Сказ про то, как синеокие мужики простатный антиген добывали

Да не рассчитали чуток: бесовское зелье из молодцов да девок, словно тесто из кадки, возьми да попри. Называют то зелье чудно, чужеземно — допингом. А как вылезет он, что проказа на лоб, лечить и не пробуй — за него на всемирных игрищах полагается кара великая, позор несмываемый.
Что делать? Аккурат перед походом в земли туманные аж десять синеокцев на допинге том попались. Беда… Но нашелся ушлый мужичонка, у него с контролерами нездешними давняя связь была, крепкая, твердой валютой испытанная. Попросил он передать князькам, что все схвачено. Надо-де по сусекам поскрести да тридцать тысяч целковых нагрести — только зеленью ихней, — и все уладится.
Долго скрести не пришлось. Зельем в синеокой давно баловались, потому заранее фонд создали, денежку из него ушлый мужичонка регулярно брал, острые вопросы тихо закрывал. Так и в этот раз: взял тридцать тыщ зеленых целковых, отвез, и контролеры вид сделали, что ничего не видели.
Радостный вернулся мужичонка на родину. Но, предвидя, что траты были не последние, скинул шапку и пошел с ней к сметливым хлопцам: мол, киньте, кто сколько может. Просил, просил, да все без толку, поговаривают, осерчали хлопцы на посыльного за то, что тот сам руку в шапку запускал да карманы свои набивал. Мужичонка ушлый требовать стал, а его возьми да пошли подальше. Решили хлопцы, что и без того мзды хватит, что контроль в землях туманных им не страшен.
И тогда мужичонка вразнос пошел, кулаком грозить стал, мол, попадетесь, ироды, помощи не просите! Дам отмашку контролерам, вас из-под земли достанут — живо гоните мзду! А у хлопцев дядьки еще сметливее, чем они, были. Один из них, Фимка, взял да и записал бредовые мужичонковы речи. А кассетку куда-то повыше отправил.
Долго ходила кассетка по высоким палатам, пока не отнес ее Фимка в контору компетентную. Там крутили ее, судили-рядили и решили запечь ушлого мужичонку в острог — от греха подальше. А следом в доме казенном и подельщика мужичонки закрыли. Ох, по зелью специалист был хороший! Только никто не подумал, что мастерство арестантов проклятых на игрищах пригодиться сможет: конторщики не смекнули, а князьям жутко боязно стало…
Сметливые хлопцы снова воспрянули. Но вдруг опять незадача приключилась. Самый тихий хлопец из ватаги, когда восемь лет назад Грикляндию молотом окучивал, тоже, как выяснилось, зельем баловался — бес попутал. Сейчас все всплыло и зловонно запахло. Тихий хлопец сам чертиком заметался: “Что рабиць?” Но князья правильного ответа не ведали. Поэтому плюнули, перекрестились и все вместе отправились в путь — правду на туманных землях искать.
Прибыли в Альбион, начались игрища. Побед у синеокцев было мало, все наперечет. Тихий хлопец рвался в бой, махал молотом: победю, дескать, только волю дайте! Но чинуши бездушные — и-а-аф! — опустили перед ним шлагбаум. Князья негодовали, затребовали встречу на высшем уровне. На нее заявились они большой делегацией, прихватили переводчика, заготовили гневные вопросы. Думали, их послушают, в высоких палатах примут. Ан нет, на подступах к палатам встал адъютант-законник, наглухо на все петли затянутый. И разговор с ним вышел коротким. “Пошто тихого хлопца обидели?!” — “В Грикляндии согрешил. Грядет возмездие. Пускай ждет и не играется”. Зачитал адъютант статью закона, захлопнул талмуд — и-а-аф! — и сухо откланялся.
И впали синеокцы в уныние. Задрожали сметливые хлопцы и девки, затряслись: запахло розгами. Пыл боевой угас, контролеры им повсюду мерещились. Выходили они на игрища, руки плетьми обвисали, ноги, словно в кандалах, не двигались. Ничего поделать не могли — потом их в родной стороне за саботаж к ответу призвали, с довольствия царского сняли.
И только одна отважна молодица никого не боялась. Дядька Фимка стоял за нее горой, на все был готов, лишь бы оправдала надежды его сокровенные. Успокаивал, приговаривал, мол, ничего не боись, прикрою. Вышла она в круг, взмахнула рукой — и померк диск солнца. Восторг золотом залил синеокский стан.
Жаль, застолье кипело недолго. Ночь взорвала ужасная весть: “Люди, молодица тоже зельем баловалась!” Поперхнулась ватага, зазвенело стекло. Куда бежать, что делать? Знающие люди по углам шушукаются: “Допинг- контроль… Новая метода… 130 дней…”
И доподлинно стало известно, что в немилость, под подозрение жуткое, попали контролеры давешние, с которыми ушлый мужичонка, в остроге запертый, вась-вась был. Их проверка у синеокцев как раз в этот срок — 130 дней — проходила! И по бумагам ничего не нашла. Страшные силы они тем самым на себя накликали, уже и полиция иноземная заинтересовалась. И чем все это закончится, даже предсказать не беремся.
Но князькам нашим сам черт не брат! Они стремились доказать, что не лыком шиты и к тому же историей научены. Дело в том, что четыре года тому для их предшественников игрища тоже бедой обернулись. Зело успешен был тогда все тот же тихий хлопец на пару с товарищем. Оба призов наворочали, вот только до дому снести не поспели. В самый неподходящий момент зелье в их утробах екнуло и на приборах заморских зафиксировалось. Надо было кашу расхлебывать, князьки помчались, хотели решить дело наскоком — мок! — да опять просчитались. Поиздержались на игрищах, поистратились, так с пустой мошной и приперлись. А им: “Двадцатник на бочку!” Как выстрел в упор. Вывернули карманы, давили на жалость — тщетно. И закрутились жернова допинговых судилищ…
Нынешние князьки урок учли и, несмотря на кризис, прихватили с собой на игрища побольше зелени. Им невдомек, что, поддавшись на провокацию, подтолкнут себя к еще более глубокой пропасти. Поэтому, едва грянула беда с молодицей, они схватили мешок, пощупали, сколько осталось: “Пятьдесят? Должно хватить!” И — растерялись: “Кому челом бить?” Побежали по стану, опрашивали каждого встречного-поперечного. Кто шарахался, кто смеялся. Вот, кажется, когда князьки пожалели, что засадили ушлого мужичонку в казенный дом. Он бы теперь пригодился!..
В общем, все равно всучили мешок кому-то. Порозовели, успокоились. Фимка молодицу восвояси отправил. Народ захмелел от радости… Вдруг опять переполох! Запричитали, заохали. Дать-то дали, да не тому! И призвали их к ответу: “Зелье кушали ли вы?” “Нет!” — держался Фимка твердо. На том и домой воротились, стали думу думать, как иноземцев вокруг пальца обвести да из коллизии выбраться.
И тут в чью-то голову шальную мысль преумная пришла: “Это ж Фимка расстарался! Мочи его, дундука!” Дядька долго отпирался, кулаком бил в грудь, божился. Но никого не убедил. Шепнули ему: “Или все на себя, или сам в острог к мужичонке ушлому”. Идиот, мол, кинул зелья колдовского в кофеек. И сварганили писульку, обсказали, что и как: “Молодица не грешна! Более того — безвинна! Будьте милостивы, судьи, скостите срок. Дядька Фимка болен дюже, зельем пользовался сам”. И отправили: и-а-аф! Ждут-пождут, а люд смеется: “Ловко закрутили, княже! Зелье просто не подсунешь — так горько оно. И гадко. Хлебанул — с души воротит”. Исстари его глотали для поднятия силы грубой.
Долго ли, коротко ли, пришел ответ — и-а-аф! “Сказку вашу принимаем. Только закавыка имеется: подтвердить бы надо у андролога-старца — на предмет ПСА”.
Снова ломали головы князья: “Что такое ПСА?” А ответ давать уж скоро: на все про все четыре дня! Три дня продумали, ни к чему не пришли. На четвертый день побежали искать сговорчивых старцев, мужских лекарей или, как их мудрено величали в письме заморском, специалистов ити ее андрологии. Лекари картину пояснили: ПСА есть простатный антиген. Если мужик пожил изрядно, как тот же Фимка, а ПСА взлетел, — зелье чертово и в могилу сведет. Долго репу чесали: как же в таком случае быть? Какой здравый лекарь такое пропишет? Долго искали, сговаривались, но за зеленые целковые справку состряпали.
Отослали. Ждут опять. Там поверят — будет чудо. Нет — мало никому не покажется. Прихватят всех! Да так, что последние неприятности цветочками покажутся. В вале гневном захлебнутся кавой девки, и тряси не тряси мошной — не спасет. Разве что саботаж останется, захлестнет…
Это сказка. Может, быль. То иль то, намек один: не играйте с зельем гадким.