Вадим Зайцев: Пуаре и КГБ. “Речь о серьезных издержках в управлении”

C учетом статуса собеседника в нашей государственной системе это заставляет думать: “наверху” растет недовольство тем, как в целом управляется белорусский спорт.
В последнюю субботу апреля передо мной распахнулись двери центрального входа Комитета госбезопасности. И заранее предупрежденный провожатый, даже не спрашивая фамилии и документов, молча довел до комнаты с камином.
Отправной точкой для интервью послужило заседание тренерского совета по биатлону, состоявшееся двумя днями ранее. В четверг впервые на моей памяти руководитель федерации столько времени посвятил общению со специалистами из регионов. Тренерский совет собрали в Клубе имени Дзержинского к 10 утра, а расходились уже после 15. Председатель КГБ присутствовал, правда, не все время, уходил по делам, но возвращался. Увы, в его отсутствие многие вопросы буквально повисли в воздухе. “Как попасть в женскую команду? Исходя из каких требований формировать штат РЦОПа? Как определить критерии перспективности? На какие данные и каких обследований опираться? Когда будет произведен отбор? Дайте единое направление работы, чтобы потом нас не обвиняли в форсировании подготовки!” — взывали наставники к президиуму. Но тот — без своего непосредственного начальника — ничего разжевать не смог.
В какой-то мере эта статья — продолжение материала “Слава богу, аудит показал: мы не вляпались в преступность” (“ПБ” от 2.08.2011), констатировавшего начало реформ в Белорусской федерации биатлона.

— Вадим Юрьевич, у тренеров осталась неясность буквально по всем вопросам. И, к сожалению, ни главный тренер женской команды Андриан Цыбульский, ни председатель тренерского совета Юрий Альберс, ни генеральный секретарь федерации Анатолий Стромский не прояснили ситуацию. Поэтому приходится обращаться к вам. Прежде всего вы заявили, что хотите переломить систему оплаты детских тренеров…
— Оптимизировать.

— В четверг прозвучало производное от слова “ломать”. А как возможно в отдельно взятом виде переломить систему, которая существует во всем белорусском спорте?
— Но оно ведь не совсем так, по информации того же заместителя министра спорта Нереда. Мы в среду на заседании исполкома предложили схему работы, а он откровенно сказал, что три федерации уже давно ее придерживаются. Это, говорит, проблема федерации биатлона, если что-то не делается или не так формируются списки и проводится квалификация. Ведь понятно, что сегодня денежное содержание тренерского состава поставлено в прямую зависимость от чисто спортивных результатов. И когда на тренерском совете выдвигали списки, это было очень четко и наглядно видно. Потому что каждый уверен: надо затолкнуть своего спортсмена повыше, а если тот еще и “выстрелит”, то вознаграждение обеспечено. Однако такой подход не обеспечит планового взращивания звезды, о котором мы вели речь, — ее на каком-то этапе обязательно надорвут. И мы на тренерском совете не случайно вспоминали 16-летнюю Динару Алимбекову, которая работает с национальной командой. Было воскресенье, республиканский забег, уже шестой для нее старт. И тренеры, чтобы молодую спортсменку сохранить, попросили вмешаться, отменить этот ее старт.

— Позвонили прямо вам?
— Да. Потому что представитель Могилевского облисполкома заявил: “Губернатор поставил задачу, чтобы команда области выступила достойно”. Конечно, я позвонил Качану — и буквально за десять минут до старта мы ее сняли. И слава богу. Но так не должно быть!..
Нам просто надо разработать то, о чем мы говорили. Я понимаю, что может быть непонятно, почему и просил создать рабочую группу. Нужно, во-первых, разработать квалификационные требования к тренерскому составу. И если мы проведем по ним аттестацию, поверьте, будет достаточно сложно сдать эти испытания. С другой стороны, мы немножко подстегнем людей работать над собой.

— Что вы подразумеваете под квалификационными требованиями к тренерам? Какой-то минимум элементарных знаний?
— Нет, почему? Мы же формируем квалификационные требования к своим сотрудникам. Выступаем в роли генерального заказчика в том же Институте национальной безопасности. Выставляем перед преподавательским составом требования: чтобы сотрудник, который через два года выпустится, вот это знал как “Отче наш”, вот в этом имел твердые навыки: то есть умел что-то оформлять, делать, прыгать, сдавать — в общем все то, что составляет практически необходимый объем по специальности.
Так вот, если тренер не имеет твердых, научно обоснованных знаний по общей физиологии ребенка, по детскому развитию, его нельзя допускать. Если он не владеет навыками психологии, его нельзя педагогом ставить. И если мы так пропишем — это заставит учиться. Ведь хочешь учиться — пожалуйста, сегодня Министерством спорта создана Высшая школа тренеров. Выделены государственные средства, на договорных условиях приглашают международных педагогических работников — условно тех же Зибертов — и они преподают.
И вообще, честно говоря, для меня оказалось неожиданным, что белорусскому биатлону до сих пор то Зиберт, то еще кто-то открывают какие-то нюансы. Но так быть не должно! Это могло быть оправданным первые три года суверенной истории, пять или десять в конце концов, но не спустя двадцать лет…
Речь об очень серьезных издержках в организации и управлении процессом. Эти издержки повсеместны. Они и здесь очень четко проявляются, начиная от любой ситуации. Вот случилась, скажем, террористическая серия — любой руководитель, любой начальник должен знать как букварь: раз, два, три. Готового рецепта, естественно, нет. Но есть наиболее выверенный, научно обоснованный алгоритм. И последовательность действий должна быть очень четкой. Случилось что-то — я их постоянно спрашиваю: “Что значит организовать управление? Ты должен создать командный пункт, подготовить команду управления, поставить задачи, организовать связь, взаимодействие”.
Если всего этого не будет в биатлоне, не будет в нем и управления. И может, кто-то не понял, почему мы попросили поменять гостренера Беляева. Не возражаю: Александр Михайлович хороший, порядочный человек. Однако мы с ним раз побеседовали, два. Говорю: “Понимаете, план ради плана, бумажка ради бумажки мне не нужны”. Я и здесь то же самое повторяю. Мне нужна логика — спланированная, утвержденная, согласованная, всем понятная.
И то, что у тренеров осталось много вопросов… Если бы им дали эту логику после тренерского совета — вот вам структура, календарь основных мероприятий, график стартов, — то они все понимали бы и не задавали бы вопросов, не было бы неясностей. Но кто этим должен заниматься? Конечно, гостренер.
Ведь у нас какие особенности… Говорят — “федерация”. Но федерация, по поручению, — Комитет госбезопасности. То есть основная профессия — все-таки это (собеседник акцентировано надавил ладонью на стол). И надо, наверное, прожить две жизни, чтобы успеть еще и там, в федерации, выполнять функции администратора. И вы же понимаете, что на Западе такого нигде нет.

— Абсолютно.
— Буквально вчера встречались с мужской командой. И ребята говорят: “Иностранные тренеры отрабатывают. Иностранные сервисмены отрабатывают”. Допустим, Гонон в Ханты-Мансийске ночь не спал, переживал. Тогда, если помните, на первый старт никто не угадал со смазкой. Угадали только немцы и относительно украинцы. Он очень переживал, потому что это его контракт, его жизнь. Его имидж в конце концов. Он работает как профессионал.

— А наши?
— Вот и наши должны работать как профессионалы, в том числе и гостренер. Он должен садиться и планировать работу федерации!

— По-моему, у нас нет человека, который отслеживал бы, с какой эффективностью трудятся тренеры в регионах, подбирал бы кадры для центров и ДЮСШ. Такое впечатление, что в Министерстве спорта четко не расписаны обязанности главных, старших и государственных тренеров. Кто несет ответственность, допустим, за резерв? Эту ношу в нашем биатлоне перекладывают друг на друга, и не добиться ясного ответа.
— Гостренер (скажу применительно к армии, чтобы было понятно) — как командир. Он должен оценить, сформулировать замысел, послушать какие-то предложения, принять решение и трансформировать его в жизнь. А вот планировать должен коллектив — в армии это штаб. Я и Зиберту говорил, и всем остальным: “Понимаете, есть три человека, профессиональных функционера, которые занимаются биатлоном”. Или четыре человека, я ему образно говорил. Деньги за свою профессию получают тренер, гостренер, секретарь федерации, директор клуба. Вот люди, которые должны тащить на себе этот воз.

— Иначе говоря, это штаб.
— Да, штаб, который и должен все планировать. Мы Стромского почему поставили? Чтобы вырастить из него менеджера. Чтобы он овладел вот этими навыками, мог четко спланировать, расписать. И чтобы не возникало вопросов в том числе и по методике подготовки. Вот мы говорим, что, кроме задатков спортивных, должны быть задатки физиологические. Необходимо создать научно обоснованную модель будущего биатлониста. Каким он должен быть? С обогащением крови кислородом в два раза лучше, чем у любого другого ребенка. У него не может быть легочных заболеваний, астмы и прочего, потому что тогда хоть золотых тренеров поставь, кучу денег вложи — ничего не получится. Сейчас исследования ведутся на генном уровне, и ученые очень достоверно могут разложить будущее человека.

— Я, кстати, знакомилась с годичной давности исследованиями, которые проводились в училищах олимпийского резерва. Тестировались в том числе и биатлонисты. Выяснилось, что среди них есть и те, кто по своему генотипу мог бы стать лидером скорее во взрывных метаниях или прыжках, нежели в виде на выносливость. И тем не менее они учатся на отделении биатлона, в них вкладываются средства.
— Это плохо, неправильно.

— То есть у нас много говорят о том, что надо от обычного набора переходить к отбору. И сколько лет об этом лишь толкуем…
— Должны быть принципы научной организации труда, которые придуманы еще в советские годы. Принципы системности, научной обоснованности и комплексности. Они же просто игнорируются! И все идет таким, знаете, эмпирическим, местечковым путем. Почему? Потому что нет вот этих администраторов, которые понимали бы принципиально. Я могу какой угодно пример привести. Смотрите: любой указ, закон выходит, и в конце пишут, что надо привести требования всех законодательных актов в соответствие с вот этими последними. И любого чиновника можно остановить и спросить: “Что это значит для вас?” Ничего. Никто вам ничего толком не скажет.
А он должен (как руководитель, как полководец, который призван, ему за это деньги платят) определить сначала место и роль своего государственного органа, своего подразделения. Если берем биатлон, то место и роль детской школы, центра либо команды резерва вот в этом процессе, который написали законодатели. Потом должен определить цель, действия, задачи. И вы абсолютно правильно, очень точно сказали: в итоге трансформировать все в функциональные повседневные обязанности. Тогда система заработает. Вот это одна из проблем у нас в биатлоне.

— Проблема еще и в том, что в упомянутую Высшую школу тренеров попадут единицы, а где остальным, особенно детским наставникам, повышать квалификацию? Ведь не секрет, что далеко не все владеют интернетом и способны использовать хотя бы источники, находящиеся в общем доступе.
— Да, по славянскому обычаю, никто ничего без пинка, без толчка не будет делать. Пока мы не распишем школу профессионального повышения, совершенствования мастерства всего тренерского педагогического коллектива, порядка не будет. Надо проводить работу как в любом учебном заведении, если мы хотим повысить их уровень. Вот вам самостоятельная подготовка, вот мы встретились, провели семинар: “Расскажите, вы прочитали что-то, хоть что-то из этого взяли, осознали?” Потому что иначе все будет лежать где-то на полке.

— Когда ожидать, что начнем двигаться в этом плане? О каких конкретных шагах можем говорить? О том, что летом будет проведена серия семинаров? Намерения-то понятны.
— Мы должны говорить прежде всего о том, что коллектив, который сегодня обозначается… Во-первых, это Юрий Юрьевич Альберс, которого мы уже полгода просим Министерство спорта назначить на должность гостренера, сохранив, понятно, его финансовую заинтересованность, чтобы он не пострадал. Второй — это Стромский. Я очень рад, что есть Абызов (Олег Борисович был когда-то зампредом Государственного погранкомитета, сейчас возглавляет клуб биатлона. — “ПБ”.). К нему неоднозначное отношение, как, впрочем, и ко многим. Говорят: “Вот, военных в федерации большинство, там нет профессиональных спортсменов”. Но федерации нужны в большей степени хорошие менеджеры-управленцы. А вот тренеры должны быть профессиональными.
Поэтому очень важно спланировать все, что мы сказали на тренерском совете, и сейчас просто выразить в решениях, в графике. Перейти от слов к делу. Чтобы расписали хотя бы до конца этого года. Мы же говорили, что надо сформировать квалификационные требования, модель спортсмена, график профессиональной подготовки. Необходимо доработать программу развития вида спорта. И перестроить саму структуру биатлона. Это национальная команда (составы “А” и “Б”, то есть постоянный и переменный). Команда резерва, которая должна готовить лучших и подавать их в высшее звено. Все это национальное достояние, с которым надо носиться.
Обязательно надо спланировать и объехать все школы, центры. Поехать и Цыбульскому, и Назаровой, и Абызову. Составить паспорта всех наших объектов биатлона: вот описание, фотография, вот планы, которые с губернатором или клубом составлены, здесь мы должны трассу до такого-то числа сделать, сюда мишенные установки поставить, там стрельбище отстроить и так далее. И чтобы выполнение кто-то жестко контролировал. Тогда управленческий цикл будет полным, и все обязательно заработает.
Сейчас необходимо определиться с квалификационными требованиями, авторефератами. Ну, буду сидеть со Стромским, буду просить… Мы и так потенциал комитета очень сильно задействуем, чтобы помогали это делать. А по времени… Я начинал с этого на тренерском совете, когда говорил, что хотелось бы, чтобы было быстро. Вот полтора года для того, чтобы убедить в этой программе. Потому что нельзя развиваться эмпирически, нельзя рассчитывать только на этот сезон и следующий. Иначе ничего не будет, не будет развития. Следующие придут, и им придется начинать на ровном месте, с этих же элементарных управленческих решений и мер.
Понимают все. Однако никто мне не сказал — ни Альберс, ни Беляев, ни Цыбульский, — что вот эта структура не такая. То, что соперничество плохо, они видят и знают давно. Но кто ж будет ломать и делать так, как хотя бы логично? Уже не говорю, что абсолютно выверенно, научно обоснованно. В этом большой потенциал Министерства спорта и туризма. По сути дела, в государственной системе, в государственном управлении и регулировании вот эти функции, конечно, должно исполнять Министерство спорта.

— Знаете, почему вздыхаю? Накануне, на международной конференции “Современное спортивное право”, я обратилась к замминистра Сергею Нереду. И попросила уточнить позицию Минспорта по инициативе БФБ, касающейся оплаты труда тренеров резерва. И получила ответ, что в принципе все уже изобретено, что существуют критерии республиканского смотра-конкурса и что во главу угла все равно будет ставиться результат. И вообще, не зря руководителей федераций для того и выбирают из фигур с определенным ресурсом — они имеют возможность как распоряжаться денежными средствами, так и выстраивать ту вертикаль, которая им необходима. То есть Минспорта создает условия, а федерация должна их реализовывать.
Кстати, уже не первый год сталкиваюсь с ситуацией, когда федерации кивают: “Это забота министерства”, а то в свою очередь — “Это забота федераций”.
— Гм. Ну, я вам по классической схеме ответил, что вообще-то в системе государственного управления и регулирования есть такая структура. Я же не буду возлагать задачи борьбы со шпионами на какую-то общественную организацию?! Это так, в качестве отступления. Но ждать, что Министерство спорта что-то сделает… Потому что там своих управленцев требуемого уровня, современных менеджеров, которые могли бы наравне разговаривать с международными федерациями и всеми остальными, увы, нет. Потому что, если бы были, то у нас был бы совсем другой общий спортивный результат страны.
Ждать мы не будем. И, прежде чем предлагать какие-то новеллы, надо приходить к конкретным вариантам и доказывать свою правоту. То, что сегодня есть два мнения — министерства и федерации, слава богу. В споре рождается истина. В конце концов всегда есть глава государства, который ставит вопрос так: “Сможете доказать, что это более эффективно, что это лучше?”
Мы не уходим от результата. Но говорим о результатах развития. Например, в этом сезоне ребенок стреляет лучше, чем в прошлом. Или в будущем году выполнит на велосипеде норматив выше, чем в этом. То есть перейдет в следующую стадию формирования спортивного мастерства. Ну и замечательно! Вот за это и надо тренеру платить. Он не навредил, развил, вложил. Значит, талантливый педагог. Он не выжал ребенка как лимон, не просто пришел и наорал или заставил. А если у него еще и спортивный результат будет, за это — дополнительные премии.
Однако не должно быть так: “Чтоб завоевали десять медалей!” Потому что все поймут, что получат по шапке, и надорвутся. Значит, перейдут на какие-то хитрости. И чаще, увы, губительные не только для спорта, но и физического состояния человека.

— Так министр прямо на совещаниях говорит: мол, надо надеть хомут на шею и тянуть сильнее, чем раньше. И просит работать по 25 часов в сутки в оставшиеся до Олимпиады дни.
— А вы когда-нибудь поинтересуйтесь: “Товарищ министр, а можно ознакомиться с вашими личными функциональными обязанностями?” Или у товарища Нереда при случае спросите. И все будет понятно.

— Мы с Олегом Качаном в декабре уже дискутировали на тему обязанностей министра. Он вышел из ситуации просто. Спросил: “А вопросы уровня министра, по вашему мнению, какие?”
— Я пришел из другого ведомства. Пришел и спросил: “Где обязанности?” — “А что, вы их не знаете?” Говорю: “Подождите, то, что знаю — не знаю, другой вопрос. Но я должен знать, как любой военный человек: вот это я обязан сделать”. Хочу, не хочу, но раз в три месяца я должен проверить состояние оружия подчиненных: чистое ли оно, правильно ли хранится. Тогда системно не будет ни хищений, ни пропаж, ни халатного отношения. И я обязан расписаться. Если обязан раз в месяц как командир части внезапно проверить кассу, так я должен это сделать. Даже если не сделаю, обязан поручить кому-то — система не должна останавливаться. Тогда кассир не будет воровать. Он будет знать, что в любой момент придут: выложи из сейфа, вот расходно-приходный ордер — и все видно.

— Если замысел федерации биатлона воплотится в жизнь, то это будет фактически революция в структуре управления отдельно взятого вида. Поскольку в целом инфраструктура нашего спорта очень громоздка и, по сути, формальна.
— Сложно, сложно. Поверьте, здесь вот три с половиной года… Профессиональные люди, профессиональные оперативники, профессиональные чекисты. Но приходится говорить иногда: “Вы основную часть денежного содержания получаете за то, что вы — начальник главка. И если вы не зададите вот это управляющее воздействие, то так оно там и будет”…

— Давайте уточним еще один момент. Рафаэль Пуаре приезжает в Беларусь 14 мая. На заседании тренерского совета объявили, что когда француз подпишет с нашей федерацией контракт, тогда и скажет, с какими тренерами и спортсменами собирается работать.
— Нет. Если он скажет “Работаю с Ивановым, Петровым”, это не значит, что так и будет. Это его мнение, а у нас с ним, извините, контракт. Федерация скажет: “Нет, будете работать с одним, со вторым и с третьим”. Не захочет — надо будет искать какое-то компромиссное решение. Как сейчас это компромиссное решение мы находим с Зибертом. Конечно, было бы замечательно, если бы мы выбирали тренеров только среди своих. Однако приходится констатировать и расписываться, что достойного специалиста у нас нет…
Вот россиянин Александр Хлусович за короткое время здорово подтянул стрельбу у ребят. И говорить о том, что движения в мужской команде нет, наверное, нельзя. Ну и что сейчас? Сказать человеку до свидания? Ну, конечно, мы не скажем. Но Пуаре, может, с ним не захочет. Потому что другие этого не хотят. Нет, давайте поработайте, давайте посмотрите… Хлусович видел, как Пуаре тренирует своего персонального воспитанника. Рассказывает: “Пуаре его три раза прогонял”.

— Это про норвежца Тарье Бо?
— Да. “Но он так и не смог увидеть. А я знаю, как это сделать”. Я говорю: “Вот видите, значит, и вы будете полезны, значит, и вы что-то подскажете”.
Кстати, если Пуаре подпишет контракт, то одно из условий — совместные тренировочные сборы его воспитанника с нашей командой. Я говорю: “Это будет замечательно, пожалуйста!”

— Бо будет тренироваться бок о бок с белорусами? Здорово! Отличный пример для наших ребят.
— Да.

— К слову, когда вы попросили тренерский совет дать предложения по кандидатурам тех, кто будет работать с Пуаре, каких только фамилий не называлось. Показалось, кое-кто утратил чувство реальности.
— Это звучало примерно так: “Можно я пойду поработаю директором Белорусской калийной компании? За полгода я ее не развалю, но на дом себе заработаю точно!”

— Именно. Тем не менее вы записали практически все фамилии, однако потом сказали претендентам до 15 мая предоставить авторефераты. Что это означает?
— Автореферат — это произвольное изложение своей биографии, увлечений, намерений и выражение, “почему я этого хочу и к этому стремлюсь”. Такой формы, правда, нет нигде — ни в армии, ни у пограничников. Она выработана, наверное, неглупыми институтами в системе КГБ БССР.

— Как возникла кандидатура Александра Сымана? После окончания спортивной карьеры в прошлом году он остался в структуре комитета, верно?
— Да.

— То есть не выпадал из поля зрения. Владеет языком.
— Не выпадал, владеет языком и максимально помогал биатлону. Но кандидатура возникла не потому, что мы его назвали — его тренеры назвали.

— Насчет Сымана сказал Альберс.
— Ну, в том числе. А Цыбульский не возражает. И альтернативы не видно. Единственное, кто там первый, второй — еще будем определяться. Но пока основные кандидатуры (опять-таки по совету тренеров) — это Сыман, Некрасов. Ну а дальше посмотрим по авторефератам. Ведь человек смело встал и сказал: “Я готов вернуться и работать с молодежью”.

— Это вы про Владимира Махлаева?
— Да. Но это мнение человека, это смело. Однако насколько я уже успел за эти два дня послушать оценки… Увы, скептические. Насколько объективны, не знаю.

— Во всяком случае объективные данные таковы, что именно при Махлаеве были достигнуты главные успехи мужского биатлона, и ни у кого язык не поворачивался назвать их случайными. Это он привел…
— (Перебивает.) Но ведь, Светлана Вячеславовна, нам еще важно в обязательном порядке, чтобы это были молодые перспективные.

— Понятно, в первую очередь — возраст. И прямо скажем, человек молодой — более управляем. Так?
— Нет, более способен к усвоению. У него нет устоявшихся, закоренелых взглядов.

— Собственно говоря, это и подразумевает управляемость.
— Не совсем. Нельзя сказать, что Федор Свобода, который отработал сезон рядом с Зибертом, абсолютно управляем. Он очень пытлив. Не только во все подробно вникает, как мы говорим на сленге, подсекает и записывает Клауса. Появилась у него возможность пообщаться с Хлусовичем — он его мучает до двух-трех ночи: а как это, а как то? Хотя никто от него этого не требует, да и у Хлусовича в контракте нет работы по стрельбе с женской командой. Это действительно должны быть такие люди, которые максимально используют все возможности.
Мы ведь с первого дня, когда пришли, говорили: выцыганьте, попросите Зиберта, пусть он расскажет. Вот чтобы родить то, что сделала и обобщила Ольга Назарова, сколько времени понадобилось! Ой, не знаю, когда мы об этом говорили — в 2008 году, наверное. Хотя что, казалось бы, проще! Программу-то все приходят и рассказывают. Но не могут сесть, изложить, написать так, чтобы программа достойна была быть представленной президенту: что мы видим, как будет биатлон развиваться…
По Раубичам все говорят: “Да, надо восстанавливать”. Но… (Собеседник тяжело вздохнул).

— Но документы по реконструкции уже подписаны, я так понимаю. Мы с директором комплекса Андреем Асташевичем договаривались об интервью на эту тему.
— Инвестиционная программа подписана. Архитектурные проекты готовы, однако они не выдерживают никакой критики — с точки зрения требований международной федерации.

— Как же они готовились, без учета критериев ИБУ?
— Вот так и готовились. Понимаете? Это наши архитектурные решения. И проектировщики… Я говорю: “Андрей Владимирович, ты можешь сказать, как так получилось?” — “Они ездили!” — “Куда?” — “В Эстонию”. — “А при чем здесь Эстония? Они в Сочи должны ехать, потому что там последний писк и все остальное, уж, наверное, круче не бывает. В Ханты-Мансийск езжайте, если не хотите в Европу, если не пускают или еще чего-то”. Хотя мы с президентом ИБУ Бессебергом разговаривали в Ханты-Мансийске, он сказал: “Мы предоставим вам любые проекты!”…
Сейчас мы отправили в Международный союз биатлонистов все проекты, которые Андрей Владимирович наработал с Министерством спорта. И для Минспорта открытие: как это — не соответствует требованиям? Мы разговаривали, когда Зиберт приезжал. Министерство: “Как не соответствует? Все ж там нормально”. Я говорю: “Ну, ребята, вот построим. А потом придем и скажем, что не то построили?..” Поэтому все отправили в аппарат Бессеберга, чтобы там высказали мнение. И представители международной федерации приедут, обязательно. Мы пойдем на то, чтобы оплатить им эти расходы, чтобы они уже все сказали и показали на месте: “Вот это так сделайте, здесь переход, столько-то метров. И тогда мы разрешим вам проводить какие-то соревнования”.

— Надеюсь, представители ИБУ приедут в ближайшие месяцы?
— Да, мы так и говорили, что где-то летом. Может, еще раньше. Потому что объем инвестиционной программы немалый, а надеяться, что правительство вынет и положит в условиях, когда других проблем предостаточно, нельзя. Поэтому сегодня ведут переговоры совсем с другим инвестором, которого президент определил, утвердил, условия тоже четко рассмотрел и утвердил.

— Инвестор наш или иностранный?
— Конечно, иностранный. Замысел там… Он не совсем правильный. И я понимаю, почему инвестиционная программа, а не государственная. Поэтому президент сказал: ищите, мягко говоря, спонсоров.
Андрей Владимирович не хотел конкуренции. Хотел длительного и единоличного управления Раубичами. И еще желательно, чтобы там не было туристической и физкультурной индустрии, а была исключительно бюджетно-спортивная. Увы, не получится.

— На бюджете сидеть удобно.
— Удобно. Но там есть гостиница, в ней — ресторан. И этот ресторан частный. И я очень рад, что президент сказал: пусть будет рядом второй частный ресторан — в качестве бонуса инвестору, который вложит порядка 60 миллионов евро. Именно в такую сумму, по предварительным оценкам, обойдется реконструкция Раубичей. Что важно: инвестор готов построить трубу.

— Ух ты! Чтобы кататься на лыжах круглогодично? Об этом мечтали много лет!
— Мечтали. А вот Андрей Владимирович говорит: “Нет. Не окупится. Она очень дорогая”. Я говорю: “Ты пойми. Вот где у нас ближайшая труба? В Финляндии. И все едут туда. Построим мы — поедут к нам”. Пусть он ее содержит. Пусть это будет его бизнес, ради бога. Но это конкуренция, а конкуренция — это хорошо.

— Когда, если все сложится удачно, планируется завершить реконструкцию?
— Если инвестор возьмется и будет подписан не только договор о намерениях, но и конкретно договоры, он сказал: “В декабре 2014 года я вам сдаю объект”.

— 2014-й станет неким рубежом для белорусского биатлона. Реконструкция Раубичей. Олимпийские игры, после которых закончатся контракты у Зиберта и Пуаре…
— Ну, Зиберт, думаю… Конечно, трудно загадывать…

— Помню, он однозначно был настроен завершить тренерскую карьеру после Сочи. Возраст, мол…
— Светлана Вячеславовна, для них ведь это тоже бизнес, проект. Вот они взяли Дашу. А что будет с ней после Олимпиады?

— Сомневаюсь, что сама Даша об этом наверняка знает.
— Да. Сложится все удачно, она скажет: “Пора бы и личной жизнью заняться”. И замуж хочется, и детей, и все остальное.

— А Зиберт скажет: “Даши нет, и я пойду”.
— Даши не будет, и Зиберта не будет — если за эти два года мы не найдем следующий привлекательный проект, который его заинтересует. Но вообще-то, честно говоря, мы открыто с Цыбульским на эту тему не общались. Но, Андриан Алексеевич, ты четыре с половиной года в команде! А в 2014 году будет шесть лет. Так, может, ты встанешь к основному станку? И Свобода уже подрастет. Чего нам, как говорится, ходить по свету, искать счастья? Становитесь и доказывайте. За это закрывали глаза на все ваши рекламные и прочие аспекты. А нет — тогда…
Раубичи, 2014 год. Нам важно все-таки вернуть возможность международных соревнований. Восстановить имя. Мы с вами на стратегическом перекрестке между Западом и Востоком. И на этот перекресток будут ездить. Вот инвестор другие проекты по стране взял — те, за которые китайцы сначала схватились, а потом посчитали и сказали: “Нет, экономически невыгодно”. А он пришел: “Да они не соображают. Я здесь полуторную прибыль получу”. — “Можешь по секрету сказать?” — “Конечно. Я изучил всю статистику прибытия к вам россиян и проведения ими выходных, туристических дней. У вас очень шикарный рынок. Я же к этому объекту построю озеро, домики, то и это. Еще и дополнительно заработаю”. Человек думает. Ну и хорошо.

— А мы можем назвать страну, откуда инвестор?
— Нет, лучше не надо.

— Итак, если Зиберт после Сочи уйдет из женской команды, то предполагается поставить работать наших тренеров. А что будет после Пуаре? Его напарник просто не успеет до Олимпиады достичь такого уровня, чтобы мы были более или менее спокойны за мужскую сборную.
— Да, сложно рассчитывать на резкий рост за полтора года… Не могу однозначно говорить, потому что мне непонятны до конца намерения Пуаре. Почему? Контракт только до Олимпиады.

— Чье это условие?
— Нет-нет, это прозвучало не жестко и не утвердительно, а просто в спокойном тоне, рассудительно он сказал: “Давайте до Олимпиады поработаем вместе”. Конечно, есть рассуждения и информация, что его цель — возвратиться в большой европейский биатлон через какие-то значительные результаты на Олимпийских играх. Может быть, это причина. По крайней мере это перерыв в бизнесе, он хотел бы возвратиться обратно в биатлон. И, естественно, ему было бы более комфортно тренировать национальную команду во Франции, в Норвегии, нежели в Беларуси.

— Я тоже задаюсь вопросом, почему Пуаре выбрал Беларусь, и не нахожу ответа. Чем привлекли? Он обеспеченный человек, и не думаю, что зарплата стала решающим фактором. К тому же, судя по его интервью, именитый француз — домосед, редко появляется на соревнованиях. И вдруг, имея такого блестящего ученика, как победитель Кубка мира Бо, решается окунуться в туманный мир белорусской команды.
— В любом случае попытка моего объяснения будет не совсем достоверной. И не совсем правильной. Вот приедет, мы у него и спросим: чего ты сюда приехал?

— А инициатива была чья?
— Приглашали мы… Ну, видите, многие заинтересованы сегодня попытать силы в Беларуси, не только в сфере спорта.

— Как это объяснить?
— Прецедент. Пример — Зиберт. Потом общение. Потом общее какое-то знакомство, восприятие, отношение: “В эту страну я поеду, а в эту не хочу и никогда там комфортно не буду себя чувствовать”…
Ну, Пуаре не один приезжал. Он взял с собой — об этом мы как раз говорили в первой части беседы — хорошего личного менеджера. И какие у гостей дополнительные интересы — я пока тоже не могу вам сказать. Может, у них свое видение участия в инвестиционном климате Республики Беларусь. Все-таки у Пуаре есть доля в гостиничном бизнесе.

— Да, я в курсе.
— И его бизнесом занимается этот менеджер, который, собственно, и ставил нам все условия. Он говорил: “Пуаре — это имя, это бренд”. Я в ответ: “Хорошо, у нас тоже КГБ — это бренд”… Вот видите, человек приезжает с профессиональным управленцем. И это уже совсем иной подход…