Теннис. Не наше лото

Да и сам пресс-центр хорош: деревом отделан, двери красивые, все чинно-благородно, с “пардонами” и “мерси”. Девочки все вежливые, улыбаются. Журналист ушел — тут же подойдут, все салфеткой после него протрут для стерильности.
Свои неудобства и здесь есть, но они в основном с непривычки, по незнанию. Например, оказывается, пресс-конференцию надо заказывать заранее. Не заказал — не будет пресс-конференции. Зато заказали — все для вас. Сначала скажут по громкой, в какой комнате состоится. Но сидеть и ждать не обязательно. Можно спокойно работать. Когда клиент дойдет до кондиции, вам и об этом объявят в репродуктор: “Петра Квитова на пути в комнату для пресс-конференций”. И тоже можно направляться в ту же комнату “препарировать” бедную Квитову.
Медиатрибуна главного корта Уимблдона нынче поделена на две части. Одна — под самой крышей, откуда неба и большей части трибуны напротив вообще не видать — только первые ряды самой виповской ложи. Наверху свищут ветра: лучше приходить серьезно одетым или одеваться уже на местах. Солнце в Англии редко светит в принципе, а на ложу прессы центрального ни один луч не упадет никогда. Ну, может быть, раз в сто лет, когда будут ремонтировать крышу над ним.
Вторая часть мест для журналистов — ближе к корту, в секторе 205. Она для тех, кому ни розеток, ни интернета не нужно. Стоят там совершенно простецкие лавочки, обычно предназначенные для зрителей. По случаю Олимпиады на них появились наклейки гламурно-розового цвета с надписью “Press” и “Presse”. “Presse” — это по-французски. Олимпийские указатели вообще все на двух языках. На них сразу проступает нежелание французов заимствовать английские слова. То, что на английском занимает два слова (например, “press workroom”), на французском со всеми артиклями и предлогами — все шесть (“salle de travail de la presse”).
Микст-зона — уникальная в своем роде. Она на балконе, который расположен на крыше пресс-центра. Виды с него на корты открываются красивые. Вот на 14-м играют испанцы с хорватами. Крохотная для такого матча трибуна заполнена полностью. В микст-зоне пока — одинаковые с лица братья Брайаны. Вид у американцев серьезный: только что они еле выиграли сложный матч. И лица серьезные, и кепки серьезные, и кроссовки серьезные, и сумки серьезные, не говоря уже об ответах на вопросы. И только брелоки “Nesquick” на сумках выглядят совершенно мультяшно и портят общую картину. Сейчас они пойдут думать над своим поведением, а на их место придет Вика Азаренко.
Я не знаю, с чего коллега Лобандиевский одно время считал, что не чемпионский у Вики характер. Она держится как человек, который может обыграть кого угодно во что угодно. Даже Серену Уильямс в теннис. Это совершенно чемпионская стать победителя, которой не нужно ничего никому доказывать.
Единственный минус микст-зоны — ветра на верхотуре дуют неслабые. “Можно последний вопрос, а то я уже замерзла”, — говорит журналистам Азаренко. Вика отвечает на вопросы, как шашистка, которая играла все эти партии сто пятьдесят раз. Она не задумывается, потому что нечего над такими вопросами задумываться: как игралось, да как подача, да чего подумали, когда соперница… Я не знаю, что у нее спросить, чтобы эта шашечная партия пошла по несыгранному еще Викой плану. Я бы, наверное, спросил “Как ты относишься к Ксении Собчак?”, потому что мне мерещится, что Собчак играет в похожие “шашки”. Ее трудно удивить вопросом, но если не удивишь, то и не узнаешь ни черта. Скажут тебе то же самое: тяжелый матч, думайте, что хотите.
Мне кажется, они похожи. Они ждут подвоха. Всегда. У них блестящая реакция, они не простят вам ни одной ошибки. Вот как раз журналисты попутали Возняцки с вылетевшей давным-давно Радваньской — моментально поднятая бровь: “Радваньска? Вы что-то плохо информированы”. Это абсолютная реакция чемпиона. Собчак бы вколачивала гвозди точно так же. Они готовы, молотки у них уже в руках.
Нет, Вика говорит совершенно расслабленно, безо всякого намека на агрессию. Но ты точно знаешь: одно неверное движение — и уж она не смолчит. И ничего не поделаешь. Другие люди не выигрывают “Australian Open”.
Я не понимаю, как так получилось, но мы ничего не знаем наверняка про первую ракетку мира. У нас есть колода предрассудков насчет Азаренко, и не исключено, что половина, а может, и все они — чистая правда, но доподлинно это науке пока не известно. Все, что мы обсуждаем, — сплетни разного уровня. Мы толчем их в ступе, потому что толочь нам больше нечего. Мама, машина, бойфренд, собачка — и все это по кругу. Не переживайте, нам не надоест.
Вы знаете, оказывается, здесь можно попробовать заказать общение один на один с каким-нибудь игроком. Забавно, что спрашивают даже: будете говорить только в случае победы или после поражения тоже? Конечно, заполнил для очистки совести на Вику — при любом исходе полуфинала. Не глорихантерства же ради.
Я ни разу в жизни не купил лотерейный билет, но теперь представляю, с каким чувством люди играют каждую неделю в “Наше лото”. Шансы на выигрыш квартиры микроскопические, но хочется очистить совесть. Моя теперь абсолютно чиста. Чтобы получить хоть какой-то эксклюзив с Азаренко, я сделал все. Ясное дело, что квартиры мне не получить. Но кто возьмет билетов пачку, тот… скорее всего, поедет на следующий день на гребной канал на Карстен, а потом уж на теннис можно запросто не успеть.
А вдруг Вика скажет: “Ладно, подайте сюда этот “Прессбол”. А “Прессбола” и нету, он весь на гребном канале. Но все равно главное же совесть, а она все равно чиста. В конце концов, финал может затянуться. И с медали Карстен можно будет переехать на медаль Азаренко.
На центральном корте все болели за Кербер. Это, наверное, правильно. Всегда болеют за слабейших. Не то чтобы совсем уже оголтело, хлопали всем хорошим розыгрышам, но эта предвзятость к Азаренко чувствуется. Играй эта Кербер с Сереной, немке бы не досталось ни единого лишнего хлопка. А здесь ее гонят на сенсацию, потому что хотят не просто фаворитской крови. Они хотят крови Азаренко. Вот Вика, погорячившись, бьет в угол, совсем рядом с болбоями. “Бу-у-у!” — гудят трибуны. Вику не любят, как не любят Собчак. Это нелюбовь одного и того же толка.
Они обе привыкли к этой нелюбви. Она делает их жизнь абсолютно понятной: свои здесь, чужие — там. Эта нелюбовь помогает им играть и выигрывать. В теннис на корте, в шашки в интервью, во что угодно в жизни. “Наше лото” — это для всех остальных.