НИИcследованный детсад. Научная лотерея: Минспорта впихнуло, Минфин отказал

И вот снова подтверждение наших выводов. Теневые фигуры тогдашних громких дел — теперь уже бывшие министр спорта Александр Григоров и помощник президента Геннадий Алексеенко — признаны, по сути, профессионально несостоятельными на новых местах работы. Первого из них убрали с поста председателя Белорусской федерации гребли, с треском провалившей олимпийские планы, вскоре после того как тренерский совет решительно выразил ему недоверие. Второй на прошлой неделе уволен с поста директора РЦОПа по легкой атлетике — по инициативе Минспорта, без объяснения причин. Хотя причины, на наш взгляд, понятны: отрасль уже давно переживает жесточайший управленческий кризис. И от этого еще более тревожно за то, как распределяются бюджетные деньги, предназначаемые спорту.
В стране строятся ФОКи, арены и дворцы, но в них не хватает специалистов, в то время как толпы выпускников БГУФКа уходят практически в никуда. “Нет заказа!” — жалуется теперь проанализировавший ситуацию новый ректор Григорий Косяченко. Но складывается впечатление, что это понятие в принципе не применимо в нашем спорте. Центр требует с областей развивать виды, которые исторически им не свойственны. Нет жесткой специализации ДЮСШ под близлежащие УОРы. В национальных командах годами числятся спортсмены, невысокий потолок которых виден невооруженным глазом…
Фактически нет заказа и на научные изыскания. Конечно, ученые могут изощриться и снова выдать что-то вроде “Индекса сухожильности” (“ПБ” от 9.06.2010), который они исследовали перед пекинской Олимпиадой на примере коника Рэдфорда. Об этом мы повествовали в последней серии “НИИсследованного миллиарда”, посвященной судебному процессу над профессором Бондарем.
Теперь осветим нынешнее состояние дел в спортивной науке, только с другого ракурса. С помощью Николая КРУЧИНСКОГО, которого на прошлой неделе уволили с должности директора НИИ, выясним, отчего глохнут перспективные проекты и как пропадают очередные миллиарды.

Построим то, не знаем что

— Николай Генрихович, спортивную науку полощут и стегают буквально на каждом совещании. Каюсь, мои статьи тоже сыграли здесь свою роль. Но то призраки прошлого, люди, стоявшие за этими скандалами, уже не у дел. Поэтому давайте порассуждаем, в чем конкретно ученые могут оказать поддержку спортсменам и тренерам и по какой причине они ее в достаточном объеме не оказывают.
— Больная тема. Боюсь, идея научно-практического центра (НПЦ), о которой все вдруг заговорили, превращается в своего рода фетиш. Ее озвучил вице-премьер Анатолий Тозик, повторил министр спорта Олег Качан. Однако наполнение вызывает вопросы. Похоже, руководство хочет оставить все по-прежнему — науку отдельно, медицину отдельно — и создать лишь некую надстройку, которая будет управлять. Увы, в таком виде эта надстройка ляжет дополнительным грузом на бюджет, а спортсменам легче не станет.

— Насколько знаю, в разных местах столичной Веснянки есть две стройплощадки. На углу улиц Нарочанская и Тимирязева возведут поликлинику, куда переедут специалисты Республиканского центра спортивной медицины. А на улице Леси Украинки разрушат старый детсад, в новый комплекс вселятся ученые…
— Верно. Но не будем забывать, что, например, в системе Минздрава уже нет ни одного отдельно взятого НИИ. Медицина работает, соединяя на одной базе науку с практикой. И у меня был такой опыт, когда под моим руководством одновременно трудились почти триста человек из клиники и около пятидесяти — из науки. В спорте, конечно, все сложнее. Оценка сиюминутного состояния спортсмена — один краеугольный камень. Состояние его здоровья — второй. Рекомендации тренеру — третий. Как их объединить? Выход есть: создать специализированный исследовательский центр, который одновременно может быть и тренировочным. В нем под наблюдением ученых и медиков тренер мог бы корректировать состояние спортсмена в соответствии с моделью подготовки. Эту идею продвигаю несколько лет.
Пока в Беларуси таких возможностей нет. РЦСМ после Лондона выселили в обычную поликлинику, где потоки больных и здоровых смешались. А ведь на пике формы спортсмен подвержен простудным заболеваниям как никто другой, это вам любой врач скажет… А пройдитесь по нашему НИИ. Вас поразят теснота в лабораториях, отсутствие душа и раздевалок. Используем каждый метр полезной площади, но пространства все равно не хватает. При этом умудряемся, как говорится, в “нашем сарае” принимать на углубленные комплексные и этапные обследования (УКО и ЭО) почти тысячу человек в год…
На прошлой неделе, получив приказ об увольнении, пошел к замминистра Сергею Нереду: “Что будет со стройкой?” Он удивился: “А в чем дело?” Понимаю, что он не в теме, а первого зама, который был в курсе, уже нет. Но надо вникать! Есть две площадки, два проекта, статьи инвестиционной программы, договоры. И соответственно два разных проектанта. Они уже работают! И если суммировать все расходы под проект нового НИИ в бывшем детском саду, то получится примерно миллиард.
Однако вопрос создания НПЦ уже решен! Возможно, к этому подтолкнуло скорое Олимпийское собрание, где будут разбираться, в чем причины лондонских неуспехов. Вице-премьер пару недель назад специально приезжал в НИИ, чтобы вникнуть в проблему. Его помощник на днях запросил у меня концепцию развития НПЦ. Я хотя и был уже уволен, но ее отправил. А замминистра все удивляется: “У вас разные проектанты?” — “Да, в тему надо въезжать. Необходимо собрать представителей дирекции строящихся объектов Минспорта, проектантов. Позвать меня, потому что никто другой не владеет всей информацией. И определиться с дальнейшими шагами”.
Слышал, они подумывают всех — НИИ и РЦСМ — свезти на улицу Нарочанскую, мол, ничего, потеснятся. Но тогда извратят всю идею научно-практического центра, который немыслим без спортивного ядра. И потом, что тогда делать с площадкой на улице Леси Украинки? Там, согласно архитектурному решению, почти 16 тысяч квадратных метров. Они специально расписаны под технологии, коих в стране отродясь не было, но без которых нет прогресса. Опять Светлана Парамыгина напишет про НИИсследованный миллиард? Так простите, ребята, а кем он не исследован? Пятым этажом корпуса 2 на Кирова, 8?..
Говорю Нереду: “Извините, Сергей Михайлович, но я второй день как уволен. Давайте не будем откладывать этот вопрос”. Он: “Ну вы же не в другой галактике находитесь”. Возражаю: “А почему я должен под вас подстраиваться? У меня нет с Минспорта никаких отношений. Есть совесть, воспитание и репутация. И что, завтра вы скажете, что Кручинский все бросил? Мы это уже проходили, плавали, знаем. А вопрос висит — не из-за ваших ли головотяпства и неспособности принимать решения?” Так до сих пор и не встретились…
Об одном сейчас жалею: каждый шаг нужно было сопровождать бумажкой. Но — времени жалко! Да и все равно бумажку потеряют.

— Такое было?
— Сколько угодно. Например, план работы НИИ на 2012 год до сих пор не согласован Министерством спорта.

— Шутите?
— Никоим образом. Когда вице-премьер меня о нем спросил, я ушел от ответа. И потом написал в Минспорта: “Повторно отправляю на согласование”. Теперь бывший директор ДЮСШ Инесса Карулина, которая в министерстве второй год курирует науку, звонит и спрашивает: “Зачем вы мне это отправили?” А затем, что у вас на столе план давно потерялся. Сейчас Госконтроль в Минспорта работает, и любой его вопрос по науке вызывает у них ступор. Так эта госпожа и не хочет ничему учиться! Звонит: “У вас был проект по списку запрещенных препаратов. Госконтроль интересуется, где внедрение”. Отвечаю: “Эта система стоит в каждом областном диспансере. У вас все написано”. — “Где стоит?” — “В каждом диспансере”. — “А как она стоит?” — “В ваших документах все написано”. — “У меня нет никаких документов. Привезите”. И так работает человек, который курирует науку?!
Я устал от безрезультатного хождения по кругу. Вот мы в этом году несколько раз обсуждали следующую ситуацию. В Госпрограмме “Развитие физической культуры и спорта на 2011-2015 годы” есть научный раздел (планировался он в 2009-м). Коррективы возможны только путем принятия постановления Совмина по предложению Минспорта. Часть научных проектов (не наших) не прошли государственную экспертизу и соответственно не финансировались. Я попытался в этом году вместо одного из них внести новый научный проект. Мне говорят: госпрограмма до 2015 года запущена, изменения возможны только в рамках предусмотренных средств. Хорошо. С большим трудом меняем один проект на другой, втискиваясь в суммы, просчитанные еще в 2009-м. Вдруг приходит ответ: Минфин завернул обратно! Почему? Иду разбираться. И выясняю, что Минспорта впихнуло в один документ все: и науку, и массовые мероприятия по всем областям, причем уточнения на 2012 год соединило с планом на 2013-й. Получилась огромная сумма! Минфин ужаснулся и не стал разбираться. Просто отказал.
Поэтому работаем по проектам, последний из которых придумали еще два года назад. А спорт движется вперед все быстрее и быстрее. И никому в Минспорта до этого нет дела… Кстати, министр даже не знал, что НИИ еще никуда из здания БГУФКа не переезжал, что площадка не готова. Перед визитом вице-премьера он позвонил: “Ты нас встретишь?” — “Приезжайте”. — “Куда? В детский сад?” В самом деле детский сад…

Мыло для Даши

— Включение в черный список, принятый 5 сентября коллегией Минспорта и исполкомом НОКа, стало для вас неожиданностью?
— Абсолютным шоком. Я увидел документы за полчаса до заседания, открыл: ну, приплыли. Все делалось тихой сапой. На следующий день пришел к Нереду, спрашиваю: “Зачем это? К чему готовиться?” Он: “А это сделано, чтобы ты лучше работал”. Проходит неделя. Появляется Станислав Максимович из управления кадрового обеспечения: “Вы готовы заявление написать?” — “С какого бодуна?” — “Ну как же, коллегия приняла решение, министр на меня давит”. — “Может, мы поговорим о критериях?” — “Я вас уважаю, но и вы меня поймите”. 12 октября министр подписал приказ об увольнении по решению нанимателя. Со мной никто даже и близко не разговаривал, что хорошо, а что плохо, что можно изменить.
В последний день работы весь свободный на тот момент коллектив НИИ пришел ко мне в кабинет прощаться. Подарили маленькие сувениры, говорили теплые слова. Я был крайне тронут…

— А правда, что вы сами придумали приказ, в котором указали, кто будет исполнять обязанности директора НИИ?
— Да. Мне в кадрах сказали: “Знаете, мы на ваше место никого не смогли найти!” Сверху никаких распоряжений не поступало. Поэтому я был вынужден задним числом составить приказ, где расписал, кто исполняет обязанности директора в случае форс-мажорных обстоятельств. А потом назначил и. о. своего зама Александра Михеева.
Понимаете, мне не безразлично, что будет после. Поэтому давайте поговорим, что необходимо сделать первостепенно. Прежде всего наконец-то почесаться и прописать в Гражданский кодекс ответственность за нарушение антидопинговых правил тренеров и медперсонала. Только так можно переломить ситуацию. Здесь не разделяю не раз высказанное директором НАДА Александром Ванхадло мнение, что виноват врач. Во главе угла всегда стоит тренер. У нас четко прописана иерархия наград, вешки расставлены по зарплатам. На той неделе даже министр заговорил о том, что существующая система оплаты иногда приводит к форсированной подготовке.
Далее. Мы провалили Олимпиаду. Так повернитесь лицом к резерву! Не нужно делать ничего сверхъестественного. Давайте определимся: не надо 64 вида спорта, займитесь подготовкой молодняка ко II юношеским Олимпийским играм, возьмите, допустим, легкую атлетику, плавание, греблю. Очертите круг кандидатов. Соберите тренеров и спортсменов. Всех — на УКО и УМО. При этом тренер должен приехать со своей программой подготовки, расписать модель вплоть до Игр. Мы посмотрим, внесем коррективы, дадим рекомендации. Распишем даты, когда сделать контрольные обследования. Этапный контроль можно проводить в своем регионе. В каждой области есть вполне конкурентоспособный диспансер спортивной медицины, а также факультет физвоспитания, специалистов которого кое-где надо дополнительно обучить. Тем самым выстроим вертикаль.
Тогда тренеры (а в регионах среди них много по-настоящему заинтересованных, неравнодушных) наконец привыкнут, что есть люди, которые им советуют, и перестанут воспринимать ученых враждебно. Потому что, как говорит академик Владимир Платонов с Украины, нельзя выиграть в одиночку, должна работать команда. Плюс за всей этой кухней должен быть закреплен врач, которому мы (совместно со специалистами РЦСМ и команд) готовы расписать соответствующую фармакологию — в НИИ есть соответствующая лаборатория.
Все это реально. Но при этом ученым и остальным спецам, работающим в проекте, тоже нужно заплатить. И обеспечить реактивами.

— Почему вы это подчеркиваете? Разве сейчас по-другому?
— Именно. Многое делается за “фук”. Например, нам часто говорят, что наука и медицина должны сказать свое слово при обследовании абитуриентов. Согласен. К нам приходят и из училищ олимпийского резерва, и из БГУФКа. Но — почему-то бесплатно. С директором РГУОРа Леонидом Малашенко мы в позапрошлом году обсуждали эту проблему. Он пошел в Мин- спорта, понес программу обследований, в том числе и генетических. И получил ответ: “А с какой стати госучреждение будет платить гос- учреждению?!” На том тема была исчерпана. Все привыкли, что НИИ работает за спасибо! Зарплата у ученых зависит только от научных проектов, которые они ведут. Однако у наших функционеров сложилось ложное представление, что зарплата — за обследования, а наука — в свободное от них время.

— Надеюсь, национальные команды обследуются не за просто так?
— Зря надеетесь, тоже бесплатно! Подразумевается, что Минспорта за это якобы компенсирует нам расходы на реактивы. Два года назад я напомнил с трибуны: “Вы мне 12 миллионов за реактивы должны”. “Ха-ха-ха!” — разнеслось по залу… Знаете, директор РЦСМ Евгений Лосицкий на заседании коллегии не случайно высказался о деятельности юристов Минспорта довольно уничижительно, приведя пример, что они типовой договор по девять месяцев отрабатывают. У нас и система компенсаций выстроена так, что замучаешься ходить по кабинетам…
Еще один больной вопрос. Вот мы совместно с Республиканским центром проблем человека при БГУ, в соответствии с научным проектом, сделали три тренажера (разных размеров) для лыжников и биатлонистов. Покрытие подвижной платформы подобрали таким образом, что можно тренироваться как на лыжах, так и на роллерах.

— Здорово!
— По закону я должен отдать их заказчику, то есть Министерству спорта. Прекрасно. И, заканчивая проект в 2009 году, пишу: “Один отдайте в Раубичи, другой — в БГУФК, третий — в Могилев, там биатлон с лыжными гонками еще как-то держатся”. Отнес письмо в Минспорта, предварительно все обговорив. Отвечают: “Мы согласны”. Я уже чуть в Могилев не позвонил: мол, приезжайте с машиной, забирайте. Но потом пришла бумага: “Сдайте продукцию на склад заказчику”. Пожалуйста. А склад тогда переезжал. Громоздкие тренажеры куда-то надо было деть, они их где-то бросили. В результате замдиректора Раубичей мне говорит: “Ну, привезли нам ваши тренажеры”. — “И что?” — “Будем их списывать”.

— Это почему?
— Потому что все полотно иностранное (не помню, немецкое ли, японское) украли. И работа насмарку… Опять мне скажут в “штабе”: надо, дескать, бумаги сопровождать. А выполнять свои должностные обязанности когда: в свободное от хождения по кабинетам время?
Другой пример. БГУФК совместно с БНТУ сделали недавно специальные датчики-тренажеры для стрелков и биатлонистов. Они помогают учиться правильно выполнять движения при стрельбе, вносить коррективы не бездумно, а по удару сердца. Параллельно на кровь оказывается электромагнитное воздействие, существенно улучшающее реологию (текучесть) крови. В декабре отчитались за эти датчики на научно-техническом совете Минспорта, одновременно обратились к Нереду: мол, оставьте один экземпляр разработчикам для продолжения исследований. Октябрь заканчивается — ответа нет.

— Зато есть претензии: “Толку от науки нет!”
— Поэтому вот что предлагаю: перестать бить ученого за внедрение, которое мы, кстати, опять же осуществляем бесплатно. А то у нас получается так: я придумываю проект, и я же отвечаю за его внедрение. Но одно дело нафантазировать брошюру-методичку — ее надо только издать на бумажном носителе и распространить. И совсем другое — изобрести тренажер или БАД. Наша система к таким разработкам абсолютно не приспособлена. Например, Институт физико-органической химии НАН совместно с НИИ, РЦСМ, РНПЦ кардиологии разработал 17 БАДов. А когда стали выпускать, то закупка забуксовала. РЦСМ не может приобрести самостоятельно, так как деньги платит Минспорта, и директорат нацкоманд не может — непрофильная продукция. Попробовали через РУП “Белфармация” — по схеме, предусмотренной законом для лекарственных средств. А там отлуп: “Закупать не будем!” Потребовалось вмешательство первого замминистра здравоохранения: вроде бы что-то сдвинулось, но Олимпиада была уже на носу, и наши БАДы опоздали.
Должен быть государственный заказ. То есть я прохожу госэкспертизу, доказываю научную новизну проекта (например, тренажера). Изготовляю малой серией (минимум три штуки). Даю апробировать спортсменам. Отправляю в Мин- спорта. Его научно-технический совет принимает решение об изготовлении, определяет изготовителя, количество тренажеров и где они будут установлены. Выделяется финансирование, запускается процесс. Партия производится, устанавливается, а разработчики (то есть мы) обучаем персонал и сопровождаем этап внедрения. Затем собираем отзывы с мест, возможно, вносим корректировку в продукцию. Изготовитель тем временем проводит госрегистрацию и маркетинг. Причем внедрять научные разработки надо на всех уровнях, а то у нас все, вплоть до хиромантов, бросаются сразу на национальные команды. Вот недавно человек приходил, мыло для Даши Домрачевой приносил. Подарил мне два куска: честно скажу, когда ими намыливаешь щеки утром — эффект лучше, чем от геля для бритья, причем самого крутого. Поговорили мы с ним, определились, что есть смысл двигаться дальше, уже потенциального производителя подыскали…
Еще пример. Институт физиологии совместно с Институтом радиоматериалов и при участии РЦСМ разработал кислород-гелиевый ингалятор. Доказано, что при нагрузке он эффективен, у россиян даже есть целая программа в этом направлении для летчиков палубной авиации. Сделали прибор. Экземпляр в единственном числе, оговоренный научным проектом, стоит в Стайках. А дальше что?!
У чиновников Минспорта в мозгу заложено: можем купить лыжи, лодки, костюмы. Все то, что уже на потоке. А системы закупок результатов отечественных НИР и НИОКР у них нет! Они могут приобретать только готовое изделие. А где нам взять деньги на его изготовление? Кредит брать? Так уставная деятельность не позволяет. Предлагать разработку заводам? Но они сразу вопрос: а сколько купят сразу? И все захлебывается…
Вот создали РЦОП по гребным видам в Заславле. Там никаких средств восстановления, кроме бани, не предусмотрено. А мы могли бы расписать, какие белорусские разработки приобрести. Другое дело, что в РЦОПе нет врача с первой категорией, и потому центр не может получить лицензию на медицинскую деятельность. Но зато есть РЦСМ с шестью филиалами, каждый из которых имеет свою лицензию. Где логика?! Наделали РЦОПов — отдайте им специалистов. Иначе теряем время. В апреле 2013 года тот же Заславль принимает чемпионат Европы по академической гребле. А в медицинских кабинетах пусто… И это тоже проблема системы. Надо все определять и прогнозировать еще на этапе планирования.
В госпрограмме, кроме научного раздела, в котором прописаны НИРы, должен быть раздел “Внедрение”. Туда должны быть “заведены” отдельные деньги на изготовление придуманной нами фармакологии, тренажеров, наглядных пособий. Вдобавок в мире сейчас огромное количество литературы, новейших рекомендаций — тьма-тьмущая. Мы что, это используем? Нет! Однако переводчики тоже бесплатно работать не будут. И пока этот психологический барьер наши руководители не преодолеют, продолжим наступать на те же грабли. И очередной вице-премьер будет, насупив брови, спрашивать: “Где результат?”

— У нас, как правило, от науки ждут каких-то чудодейственных препаратов.
— На них тоже нужны время и деньги. А когда дефицит и того, и другого, тогда надо принять как должное: на членов национальных команд (а из 1109 человек в них 673 спортсмена) закупаем за границей. Но и основание пирамиды, наш резерв, нельзя оставлять без подпитки. Ребенок тоже растет, развивается. Вы тренеров спросите, мы с БГУФКом сделали для них проект с отечественной фармой, так они нас чуть ли не на руках носят, мои лекции в Высшей школе тренеров по результатам этого проекта переписывают. Мы взяли несколько наименований, которые выпускает завод “Белмедпрепараты”, и показали, как они работают на разных этапах подготовки. Ведь в чем главные проблемы спортсменов? В иммунодефиците и эндогенной интоксикации на фоне запредельных физических нагрузок, неадекватном питании.
Новый пример. Компания “Магномед” разработала прибор “ФотоСПОК”. Стоит 6 миллионов и сочетает квантовую терапию с воздействием индуктора магнитного поля. Для суставов, связок, мышц — пригодится везде, где есть микроповреждения. Такой прибор должен быть у каждого спортсмена уровня нацкоманды! Мы с разработчиком пришли к министру спорта вместе с председателем Госкомитета по науке и технологиям (ГКНТ) Игорем Войтовым. И тот спросил Олега Качана: “Почему вы не пользуетесь отечественными разработками?” Олег Леонидович ответил: “Как же, Кручинский говорит, что пользуемся”. Но это же у меня есть, я всем дать единственный прибор не могу!..

Отщипните под Олимпиаду!

— В 2009 году самый успешный тренер страны Владимир Шантарович пришел в НИИ и сказал, что в гребле на байдарках изменилась олимпийская программа, добавились спринтерские дисциплины, и ему надо сэкономить полсекунды. Мы предложили: у нас есть технологии магнитного воздействия, они ускоряют восстановление и улучшают текучесть крови, соответственно мышцы и сердце получают больше кислорода. Вечером полежал на специальном матрасе — встал более свежим. Но ребят Шантаровича из Гомельской области в столицу не навозишься. Поэтому сели, прикинули, что необходимы два комплекта оборудования (один для НИИ, другой для базы в Мозыре). Мы готовы были для работы на нем обучить доктора команды. Заложили деньги под реактивы, необходимые для обеспечения более полного научного обоснования разработки и задела на будущее. Я написал проект, пришел к министру: “Надо 290 миллионов рублей. Но это расходы в основном на аппаратуру. Она и дальше будет востребована”. Дело было перед зимними Олимпийскими играми. Он говорит: “Слишком дорого. Давай подумаем”. Министр вернулся из Ванкувера, я опять к нему. Он направил к своему первому заму Григорию Косяченко. Тот: “А ты можешь расписать на три квартала?” Могу. Все расписали, отработали схему, согласовали. Я грузил Шантаровича подписанием исправленных документов для заявки этого проекта. Специально съездил к Александру Григорову, взял письмо от федерации гребли. Было письмо и от легкой атлетики. И где деньги?!
В госпрограмму на 2011-2015 годы включить этот проект не могли, ее еще не было. По отраслевым проектам закупка оборудования и реактивов не финансируется. Пытался протолкнуть как инновационный проект, но ГКНТ заявил, что никакой новации здесь нет: дескать, технологии магнитотерапии достаточно давно разработаны нами же. Так извините, Минспорта, дайте деньги, например от лотереи! Вы каждый месяц сумасшедшие (в нашем понимании) суммы распределяете, так отщипните немного под Олимпиаду. Тщетно. Так и похерили. И Шантарович в Лондоне не доработал, он и сам это понимает. Мы способны были ему помочь. Я видел, в каких условиях Владимир Владимирович в Мозыре выращивает чемпионов, и можно было существенно улучшить ему ситуацию. Аппаратура работала бы и на резерв, молодняк, на будущее…
Правда, в этом году к НИИ немного лицом повернулись: выделили дополнительные деньги на реактивы и оборудование. Мы перед Лондоном анализов наделали всем, кто просил, не экономили, и еще задел оставили под Сочи. А в общем элементарно наболело…
От этого хождения по кругу осталась не обида, а горечь. Мне говорили: “Да-да, неси письма, дадим команду”. И где та команда? До сих пор дают? Ждешь-ждешь, а потом приходит приказ на увольнение — за недостаточное соответствие и без объяснения причин. Выходит, сегодня умные люди не нужны, а как же тогда часто повторяемое: “Без науки мы в современном спорте никуда”? Так, может, нужно в консерватории что-то поменять?..