Спорт и ТВ. Анна Эйсмонт: слезы Черкашиной, сердце Олехновича и дети Шапиро...

Анна ЭЙСМОНТ — автор замечательного цикла фильмов “Женщины и спорт” — органично вписывается в череду своих звездных героинь. В первую очередь спортивной фигурой. И пусть она не фанатичный завсегдатай столичных фитнесов, но в заманчивое и лихое дело внедряется с охотой. Достаточно вспомнить, что четыре месяца Аня провела в составе гандбольной “Команды мечты” и вполне сносно овладела главным навыком углового игрока — стремительно решать и быстро бежать. Хотя справедливости ради следует сказать, что у многих хороших журналистов это качество врожденное: когда еще на стадии обсуждения нового проекта уже имеется четкое видение того, каким он должен быть. И именно таким затем его увидят зрители, испытав при этом гамму всевозможных эмоций. От улыбок и восхищения до сочувствия и слез…

— Героинями проекта “Женщины и спорт” стали одиннадцать красивых и успешных белорусских спортсменок, — вспоминает Анна в начале нашего интервью. — Двенадцатая серия станет подведением итогов. С модным показом, который состоялся в НОКе, и впечатлением, оставшимся у девушек от всего произошедшего и увиденного на экране. Конечно, после программ они писали мне. Но то, что я услышала в интервью… Очень хорошие слова, половина которых, конечно, не попадет в эфир, это будет неправильно.

— Огромное количество похвал не настораживает?
— Ты же видел: меня почти нет в этих фильмах, хотя я попадала практически на целый день в их семьи — и спрашивала, по сути, о самом сокровенном. И ведь терпели! Журналист не должен быть главным персонажем своих программ. Он только помогает людям узнать о любимых героях, и поэтому я всегда буду держаться в тени.
Идея цикла возникла в сентябре прошлого года. Я была еще в декретном отпуске и находилась в блаженном состоянии молодой мамы, которая, впрочем, уже немножко работала, хотя и сама выбирала себе график. Люба Черкашина как глава комиссии НОКа “Женщины и спорт” пригласила меня принять участие в ее работе. И уже потом казалось само собой разумеющимся, что нам надо делать фильмы о звездах отечественного спорта.

— Понравилось, что спортсменки были с тобой откровенны?
— Как и я с ними. Личная жизнь у многих находится за семью печатями, у меня, признаться, тоже. Но когда человек открывается, то это служит лучшей наградой за твою работу. Меня поразила Саша Герасименя. Мы сняли ее довольно откровенно, кое-что вошло в фильм, но большая часть останется в домашнем архиве на память. И я думаю, что через много лет ей с мужем будет очень приятно посмотреть, как они купаются в бассейне — молодые и красивые. А свадьба еще впереди, и все приятности, с ней связанные, тоже.
Мелита Станюта сразу после фильма написала мне, что она, наверное, никогда так откровенно не говорила с журналистом. Я не дергала ее вопросами о личной жизни, говорили о многом другом. Но она для меня дорогой человек, так как значительная часть ее спортивной жизни происходила на моих глазах.
Я встречала Мелиту на вокзале еще в 2010 году после возвращения из Москвы с чемпионата мира, где она стала третьей, сломав при этом ногу. Видела много ее турниров, тренировок и, может, поэтому стала своей в зале “Динамо”. Во всяком случае, Ирина Юрьевна Лепарская даже в самом дурном настроении, заваленная проблемами, все равно не прогоняла меня и позволяла быть рядом. Я сама не была профессиональной спортсменкой, но снимала много сюжетов о гимнастике, начиная с… Слушай, я даже помню тринадцатилетнюю Любу Черкашину, которая давала мне первое интервью в жизни! Вместе с Лерой Курильской они переходили из юниорок в сеньорки и их представляли уже как членов национальной команды.

— Быстро время бежит…
— Люба всегда была ответственной девочкой. Мы договорились об интервью после выступления. И вот она летит из-за кулис ко мне, и вдруг ее окликает Ирина Юрьевна. Надо было видеть смятение, которое отразилось на лице юной Любы. Вроде она уже пообещала телевидению, но ее зовет тренер — самый главный авторитет. И как здесь разорваться? “Ой, секундочку!” — Люба бросилась к Лепарской. А та ее просто поздравила, подарив букет цветов. Помню, я была тогда поражена такому вниманию тренера к своей подопечной. После этого Люба вернулась ко мне. Она эту сцену уже не помнит, а у меня все до сих пор перед глазами. И очень жаль, что те кадры не сохранились.
Поэтому можно представить, что я испытывала, когда смотрела финал лондонской Олимпиады и видела слезы Черкашиной после заключительного выступления на ковре. Помнишь, как она упала на колени, зарыдала и перекрестилась?

— Такое не забывается.
— Я плакала навзрыд, то же самое делали все женщины, которые работали на выпуске в новостях. Мне кажется, спортсмены даже не догадываются, как многие журналисты вместе с ними переживают подобные моменты.
Люба берет на себя много, она везде, но именно такие люди и движут миром. Они есть в спорте, есть в журналистике, на заводах. Мне, например, очень нравятся истории, как рабочий второго разряда становится потом директором огромного предприятия или вообще министром. И Люба, если так сложатся обстоятельства, вполне может стать министром спорта страны. Почему нет?

— Согласен. У кого еще из героинь проекта “Женщины и спорт” видишь недюжинный потенциал?
— По характеру, мироощущению и осознанности выбора карьерного пути после спорта это, конечно, Маша Мамошук. Она очень здорово умеет владеть собой.

— Был уверен, назовешь Елену Левченко…
— Лена должна быть очень красивой мамочкой, с хорошим мужем и множеством проектов. Она любит моду. Любит все красивое. Обожает баскетбол и вполне могла бы остаться около спорта. Но, мне кажется, вся эта рутинная работа не для нее. Конечно, Лена могла бы справиться и с бумагами, и с отчетами, и с совещаниями. И все же, думаю, ей будет скучно. Она создана для другого.

— А самый нестандартный персонаж в твоей обойме, конечно, Мелита Станюта…
— Знаешь, буквально сегодня думала о ее будущем. Мне очень хочется, чтобы она была счастливой. А реализовать себя Мелита может где угодно. Обаяние, ее эстетическое восприятие мира просто фантастичны. И даже странно, как она уживается с ним в мире большого спорта. Потому ее хочется охранять.

— В последнее время с ней часто видят Виталия Гуркова.
— Мне трудно что-то об этом сказать, поскольку я совсем не знаю Гуркова. Читаю его интервью, но по ним сложно составить впечатление о человеке. Как журналистке мне хотелось бы с ним пообщаться лично, почувствовать, есть ли у него обаяние, насколько он уверен в том, что говорит для прессы. На бумаге у нас многие умеют разговаривать так, что зачитаешься. Но потом, когда к губам человека подносится микрофон, все куда-то девается. И он, увы, уже отнюдь не так убедителен. Уверена, Виталий опровергнет мой скептицизм, но такие случаи, думаю, и тебе тоже известны.

— А то. Из последних разочарований вспомню еще одного Виталия — Родионова. И его выступление на церемонии закрытия футбольного сезона. Ты была ведущей и пыталась призвать Профессора сказать короткий спич на белорусском языке. Но он все-таки выбрал русский.
— Виталик сказал, что волновался, как мальчишка.

— Ему все-таки не “Золотой мяч” вручали.
— Не хочу его оправдывать, но людям всегда надо давать шанс. Нам с тобой легко сейчас обсуждать, но на сцене человек действительно может потеряться. Не каждый год тебя отмечают, а чем ближе конец карьеры, тем больше стоит это признание. И, несмотря на то что он Профессор, Виталий — тоже человек тонкой душевной организации. Он воспринимает мир иначе, чем большинство других спортсменов, таких бесшабашных суровых парней, далеких от всяких сантиментов. Вот не сказал он по-белорусски — что тут поделать. Хотя я с удовольствием послушала бы, как он говорит на мове.

— С другой стороны, Виталий в отличие от многих своих коллег практически никогда не уходит от общения с журналистами.
— У меня было несколько отказов, причем если не в грубой форме, то довольно близкой к ней. К этим людям я потом уже не подходила. И вряд ли подойду в будущем. Чего скрывать, чаще всего так себя вели футболисты. Почему?

— Мало уехать из колхоза — нужно, чтобы колхоз уехал из тебя. Наверное, и поэтому тоже.
— Очень многое зависит от тренера. Для меня лучшим примером является Николай Николаевич Мирный. Может, это американское или европейское влияние, но Максим очень четко впитал в себя постулат, что общение с прессой — это такой же атрибут профессионального спортсмена, как и все остальное.
Часто ставлю себя на место спортсменов и думаю, согласилась бы я сама впустить в дом съемочную группу. И, знаешь, не уверена. Однажды меня просили об этом журналисты — показала им лишь свою кошку. Но опять же можно не говорить о личной жизни, ограничиться только спортом, правда, это их тоже не устраивает.

— Людям просто нечего сказать?
— Не знаю. Я размышляю иногда об этом. Может, сами надумывают себе что-то. Типа фишка моя — вообще не общаюсь с прессой. Но снова-таки это удел не больших спортсменов, а скорее тех, кого наш брат вниманием особо не балует.

— Затворник Василий Баранов тебе интересен?
— Нет. Зачем заставлять человека делать то, чего он априори не хочет?

— Предположим, в заведении, где мы сейчас находимся, вдруг появляется Василий. Неужели ты к нему даже не подойдешь?
— Подойду. По-журналистски будет неправильно его проигнорировать. Хотя, разумеется, подъеду со всех сторон. Не хочешь о жизни, давай о спорте, не хочешь о спорте, давай о рыбалке, не хочешь о рыбалке, давай о друзьях… Но если он откажется наглухо, настаивать не буду — надо уважать решение человека. Ну не хочет он публичности — зачем вытаскивать его из мира, где ему хорошо? Не “наиграю” я материал, как это можете сделать вы, газетчики. У меня же камера, и на нее герой должен хоть что-то говорить. И вообще предчувствия, как правило, меня не обманывают.
Помню, однажды летела практически в никуда — в Швецию к Томми Сало. И испытывала смешанные чувства. С одной стороны, знала о скепсисе моих коллег, а с другой — была почему-то уверена, что у меня все получится.

— Это был фильм о знаменитой победе наших хоккеистов над шведами на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити?
— Его задумала во многом спонтанно. Мне были интересны метаморфозы, которые произошли с участниками того самого грандиозного успеха нашего хоккея. Кто-то, как Андриевский, стал дедушкой, многие ушли из спорта, один начала работать тренером, другой развелся и еще раз женился… И понятно, если мы вспоминаем о наших соперниках, то первой всплывает фамилия Томми Сало.
Решила, что было бы заманчиво его разыскать и договориться об интервью. Не сильно надеясь на удачу, попросила об этом Игоря Матушкина, который немалую часть карьеры провел в Швеции. При мне он сделал звонок одному агенту. А через два часа мне свалилась эсэмэска с номером телефона знаменитого шведского вратаря. В это время я была за рулем и на радостях чуть было не въехала в другую машину. И поняла, что теперь пути назад нет.
Сало согласился пообщаться со съемочной группой белорусского телевидения практически сразу. Разумеется, я не стала ему говорить, что программа посвящена конкретному матчу.

— Резонно. Но пробить командировку в Швецию еще надо суметь…
— Я пообещала родной телекомпании сделать еще один интересующий ее сюжет из скандинавской столицы — и потому путь согласований существенно упростился. “Belavia” неделю держала бронь, в пятницy вечером мне подписали командировку, и назавтра в шесть утра я уже летела в Стокгольм.
Томми тогда работал генеральным менеджером клуба из Лександа — это в 300 километрах от столицы. В городке, а по сути, в деревне с двухэтажными домами и населением в 45 тысяч находится очень уютная хоккейная арена, которая всегда забивается до отказа. И когда я вошла в холл этого дворца, то почувствовала Сало кожей. Хотя до этого видела его только в маске. Когда он мне улыбнулся, я поняла: да, цель практически достигнута.

— На какой минуте Сало понял, что именно тебя интересует?
— Я долго ходила вокруг да около, а когда коснулась того матча, то вопрос никак не вырывался из канвы разговора. И он говорил о нем не напрягаясь и откровенно, чего я и хотела добиться. Мы так здорово пообщались, и на прощание я преподнесла ему белорусский сувенир — подарочную бутылку нашей водки.

— Романтично.
— Ну как преподнесла… Если честно, во время интервью я совсем о ней забыла. Вспомнила, когда он уже ушел. Поэтому отправилась к выходу на площадку и еще раз поразилась контрасту. Наш игрок шагает на лед с видом человека, которого ждет последний бой. Шведы же шли, улыбаясь и приятельски похлопывая друг друга по плечу. Я привлекла их внимание, и они тут же начали приветственно махать мне руками. И ведь никаких примет, что, мол, баба по дороге на лед стоит, да еще и почему-то с водкой. Подошел второй тренер, тоже улыбается: дескать, чем могу помочь? Передала подарок Сало и даже досмотрела матч до конца. “Лександ” победил, и от этого мне было приятно.
А вообще своим появлением тот фильм о сборной 2002 года обязан Андрею Рассолько и Володе Копатю. Очень хорошие и милые ребята. Уже через пять минут мы стали лучшими друзьями, а еще через пять договорились снимать фильм про Вову. Этой же ночью я придумала название для 13-минутной, как потом оказалось, зарисовки. “Обыкновенное чудо Владимира Копатя”. Тогда наш удачливый защитник сказал, что никогда не видел Сало без маски, — и я отметила для себя, что когда-нибудь… Вся эта история лишний раз подтверждает, что чудеса случаются, надо их только захотеть.

— Смею предположить, что твой самый любимый фильм тоже имеет отношение к хоккею.
— Еще одна невероятная история. Уже после гибели хоккеистов ярославского “Локомотива” мне позвонил Сережа Олехнович. Он писал книгу о Руслане Салее и совершенно неожиданно предложил мне сделать о нем фильм.

— Почему именно тебе?
— Не знаю, не спросила. Не смогла, сказала только, что мне нужно согласие семьи Руслана на съемку разговора с ними. Сережа позвонил маме Руслана, и она сказала: “Если это будет Аня, то мы с папой “за”. Мы не были знакомы, и она могла видеть меня только по телевизору.
К разговору с Тамарой Гавриловной я морально готовилась неделю. Как потом выяснилось, она со мной тоже. Постаралась построить нашу беседу о Руслане как о живом человеке, и мама подхватила эту нить. Разговаривали два часа, потом я поехала на Макаенка и там столько же времени курила на балконе, хотя я не курю. Мой брат Ваня тому свидетель, все это время он был рядом, потому что видел мое состояние. Меня колотило. Уже первое интервью, очень трогательное и щемящее, перекрыло формат будущего фильма в два раза.
Работа началась в мае, а в августе должна была приехать жена Руслана Бэттен, интервью с которой я планировала закончить съемки. А в июле мне звонит Олехнович и говорит, что умер папа Руслана. Шок! Как сейчас помню тот разговор: “Знаешь, Аня, душа человека еще две недели потом находится на земле”. А еще через две недели, может, чуть больше, мне звонят и говорят, что умер и Серега. Как тут жить?
Сижу перед сценарием, который надо писать, в глазах слезы и полное бессилие от всего происходящего. Это какой-то кошмар… И никогда в жизни мне не было так страшно, как тогда. Сергей был для меня тонкой нитью, которая связывала меня со всеми друзьями Руслана. Он поддерживал меня во всем — и я не раз потом ловила себя на том, что беру телефон, хочу по привычке позвонить Сереге и понимаю, что его больше нет. Он даже не дожил до выхода своей книги о Руслане…
Многие, наверное, думают: ну что такого в этой профессии журналиста? Ходишь себе с микрофоном, общаешься с интересными и известными людьми, но когда оказываешься рядом с таким человеческим горем, то все это пережить очень трудно. И через свои чувства, через чужие слезы тебе надо сделать материал и вложить туда свое сердце. У Сереги, думаю, именно так все и получилось.

— Снимать фильм о Якове Шапиро тебе было проще?
— Наверное. Все-таки двенадцать лет прошло. Но опять же, как сказал один из героев, все вроде и притупляется, но воспоминания остаются настолько яркими, будто все происходило вчера. Анатолий Капский говорил мне, что нет такого дня, когда бы они, собираясь где-то старой компанией, пусть даже на тридцать минут, не вспоминали Яшу.
Но тяжелее всего переживают самые близкие люди. Жена Светлана, сын Никита, который потерял отца тогда, когда тот ему был нужен больше всего. Он говорил, что папа его безумно любил, везде с собой таскал. Типичная картина, Яков за руку идет с Никитой перед строем игроков, дает какие-то рекомендации, и никого эта умилительность не удивляет. Мне кажется, что все они были его детьми.
А самое трудное знаешь что? Мужские слезы. Мужчинам вроде как нельзя плакать, но они тоже живые люди и часто не могут сдержать эмоций. Когда писали программу о Руслане, Леша Калюжный несколько раз останавливал съемку. Просто не мог говорить спокойно. И не он один, конечно…
С фильмом про Шапиро та же история. У его друга Михаила Мироненкова слезы начинали течь, едва только он начинал говорить о Яше. Сергей Юрьевич Новиков, оказывается, тоже очень сентиментальный человек. Он рассказывал, как однажды, когда “Прессбол” был в жутком положении, в редакцию пришел Яша Шапиро и принес 200 долларов, чтобы ребята как-то перекантовались до лучших времен.
И голос у Юрьевича — лица нашей спортивной журналистики — дрожал. Это настолько личное, что ты ценишь такие мгновения особенно. И я иногда думаю: боже, сколько же в этой текучке мимо нас проходит! Эпизодов, историй, о которых мы узнаем лишь тогда, когда человек уходит навсегда…
Об этом говорил каждый, кто приходил на съемку. Жаль, что мы не снимаем фильмы о людях, когда они живы. Почему мы так не ценим друг друга, не знаю… Ведь на самом деле не так много у нас личностей. Надо снимать их здесь и сейчас и не откладывать на завтра.

— Кого бы ты сняла одним из первых?
— Да вот наш с тобой общий хороший знакомый Сергей Рутенко. Заслуживает ли он о себе фильм? Безусловно. Человек шесть раз выиграл Лигу чемпионов, в составе разных клубов, молодых и дерзких, маститых и практически непобедимых. Жанр сейчас не определила бы, но для хорошего фильма надо выбрать время, чтобы сделать его именно так, как ты хочешь. Немного репортажности, немного документалистики, немного лирики, немного прогулок по Барселоне…

— Следует признать, в этом испанском городе ты уже отметилась репортажем из святая святых футбольной “Барселоны” — месте, куда в принципе не пускают журналистов.
— Их “Family room” имеешь в виду? Дело было во время матча “Барселона” — “Вильярреал”. В тот день хозяева могли оформить чемпионство, и потому столы были накрыты еще до начала игры. Идем с Настей Косенковой, и она мне показывает: вот это подруга Анри, а вот это Месси — та самая, кстати, на которой он недавно женился. Наши билеты в ложе, само собой, тоже со всеми мамами и подругами. Рядом дети — я сразу поняла, что Гудьонсена. Все трое такие ярко выраженные “альбиносы”, жена тоже блондинка — не семья, а картинка.
Мы снимали там, где этого точно не делал никто из журналистов, может быть, исключая только клубное телевидение. Мне повезло, что Настя по-хорошему такая же авантюристка, как и я. Без нее у меня ничего, конечно, не получилось бы. Надо, кстати, найти тот фильм, кажется, он назывался “Каталонские каникулы”, и залить его на ютьюб. Там уйма уникальных кадров из закулисья “Барселоны”.
Я была в гараже стадиона, Саша рассказывал, где и на сколько лет выкуплены парковочные места. Мимо проходили Хави, Анри… Глеб с ними болтал, потом все дружно расселись по своим “Audi Q7”, эта марка тогда была клубной. Поехали на выезд, там такой крутой подъем — машина поднимается на поверхность, а весь проем увешан людьми с фотоаппаратами, видеокамерами, мобильными телефонами… Они так бурно приветствуют каждого игрока “Барсы”, что очень легко почувствовать себя мегазвездой. И вот думаю: как Саша смог после этого вернуться в наши реалии?

— В отличие от многих сверстников Глеб играет, демонстрирует хороший уровень — и, что немаловажно, показывает пример товарищам, как надо общаться с прессой. Его интервью читать всегда интересно.
— Он молодец, это однозначно. Хотя часто журналисты сами боятся сделать шаг навстречу. Им кажется, что если человек звезда, то он его пошлет далеко и надолго. На самом деле посылают-то отнюдь не звезды — и мы с тобой это прекрасно знаем.
Кто-то из моих героинь сказал недавно, кажется, Маргарита Махнева: “Мы сами делаем свою жизнь”. И поэтому репортер должен быть инициативным. Это кому-то может показаться, что меня в аэропорту встречает лимузин и везет куда надо. Мой оператор видит совсем другую картину. Когда ты по жаре на каблуках несешься со штативом, который весит больше, чем ты сама, и боишься опоздать на съемку. Ведь никто не будет принимать во внимание, что белорусские журналисты априори не самые богатые люди и не летают по миру бизнес-классом. А тебе еще надо и красивой в кадре быть, и репортаж написать, чтобы он был хороший, и не похожий на другие, найти свою изюминку.

— Скажу откровенно: не думал, что ты подпишешься на тренировки с гандбольной “Командой мечты”, половина участниц которой занимались спортом профессионально, а некоторые вообще на высоком уровне.
— Я хотела попробовать этот хлеб. Все-таки журналисту должно быть интересно все. А если тебе дается шанс почувствовать себя в шкуре игрока гандбольной команды, пусть даже и любительской, его надо использовать. И я лишний раз удостоверилась, что гандбол — игра мегаазартная и интересная, но требующая больших физических затрат. Как в принципе и любой другой вид спорта.
Характеры на площадке проявляются сразу — уже на первой тренировке. Будущая (тогда еще) “Мисс Беларусь-2016” Полина Бородачева в тренировочном спарринге завалила игрока мужской журналистской сборной и показала свой боевой, бескомпромиссный характер. Еще одна “Мисс Беларусь” Оля Хижинкова, наоборот, плывет по площадке будто лебедь. Она так и играет. Если и промажет по воротам, то улыбнется: мол, ну как же так может быть-то? От нее и почерпнуть что-то можно было для себя. Например, как реагировать на неудачи. Настя Косенкова в спорте талантлива от бога. Данные такие, что, кажется, в любом виде могла бы достичь высот. Я же не очень способная. Зато мальчишек гоняла, с которыми мы постоянно спарринговали. Строила их, чтобы не сильно задавались.
У нас в команде было много красивых и успешных девчонок. Ну, я-то ладно, журналистка, но им зачем? А потом поняла: это нормальное желание активных людей — пробовать новое, расширять свою сферу интересов и знакомств. Самому добиваться каких-то спортивных результатов, а не сидеть на форумах и рассказывать всем, как надо.

— Мне кажется, сейчас время такое — нужно поднимать задницу. И вообще человек может больше, чем он думает.
— Именно поэтому Белтелерадио- компания отдала этому проекту прайм-тайм. И я считаю, что он удался. Скажу больше, хочется заниматься гандболом еще, и если российские селебрити не смогут собрать свою сборную, мы готовы еще раз съездить в Новополоцк и взять реванш у местной команды. Только нам потренироваться надо, а то навыки, конечно, уже немножко растерялись.

— Чем живешь сейчас, в преддверии Нового года?
— Главное желание — выспаться. Год забрал много сил. Фильмы, текучка здорово давят на мозги. Вдохновляет, что моя работа нужна людям. Если бы этого не видела, никакие коврижки мира не заставили бы часами торчать в монтажной.
Смотрю на нашу жизнь, на своих героев и думаю: что вообще может оставить после себя журналист? А от меня останутся фильмы, за которые не стыдно. Как-то одна моя героиня сказала: “Смотрела все твои фильмы и не подозревала, что я такая сентиментальная. Сидела и плакала”. Я ей не сказала, что делаю то же самое, когда их монтирую. Ну а как по-другому? Вот до сих пор не могу заставить себя пересмотреть фильм о Салее…