Владимир Курнев. Язык мой враг мой

За другие тренерские его точки не скажу, а в те два по два года, что провел в брестском “Динамо”, — сомнений не вызывает, кто главный был враг. Пропусти меж ушей, как отец-технократ, содержатель клуба оговоркой по Фрейду назвал тренера главным, но инженером, — глядишь, и работал бы счастливо.
Пятилетку спустя перед новым заходом зарекся молчать, но опять не удержался, когда другой председатель клуба (чертово бессознательное!) учудил уже про себя, назвавшись председателем… колхоза. А тут еще главный в спорткомитете — от рождения Эрнест, как такой наступишь на горло песне — с легкой тренерской руки оказался перекрещен в Эрнста Неизвестного.
Впору списать это все на название улицы Вольной, где в Брест неосмотрительно поселили Владимира Курнева. Только он и в игровую пору не мог упустить красоту словца. Встретил прибывший в Минск штаб нового старшего Олега Базилевича, таких всех нарядных, в коже и “адидасе”, оброненной в сторону репликой про бременских музыкантов. И у Малофеева дошутился со своими ремарками вроде предложения установить за воротами знак “Здесь десять лет разминался Людас Румбутис” — подрывал коллектив, злодей.
Человек без чувства юмора — это страшно, продолжает считать Курнев, и за это я в него такой влюбленный.
При этом к веселью его жизнь с детства была мало расположена, и, может, ирония была броней, маской, которая не сбросилась, а обточилась с годами. Школьные годы провел с матерью и братом, тяжелым инвалидом. Отец, правый инсайд минского “Динамо”, по завершении карьеры вернулся в Россию, а сыновьям слал к праздникам поздравительные открытки. Вовка отца боготворил, помня фибровый чемоданчик с амуницией, что подносили после игры болельщики, и спартаковскую базу в Ждановичах, и кремлевскую елку, на которую ездил к отцу уже в Москву.
В шестом классе отправился прощаться — в сорок два отец умирал от онкологии. Был еще жив, но так слаб, что надежд не питали.
Между присутствием отца где-то далеко с осознанием, что он есть, — и уходом в царство теней разница огромная. Осталась мама, и та весь день на работе, непросто одной тянуть детей. Монтировала пленки на студии “Беларусьфильм” и положила жизнь на двух своих сирот.
Вовка допоздна во дворе с мячом, покормит брата и обратно — как бы и занят делом. Но мужская рука нужна, и ею стал отцовский товарищ по команде Геннадий Абрамович, живший в соседнем подъезде. Взял Вовку в динамовскую секцию и вел до мастеров. Какое-то время продолжал быть для мальчишки “дядей Геной”, пока не отвел в сторону и не объяснил.
С подачи Абрамовича в 18 лет попал в дубль минского “Динамо” и сразу забил “Кайрату”. Сан Саныч Севидов, он тогда уезжал из Минска, порекомендовал обратить внимание на паренька, которого наблюдал со стороны.
Курнев забил и в дебютном матче за основной состав — в Одессе “Черноморцу”, саданул с левой в нижний угол. Поставили молодого и против киевлян Виктора Маслова. Турянчик, Биба, Серебряников, Хмельницкий — безоговорочные 0:3, сопротивление бесполезно.
На другой год Курнева на пару с Сахаровым вызвали в молодежную сборную СССР. Мог дебютировать в поединке с Испанией, но слетал в Малагу “пассажиром”, а потом взбрыкнул, отказался носить мячи и по строптивости или иной причине в команду больше не привлекался.
Принявший “Динамо” Олег Базилевич устроил тренинг почти спецназовский. Курнев язык опять не сдержал, высказал что-то про набивные мячи и напрыги на маты — но новый тренер не тот товарищ, кого можно учить щи варить: “Вам, молодой человек, наверное, уже на тренерскую…”
Запретил минским полузащитникам их привычную “штопку” в середине поля, говорил, это блажь и потеря темпа. Теперь требовалось не раздумывая давать на фланг, а дальше проход, навес или прострел во вратарскую — и все летят на опережение. Игра обретала темп и физическую мощь, но диспетчеров вроде Курнева нивелировала, лишала почерка.
Владимир уже был не мальчик — семейный человек. Женился, еще когда только вливался в команду: тетя Валя Абрамович настоятельно порекомендовала заглянуть в промтоварный магазин на Ульяновской: там такая девочка в обувном отделе, молоденькая, хорошенькая… Как тут устоишь — пошел, познакомился. Когда тетя Валя увидела, руками всплеснула: не та! Но спохватилась: тоже ничего, а может, даже и лучше.
Жизнь незаметно водит нас по родительскому кругу — поди разбери, привычка причиной или карма. Футболисты жили материально неплохо, с надбавкой за звание, правом на “Жигули” и магазин “Березка”, прикреплением к базам и столам заказов. Курневы в достатке воспитывали сыновей — и тоже развелись, с той разницей, что Владимир начал другую жизнь, когда дети были почти взрослые.
В семьдесят седьмом после предсезонных прикидок Базилевича Курнев выходил в лучшем случае минут на десять. Найдись причина, отчислили бы, но режим практически не нарушал и на тренировки не опаздывал.
Единственный его алкогольный прокол случился по молодости задолго до Базилевича. Надрались с партнерами по случаю присвоения мастеров спорта. Тогда полкоманды, кто не имел, получили звания. После тренировки взяли “Виньяк” (был такой крепкий напиток), вареной колбасы и попросили водителя — куда денется — припарковаться за оперным. Прямо в автобусе и отметили. Кто тренированный был, тому ничего, а Курневу много и не надо — домой еле доплелся. На другой день Иван Иванович Мозер наградил подопечных работой с тяжестями, но какая Курневу штанга после вчерашнего — отправлен был с тренировки. Дело было уже к зиме, сезон закончился, а за отпуск забылось — приступил со свежими силами и новым опытом.
К приходу Базилевича Владимир уже знал, что папу ему в отдыхе не догнать, и строил жизнь с учетом возможностей организма. Но места в составе не находилось, и полузащитника с легкой душой отпустили в “Пахтакор”: в начале второго круга ташкентцы играли в Минске, и тренер Александр Кочетков удивился, увидев Курнева одетым. Тренер посоветовался со своими лидерами Аном и Федоровым — и вопрос решился.
Последние одиннадцать туров Курнев сыграл за “Пахтакор” и внес вклад в возвращение хлопкоробов в высшую лигу, тогда как минчане задачу не выполнили.
В Ташкенте команда подобралась интересная: в серединке — техничные Макаров из “Памира”, ташкентцы Константин Баканов, Михаил Ан, в нападении — Федоров, Чуркин из Чимкента и Туляган Исаков. А сзади выжигали траву Могильный и Загуменных, набирал силу фактурный Равиль Агишев…
Ан — вообще уникум, в одном матче забил два гола непосредственно с угловых. Закрутил в ближний угол, и когда наученный вратарь стал занимать позицию к ближней штанге — послал по дуге в дальний! Пластичный был парень, давал шикарные передачи, обладал ударом. Был немного мягкий, без злости в единоборствах. Зато Володя Федоров — махина, мощная грудь, легкие — меха! Бежал, бил с левой — не зря привлекался в сборную. Первая лига для форматирования команды — благо, если подойти с умом.
С такими партнерами играть одно удовольствие, и если бы не жара… Летом тренировались рано утром или вечером, а днем прятались на базе, где было несколько кондиционеров и бассейнчики типа пожарных резервуаров, можно окунуться. Последний дождь выпал в апреле, а дальше сушь до ноября — выездные матчи были спасением.
Тем временем в Минске в ходе сезона-78 сменилось руководство, и энергичный Малофеев за второй круг решил задачу возвращения в элиту. Настало время собирать камни. Малофеев встретился с Курневым, обговорили вопросы: игровой рисунок, позицию на поле, восстановление звания. Из “Пахтакора” отпускать не хотели, и минчанин, уже проходя предсезонный сбор в “Динамо”, летал в Ташкент уговаривать. Ребята-то понимали — Миша Ан, Саня Корченов (“Ты ж не куда-то — домой возвращаешься…”), а Кочетков упирался.
Но тренер потом и сам уехал, вернулся в Москву не то по здоровью, не то по семейным делам — за месяц-два до трагедии. А принял команду… Олег Базилевич. Он должен был лететь с “Пахтакором” в трагический рейс на Минск, но так вышло, семья отдыхала в Сочи, приболел сын, и тренер отпросился у начальства на денек навестить своих.
“Когда в гостинице раздался звонок, — вспоминал Олег Петрович, — я понял, что-то случилось. Меня словно окатили ледяной водой, я так и стоял с трубкой, слышал голоса и не понимал. Молодые ребята, чьи-то дети, мужья, отцы… У Миши Ана вот-вот должен был родиться второй ребенок…
Поднявшись в номер, я почему-то начал составлять список, кто полетел в Минск, кто нет. А на вопрос сына “папа, что ты делаешь?” ответить не смог. Слава богу, в тот момент рядом были близкие… Помню, в те дни на экраны вышел фильм, в котором “Конкорд” терпел аварию над Атлантикой. Когда я увидел молодых веселых парней, садившихся в самолет, заигрывавших со стюардессами и не задумывавшихся о том, что через несколько часов они могут разбиться, выдержать эту сцену было выше моих сил: на месте киногероев я видел своих ребят…"
Владимир Курнев ждал недавних партнеров в Минске. В “Динамо” он прочно играл в основе, забил дважды “Локомотиву”, “Шахтеру”, ЦСКА, за месяц до трагедии с удовольствием побывал в Ташкенте. Минчане уступили 0:2, но это было не зазорно, у “Пахтакора” сложилась отличная команда — типично южная, с комбинационным стилем, которой Базилевич на ходу подтягивал “физику”. Шансов выстрелить у ташкентцев было не меньше, чем у минчан, к тому же за прошлый год они уже обкатались в высшей лиге…
Но команда погибла, и судьба пощадила лишь избранных. В их число вошел Курнев — по счастливо-случайной выборке или для каких-то целей и дел, знать он не мог.
(Окончание следует.)