отрасль у него есть?
— Считаю, правильный вице- премьер тот, кто не мешает министру работать. То же самое относится и к помощнику президента. Вот в чем сложность работы министром? У него с двух сторон как будто прокладки “Always plus”. С одной стороны — помощник президента, и нет прямого доступа к президенту. С другой — между премьером и тобою — вице-премьер. У обоих — ресурсов никаких — ни материальных ценностей, ни денег. “Налей сто грамм — совета дам”. И они смотрят: то ли тебе совет давать, то ли начальнику на тебя накапать. И каждый делает выбор в меру своей специфики мышления.
Вот, допустим, развивать в Беларуси агротуризм начинал я. Выступал, доказывал, что это реальный сектор экономики, просил помощи. Мне помогали. Но проект указа завернул один из помощников президента. И три-четыре года в этой области мы потеряли…
Понимаешь, сама наша система устроена так, что мой начальник управления Николай Бабец хорошо подметил в свое время: “Юрий Леонидович, когда мы готовим какой-нибудь проект указа, то он на входе в этот лабиринт — арабский скакун. А на выходе — верблюд, причем даже не двугорбый, а покалеченный. И мы еще хотим что-то сделать”… Поэтому и говорю: “Ребята, министр — коренной, а вы — пристяжные, помогайте тянуть воз!” А они сдерживают…
Хотя сейчас я наблюдал за ситуацией и видел: Тозик помогал Качану, причем по-настоящему.

— Имеете в виду на Олимпиаде?
— Нет, там было уже поздно. А что происходило в Лондоне, я знаю. Когда в Олимпийскую деревню сообщали, что едет кто-то из VIP-персон, тотчас давалось распоряжение продемонстрировать работу: срочно обеспечить занятость массажного стола и так далее.
Эта свита из чиновников была в Лондоне совершенно ни к чему. У меня в Афины одна Забурьянова ездила. Одна! А остальные все были спецы. И скажу, что они не хуже сработали, чем эта бригада руководящего состава.
Мы должны прежде всего посмотреть, какие функции необходимы, чтобы команда была всем обеспечена. Потом под эти функции подобрать исполнителей. А в Лондоне что было: Тозик делал массаж, Тетерин проводил психологическую работу, Заичков еще что-то как-то?

— А директор “Белспортобеспечения”, видимо, следил, чтобы костюмчик сидел.
— Именно. Вот в чем вся проблема.

Без генералов-дураков

— Должны быть выявлены те причины и факторы, что обусловили негативный результат на Олимпиаде, и проанализированы те, что позволили бы создать условия для дальнейшего развития и движения вперед. Но роль лидерства в любом деле никто не отменял. А что значит лидер? Это человек, за которым пойдут все. Вот тебя, Светлана, в министры! Ты спорт, всю внутреннюю кухню знаешь, учить не надо.

— Я не вхожу в кадровый реестр избранных, не заканчивала Академию управления.
— Ее закончить заочно никогда не поздно. Я сегодня посмотрел бы всех тех, кто в какие-то времена отметился, показал результаты в спорте и еще не вышел в тираж, находится в дееспособном возрасте. Вот из них надо попытаться сформировать команду. Вначале провести, допустим, среди главных тренеров национальных команд социологические исследования: “Кого вы хотели бы видеть министром?” Крайности отбросить, остальных протестировать. Или, как стало модно в России, создайте общественный совет, где собрались бы узнаваемые, чего-то добившиеся в жизни люди. Да, у нас есть олимпийский комитет, но там, по-моему, чиновников больше, чем именитых спортсменов, имеющих моральное право голоса. Или возьмите пример с Америки, где нет генералов-дураков. Освобождается генеральская должность. Двести полковников, соответствующих всем критериям, проходят тестирование на право и способность управлять. Из них отбирают двенадцать. Созывается совет старейших — из бывших и именитых — и путем голосования выбирает из двенадцати претендентов одного. Вероятность ошибки — полпроцента!
Вот тогда и у нас люди воспримут очередное назначение не просто как какое-то волевое, эмоциональное решение, а как следствие длительной, глубокой проработки коллегиально предложенной президенту на утверждение кандидатуры с соответствующим обоснованием.

Остался пепел

— Вопрос от главного редактора. В 2005 году у “Прессбола” была договоренность с вами о “Прямой линии” с читателями. Газета ее анонсировала. Вдруг министром назначили Александра Григорова. Вы сначала подтвердили участие в общении, но потом отказались.
— Во-первых, все детали спустя столько лет вспомнить трудно. Во-вторых, Володя Бережков не испытывал тех чувств. Я всегда говорил: падение с высоты без парашюта, когда попой об землю, очень болезненно. Вот если бы он испытал это на себе: какие бурболки в голове, какой депрессняк в душе… Мне одна журналистка позвонила: “Как вы себя видите дальше?” Отвечаю: “Не знаю. Или пойду в отстающий колхоз в Могилевскую область, или сяду загребным в лодку с Парфеновичем, или уйду в иностранный военный легион. Потому что служить государству нужно с душой, а у меня в душе один пепел остался”.
Представьте мое состояние. Что я говорил бы на “Прямой линии”? Кого-то хаял, хвалил себя? У меня не было свободы маневра, возможности для разговора. Это сейчас могу рассуждать — на холодную голову, когда прошло время и есть с чем сравнивать. История тем объективнее, чем дальше от реального события. Поэтому пусть меня газета и читатели извинят. В той ситуации из меня, кроме анализов, ничего взять было нельзя.

— Вообще за спорт душа болит?
— Если честно, иногда за державу обидно. Персонифицированно болею и переживаю за многих людей из числа тренеров и спортсменов, с кем работал, которых хорошо знаю и уважаю. Но в целом я себя настроил: это было не со мной, это было в прошлой жизни. И вспоминать не желаю. Перегорело. Я никуда не хожу, ни на какие мероприятия — не хочу быть бывшим. Хочу быть здесь и сейчас.